«Мёртвый дедушка лежит на полу, а я ищу на нём крошки»: память о блокаде
Восьмого сентября 2022 года исполняется 81 год со дня начала блокады Ленинграда, одного из самых жестоких военных преступлений нацистской Германии против мирного населения Советского Союза. В этот день установлен День памяти жертв блокады Ленинграда, в городе и области пройдут различные памятно-траурные мероприятия, у мемориалов и на кладбищах лягут цветы, в память о погибших зажгут свечи. В этих церемониях примут участие и уже немногочисленные блокадники, которые всю свою жизнь хранят в себе воспоминания о тех страшных и героических днях в истории нашего народа.
Уроженка Ленинграда, блокадница Флора Зиновьевна Геращенко, многие годы прожившая в заполярном Мурманске, но недавно вернувшаяся на малую родину, в Петербург, рассказала о том, что значила блокада для неё, тогда еще совсем маленького ребенка, и её семьи, о том, какие испытания пришлось перенести её близким.
Флора Геращенко (в девичестве Гитман-Шпигельман) родилась 23 октября 1940 года в Ленинграде. Вместе с матерью и дедом проживала в доме 15 на 15-й Красноармейской улице. Когда началась блокада, ей было чуть больше десяти месяцев.
По воспоминаниям моей мамы я рано пошла и начала говорить, была озорной и веселой девочкой. Блокаду я, конечно, помню плохо, но подсознание на всю жизнь запомнило голод, холод и бомбежки. Мама рассказывала, что когда начался голод, я перестала ходить и говорить. В моем «словарике» осталось единственное слово — «дай», — говорит Флора Геращенко.
Её мать работала и поэтому отказалась ехать вместе с родными в эвакуацию, осталась в блокадном Ленинграде. Вместе с ней остался её отец, дед маленькой Флоры. Он умер в декабре 1941-го, не пережив самую тяжелую и голодную первую блокадную зиму.
Мама до конца жизни не могла спокойно вспоминать блокаду. И всегда неизменно повторяла: «Лишь бы не было войны!»
Когда же мама рассказывала что-то про войну (если я, уже будучи взрослой, приставала с расспросами), она тут же задыхалась в слезах, и я оставляла попытки вытащить на свет её воспоминания. Есть лишь несколько эпизодов, которые мне удалось записать с её слов. Их немного — всего три, но пережить такое по силам не каждому.
Эпизод первый:
Когда в первую блокадную зиму дедушка умер от голода, мамы не было дома. Она ходила за водой, которую носила домой в маленьком бидоне. Вернулась и видит: мёртвый дедушка лежит на полу, а я ползаю по нему, дергаю за голову и собираю крошки с его лица и с пола. Мама повезла деда на пункт приёма умерших, но на улице упала в голодный обморок. Добрые люди «откачали» её и сами из последних сил привели домой. Кто-то дал маме несколько крошечек от сухаря, а она отдала эти крошки мне. Низкий поклон тем людям — они буквально спасли мне жизнь: не приведи они маму домой, я просто замерзла бы одна в неотапливаемой комнате.
Эпизод второй:
Потом мама узнала, что можно сдавать кровь и получать взамен что-то съестное. Всеми правдами и неправдами мама сдавала кровь значительно чаще, чем это возможно. Мама спасала меня своей кровью. У неё была редкая группа, а мы обе слабели, пухли от голода. Я уже практически умирала, когда маму со мной отправили в эвакуацию. Был уже май и, как говорила мама, мы последними машинами ехали по Дороге жизни. Всё, что мама взяла с собой из семейных ценностей, она поменяла на хлеб. Почти весь наш нехитрый скарб утонул. Чемодан с вещами был в другой машине. В ту машину попала бомба, а мы, слава Богу, уцелели.
Эпизод третий и пожалуй самый страшный:
Об этом рассказала мне уже не мама, а её подруга, Евгения Струцовская. Однажды, придя с работы домой (мы жили в одной квартире), тетя Женя увидела, что мама размешивает с водой какую-то массу и с ужасом поняла, что это — отрава для крыс. Схватив тарелку с готовой массой «для блинов» (так ей сказала моя мама), она выбросила всё это в ведро с отходами и выкинула на улицу. Мама полезла драться с тетей Женей, кричала, что ей нужно чем-то кормить ребенка. Потом от всего этого впала в беспамятство.
… Эвакуировавшись из Ленинграда, Флора и её мать попали в Калининскую область, в город Кашин. Здесь они впервые узнали, что такое блокадное братство, связавшее всех ленинградцев в годы тяжелых испытаний.
Мама долго ходила по домам и просила пустить нас переночевать, но дома местных жителей были переполнены эвакуированными. Я дико кричала от боли (у меня был кровавый понос от хронического голода).
Но в Кашине была эвакуированная из Ленинграда редакция газеты, правда не помню, какой именно. Эвакуированные ленинградцы были практически одной семьей. Маме дали работу, меня определили в больницу, где врачи чудом вытащили меня с того света. Постепенно я начала вставать на ноги.
В эвакуации мама разыскала свою сестру, и мы приехали к ней в Ступино (Московская область). В эвакуации меня долго лечили, но снова я стала ходить и говорить еще не скоро…
«Война очень страшная вещь, особенно для детей, даже таких маленьких, какой была я», — говорит Флора Геращенко. Она рассказала, что когда в 2004 году произошел чудовищный теракт в Беслане, ей стали сниться сны, где за окном раздавался грохот. «Я ощущала дикий ужас, холод и мне хотелось есть. Я просыпалась в холодном поту и не сразу понимала, где я и что со мной происходит. Даже обращалась к психологу. Мне просто и понятно объяснили, что до моего смертного часа моё подсознание будет помнить и голод, и холод, и страх от бомбежки», — поделилась блокадница.
И еще я очень долго хотела есть, и сытость появилась лишь после 12 лет, а это шел уже 1952 год. Я помню, как в 1948 году, живя в коммунальной квартире,
своровала котлеты у соседей и объелась, а когда меня стали пытать взрослые, я так и не призналась. Но этот случай помню до сего дня…
***
Флора Зиновьевна Геращенко, окончив техникум, вместе с мужем приехала в Мурманск в 1967 году. Работала по специальности на предприятии «Колэнерго» до самой пенсии. Была активной участницей организации мурманских блокадников. В 2016 году, будучи глубоко оскорблённой установкой в Петербурге мемориальной доски Карлу Маннергейму, под руководством которого финские войска помогали гитлеровцам морить ленинградцев голодом и убивать артобстрелами и бомбёжками, Флора Зиновьевна Геращенко подала иск в суд с требованием убрать позорную для Петербурга доску. В этой борьбе за уважение памяти о Ленинграде и Ленинградцах она, другие общественные активисты и ИА REGNUM добились победы. В 2020 году, уже после смерти мужа, Флора Геращенко вернулась в родной город, где живёт её семья.
Читайте ранее в этом сюжете: Блокаднице из Мурманска, судившейся по доске Маннергейму, стыдно за страну
Читайте также: «Надо объяснять, почему война началась. И о Маннергейме рассказывать тоже»