Эмигрантская проза — особая история в русской литературе. Одновременно масштабная, удивительная, завораживающая и вместе с тем так толком и непрочитанная, словно зашифрованная в заморском саде расходящихся тропок. Да и что в принципе отнести к эмигрантской прозе? Тоже ведь вопрос!

Цитата из видео «#Севастополь2018 станет процветающим центром юга России — Константин Кеворкян» пользователя ForPost
Константин Кеворкян

Рассказы Ивана Бунина? Произведения Иванова, Газданова, Мережковского? Тогда что в таком случае определяет «эмигрантскость» сей прозы? Лишь тот факт, что писатели, её создавшие, находились вне исторической Родины, вне России? Но написана-то эта проза на русском языке и, если угодно, на русском материале. Возможен ли американский или французский Бунин? Представляем ли мы себе такого «зверя»? Вырван ли из русской реальности Газданов, сколь бы усердно и ловко он ни осваивал западные традиции?

Пожалуй, — и тут я выскажу весьма спорное утверждение — в вопросе эмигрантской литературы уместнее всего было бы говорить о Владимире Набокове, ставя его в пример. Хотя бы в контексте его перехода от русского языка прозы к английскому. Стихи классик, напомню, всегда создавал на русском. А вот — и это уже другая волна — «Эдичка», «История его слуги» Лимонова и многие тексты Довлатова — эмигрантская проза во многом не столько в языке, сколько в способе мышления, в мировосприятии в целом, в modus operandi и modus vivendi, выражаясь старомодно.

Не знаю, думали ли перечисленные мною авторы, что когда-нибудь они покинут Россию. Но я уж точно никогда не мог предположить, что эмигрантами окажутся те украинские писатели и публицисты, которые из-за политических преследований уедут с Украины, и не куда-нибудь в Нью-Йорк или Париж, а в соседнюю Россию. И совсем трагикомично (да, и комизм здесь тоже имеется, как бы это ни прозвучало) — переберутся они в Крым, который сам переместится из одного государственного и смыслового пространства в другое. Сколь странные движения на фоне гигантских разломов тектонических плит.

Однако именно такая судьба была уготована харьковчанину Константину Кеворкяну, у которого до 2014 года в родном городе было всё хорошо и даже лучше. Однако, когда оранжевые брожения за десять лет перешли в волнения евромайданные, Кеворкян в отличие от многих приспособленцев, не принял новых реалий, смердящих лицемерием, русофобией и дымом покрышек, а продолжил говорить правду, как он её понимал. Как и другой уроженец Харькова — старший товарищ Эдуард Лимонов.

Дарья Антонова ИА REGNUM
Эдуард Лимонов

Две эти фамилии я ставлю рядом отнюдь не случайно. И не только потому, что в книге Кеворкяна «Жизнь как приключение» с подзаголовком «Писатель в эмиграции» (тут мы делаем реверанс в начало) есть симпатичные эссе о Лимонове. Вот, например, Дед не на баррикадах и не в бункере, а у себя дома — каков сюжет, а? «Он мужественно стоит на своём, даже когда шаркает стоптанными кроссовками по своей полупустой квартире. После страшной операции, в аскетизме на грани бедности, в чистоте дисциплинированного бойца. За всем этим я вижу одиночество того, кому подвластна вечность. Когда она придёт, он будет аккуратно собран и привычно молчалив». Сильно, не правда ли?

Упоминаю я две эти фамилии рядом в первую очередь потому, что публицистика Лимонова и Кеворкяна во многом есть ключ к пониманию произошедшего и происходящего на Украине. Возможно, читай их кто там, на верхах, и многое могло бы пойти несколько иначе, не поскользнулись бы мы на лужах братской крови. Лимонов и Кеворкян вгрызались в самую суть украинского конфликта и решали его как математическую задачу; что особенно важно — они давали ответы/рецепты. Причинно-следственные связи, типажи, мотивации, решения — всё это есть в их книгах, и, да, повторяю, я никогда не пойму, отчего они так и не стали своего рода пособиями по украинскому вопросу.

Собственно, моё знакомство с творчеством Кеворкяна и началось с его публицистики, а после было прочтение двух монументальных работ: «Опасная книга» и «Фронда». Первая — это насколько фундаментальное, настолько и увлекательное исследование феномена нацистской пропаганды, чьи манипулятивные техники оказываются живее других и используются поныне, обрастая новыми приёмами и коннотациями. «Опасная книга» — не о прошлом, нет, она прежде всего о настоящем, о том, что каждый день зримо и незримо воздействует на нас, стараясь превратить в рабов стильно одетого и вкусно пахнущего зла. «Фронда» же рассказывает о советской интеллигенции, и главное достижение книги — в том, что Кеворкян говорит с мудрой симпатией о тех, о ком говорить либо не принято, либо, скажем так, весьма неприятно.

Обложка книги «Опасная книга» Константина Кеворкяна
Обложка книги «Фронда» Константина Кеворкяна

Последняя на сегодня книга Константина называется «Жизнь как приключение», и, по сути, её точка отсчёта — прощание с Харьковом, с Украиной и вынужденный переезд в Севастополь. «Контраст был разительный, — пишет Кеворкян, смотря телетрансляцию, как в Харькове расстреливают двух антимайдановцев. — Пути Украины и Крыма разошлись». Разительный, да, но ключевой вопрос здесь намного шире, глубже, объёмнее, и он нависает над всей книгой Кеворкяна. Впрочем, может, и не только над книгой, но и над всей жизнью — жизнью его и таких, как он.

Куда, как и когда разошлись пути двух Украин — правильной и неправильной? Важный, фундаментальный вопрос. Потому что произошла чудовищная подмена. Годами на украинской территории прививались ложные ценности и разрушительные нарративы, и подлинная Украина заменялась жутким суррогатом, сваренным из национализма, примитивизма, симулякров европейского рая и воинственных паттернов, рождающих в украинцах деструктивную двойственность. Когда, например, национализм — это и не о нации вовсе, а сугубо о продаже и перепродаже. Эту двойственность Кеворкян прекрасно показывает в своей книге. И, конечно, прощается с ней: «Обернулся назад, где низким горизонтом простиралась Украина, и первый раз за несколько месяцев почувствовал себя в безопасности. Теперь всё будет хорошо. Сел в машину и поехал вперёд — не торопясь, смакуя дорогу и даже насвистывая что-то игривое».

Но прощается ли он с самой Украиной? Нет, конечно. Он хочет вернуться и знает, как многое исправить. Кстати, одна из самых трогательных страниц в книге начинается именно с этих слов: «Когда я вернусь, нужно будет сделать множество дел…» И дальше — перечисления, потому что Харьков не будет оставлен, как не будет оставлена и правильная Украина. За неё можно и нужно бороться. За ту Украину, что созидает, что не надкусывает, но кормит, что рождает своё без дешёвого гонора.

(сс) Ekaterina Polischuk
Харьков

«Так союзно и вместе могли веселиться только люди, для которых слово Родина звучит природно, громадно. Вы хоть понимаете, что Родину можно любить без вышиванки? Без танков? И даже без наложения на себя рук во время исполнения гимна». Это написано о другом времени, да, но разве не актуальны данные слова и сегодня? Есть иная Украина, достойная и себя, и других. По ней тоскует Кеворкян, о ней он пишет с любовью, и любовь эта передаётся читателю. В современном мире, расшатанном конфликтами, лично мне это видится особенно важным.

Ну и бонусами в книге — отличные эссе и очерки о Москве, Санкт-Петербурге, Крыме, поколенческие вещи, мемуарные зарисовки — всё это исполнено Кеворкяном в лёгкой манере, но с максимально точной оптикой восприятия. Особый талант — писать о серьёзном, глубинном без тяжести слога, без патетики, подчёркивая суть ненавязчивыми штрихами, пряча порою за смешливыми нотками мудрую грусть тех, кто обязательно хочет вернуться туда, где можно и нужно говорить о серьёзном. Собственно, книга Константина Кеворкяна, как мне видится, приглашение именно к такой беседе.