Несколько неудобных вопросов о войне и мире
В предыдущей статье, «Манифест русского оборонца», я обещал не кричать с виртуальной трибуны «глупость или измена» в период боевых действий, когда речь идет о самом праве России на существование. Это так, и от слов я не отказываюсь. Но я и другие патриоты вправе задавать и ставить волнующие нас вопросы, единственным ответом на которые не может быть «начальству виднее» — в качестве оптики российского начальства мы неоднократно убеждались на практике.
Прямо сейчас идут так называемые мирные переговоры с Украиной. Они странны морально-этически и репутационно после террористического удара по центру Донецка. Кстати, по этой же причине они странны и с точки зрения прагматики — вряд ли режим, параллельно переговорам совершающий тягчайшее и ничем не обоснованное военное преступление против мирных жителей, которых формально считает согражданами, можно считать договороспособным.
На тему переговоров и вообще военно-политических целей России регулярно высказываются: сами переговорщики, видные представители российской дипломатии и вообще статусные официальные лица. Одно заявление в определенном ключе можно считать личным мнением. Целую серию расценивать как личные мнения сложно.
Между тем заявления идут именно в определенном и очень пугающем ключе. Пугает сам факт заверений, что переговоры идут тяжело, но небезуспешно, и стороны вот-вот приступят к обсуждению юридических нюансов соглашений. Украинская делегация, в принципе, заявляет о том же, но для нее — и она этого не скрывает — нюансы заключаются в сроках передачи Крыма обратно и в размерах российских репараций. Допустим, подобные требования — тяжелый необсуждаемый бред. Но Украина не скрывает и того, что стремиться как раз связать и утопить нас в своем бреду.
Принцип «дипломатия — путь обмана», помноженный на онтологическую лживость и антирусскость «проекта Украина», делает компромиссные разговоры и даже договоренности с Киевом изначально юридические ничтожными. Кто будет их гарантом и кто осудит Зеленского, если он немедленно и торжественно выкинет их в утиль либо столь же торжественно обессмыслит по образцу «Минска-2»? Уж не Запад ли?
Представители российского официоза заверяют, что Россия не стремится к отстранению Зеленского и его команды от власти. Эти заверения прямо противоречат тезисам нашего верховного главнокомандующего, которыми фактически была обоснована наша военная операция: Украину в заложники захватила преступная шайка, держащая в заложниках собственный народ, следовательно, если шайка и имела выборную легитимность, то за три года её утратила. В первые дни операции Владимир Владимирович еще раз подчеркнул, что с киевской властью разговаривать не о чем.
Продолжим мысль — разговаривать если о чём-то и можно, то о капитуляции с последующим немедленным низложением ее киевских подписантов. Обращаясь к истории вопроса, можно вспомнить, что в годы Великой Отечественной/Второй мировой тогдашний наш верховный главнокомандующий поначалу с недоверием встретил сам термин «безоговорочная капитуляция», увидев в нём желание англо-американцев воевать за полный разгром Германии до последнего советского солдата. Сталин предложил Рузвельту определить конкретные условия капитуляции: «А именно: сколько вооружения, средств транспорта и прочих военных материалов должен выдать противник, а также какие территории союзные войска намерены занять в залог выполнения этих условий, и огласить их». Но речь точно шла о переговорах не с Гитлером, а с его гипотетическими и менее скомпрометированными преемниками; кроме того, не предлагалось долго и утомительно согласовывать условия — их выдвигали союзники, а Германия была вольна принять — либо воевать дальше, если, конечно, есть возможность. В итоге дошло и до капитуляции с односторонними условиями, и до решения союзниками дилеммы — пытаться искусственно поддерживать жизнь и законность в малодееспособном и нацистском по сути правительстве Деница либо брать всю полноту власти на территории бывшего Рейха. Дилемма ожидаемо разрешилась в пользу второго варианта, хотя англичане вполне рассматривали первый.
Сейчас украинский режим находится в переходной стадии от Гитлера к Деницу, хотя обоих олицетворяет один и тот же человек. Если Зеленский (и, конечно, его окружение) ответственны за всё, что происходит, — разговаривать с этим коллективным субъектом не о чем. Если они потеряли контроль над страной — тем более, о чём с ними говорить? Без «Декларации о поражении Украины» не обойтись. Иное не только морально проблематично и юридически нелепо, но и технически бессмысленно.
Сегодня была озвучена идея «нейтрализации Украины по шведскому или австрийскому образцу». Обе модели неприменимы в текущей ситуации, а их муссирование говорит о слабом знакомстве с историей. Австрийский государственный договор, провозгласивший нейтралитет этой страны, стал следствием Второй мировой войны и обозначения союзниками статуса Австрии как жертвы, но и активной соучастницы Германии. Параметры договора были в основных чертах определены компромиссом самих союзников, австрийцам оставалось принять их либо оставаться под оккупацией.
Точно так же шведский нейтралитет стал следствием столетия тяжких военно-геополитических поражений, начавшегося под Полтавой, и добровольного согласия шведов с утратой статуса великой и воинственной державы. При этом сейчас Швеция отчасти возвращается на исходные позиции — из всех европейских стран, не входящих в НАТО, она наиболее агрессивно настроена к России, да и иным натовцам вроде Венгрии и Греции даст фору. А ведь потенциал генерирования угроз в нашу сторону у Швеции и Украины несравним — Украина это угроза не только территориальная, но и цивилизационная. «Шведизированная» — уже даже не «финляндизированная» — Украина это та же Украина, что была до 24 февраля, лишенная, возможно, определенных видов вооружения, но вооруженная главным и самым опасным — реваншизмом.
Наконец, главное. У наших противников велик соблазн представить российскую спецоперацию — борьбой мужественного украинского Давида с огромным и зловещим российским Голиафом. Но на самом деле российский Давид сражается с западным Голиафом, а Украина — смертоносное оружие последнего. Это борьба за наше будущее и за само наше существование. Давид может победить Голиафа, если отдаст больше сил, чем у него есть, и если им движет сверхмотивация. А «нейтрализация Украины по шведскому образцу» — это сверхмотивация?
Мы не знаем, насколько президент в курсе реального содержания и информационной оболочки идущих переговоров, не знаем, в курсе ли он, что его публично предлагает убить глава украинского МИД Кулеба. По идее, должен быть в курсе от и до. Не знаем мы и того, в какой степени и насколько искренне российское руководство, включая Владимира Владимировича, раньше ассоциировало свою судьбу с Россией. Но теперь судьба и Родина спаяны неразрывно. Поражение (а любой «Минск» и «Хасавюрт» — поражение) значит не только катастрофу для России, но и скорое исполнение влажных мечтаний Кулебы.
Верховный главнокомандующий не только полностью связал свою и России судьбы. Он превратился из управляющего и председателя совета директоров «ЗАО Россия» в истинного хозяина земли русской, взяв в свои руки всю полноту власти и принятие окончательных судьбоносных решений. Это двоякая ситуация. Она страхует от принятия решений, убийственных для России и самоубийственных для него лично. Но она и многократно повышает давление на него системы. Системы чудовищно порочной и прогнившей. Вспомним раннюю весну 1917-го и визит думской делегации к Николаю II, закончившийся отречением государя от престола. Владимир Владимирович — не Николай Александрович, не лучше и не хуже, просто другой человек. Но и нынешние «элитарии», в том числе трубадуры «без пяти минут мира» с Украиной, не чета даже февралистам, многие из которых, типа Милюкова и Шульгина, искренне считали, что демократическая Россия более успешно завершит войну. Они хотят и готовы обменять победу и само существование суверенной России на личное благополучие. И в средствах будут стесняться еще меньше.
Скажем и об идеологическом обеспечении операции. Откровенно тревожит полное и, кажется, осознанно-подчеркнутое вымывание из ее лексикона слова «русский» и соответствующего целеполагания. При этом вклад других народов не только не ретушируется, но и всячески пропагандируется и организационно продвигается. Никто не против, если участие бойцов Р. Кадырова в операции станет символом и, главное, осязаемым эффективным залогом перехода очень сложных русско-чеченских отношений в русло соработничества, как на фронте, так затем и в мирной жизни. Почти тридцать лет слово «Грозный» было не только топонимом, но и синонимом кровопролитных разрушительных боев и полного разрушения окружающей городской среды. Теперь дети солдат, смотревших тогда друг на друга через прицел, вместе избавляют Мариуполь от судьбы Грозного. Разве это плохо? Но навязчивое отдельное позиционирование приводит, например, к тому, что наши искренние иранские друзья передают привет сражающейся против американской гегемонии «коалиции России, Китая, Белоруссии и Чечни». Вот это очень плохо.
Некоторые люди, лукавящие или искренне заблуждающиеся, считают, что слово «русский» оскорбит всех остальных, а мысль об освобождении русских земель… поощрит внутрироссийских сепаратистов. Но ведь всё наоборот! Не сила русского народа и укрепление его самосознания представляет угрозу целостности и гармоничному развитию страны, а напротив, его насильственно законсервированная и узаконенная слабость. Когда русские на подъеме, наступают и пересматривают антирусский миропорядок, их поддерживают и самые неоднозначные попутчики, причем не рефлектируя и не проецируя смысл этого наступления на свои узкоплеменные интересы. Весной 2014-го, тогда еще не переименованной из Русской в стыдливую «Крымскую», глава Татарстана Р. Минниханов летал в Симферополь, чтобы уговорить крымских татар принять возвращение полуострова в родную гавань, а тот же Кадыров заявлял о готовности лично вместе с отрядом своих бойцов выехать на Украину, чтобы защитить русских людей. Кстати, определенное количество чеченцев в Донбасс тогда поехало.
Что плохого, если мы, в полном соответствии с речью верховного главнокомандующего от 21 февраля, будет говорить не только о благородной денацификации, но и восстановлении исторической справедливости — освобождении русских земель? Донбасс и Новороссия — земли, которых осваивали люди разного происхождения и вероисповедания, но собранные вокруг русского ядра, спаянные русской культурой, языком и цивилизационным выбором. Они — лучшее свидетельство, что Русский мир не про черепомерки и дотошное высчитывание малейших процентиков крови.
При этом вызывает тягостные чувства доведенное до опасного абсурда использование слов «национализм» и «националисты» с негативным акцентом. Никто не уточняет, что речь о конкретном украинском национализме, не употребляются уточняющие определения «крайний», «агрессивный», «шовинистический». Отброшено поначалу также используемое слово «нацизм», более точное применительно к украинской идеологии. Но о какой денацификации можно речь, если о нацизме речи нет? Еще одна грань абсурда в том, что после провала изначальной попытки отделить ВСУ от «националистов» в «националисты» скопом записали все ВСУ. Мы уже практически не слышим в наших сводках упоминания украинской армии, только «националистических отрядов».
Если указания вашего покорного слуги на небезопасность подобной словесной эквилибристики для кого-то неавторитетны — послушайте верховного главнокомандующего, как-то сказавшего: «Самый большой националист в России — это я. Но самый правильный национализм — это выстраивание действий и политики так, чтобы это пошло на благо народа».
15 марта предельно и незамутненное официозное РИА Новости публикует интервью директора Второго департамента стран СНГ МИД А. Полищука с вынесенным в шапку провокационным подзаголовком «ДНР и ЛНР сами решат вопрос о возврате в состав Украины». При прочтении материала выясняется, что акценты расставлены несколько иначе — Полищук подробно рассказывает о восьми годах издевательств Украины над Донбассом и о мерах, принятых Россией для пресечения этих издевательств, а затем, видимо, риторически и не без иронии произносит фразу «лучше спросить Донецк и Луганск, возможно ли их возвращение в состав Украины». 10−15% вины всё равно на Полищуке — в такое время с любой иронией надо быть предельно аккуратным. Но 85−90% на журналистах ведущих официального СМИ, допустивших такую чудовищную информационную бомбу в минуты, когда наших людей убивают и калечат бомбы самые натуральные.
Про спланированную и продуманную, несомненно имевшую множество сообщников выходку сотрудницы Первого канала в новостном эфире говорить вообще не приходится. Некоторые наши видные фигуры радуются, что барышне всего лишь вчинили штраф в 30 тысяч — мы, дескать, не уподобились Украине, где провокаторшу бросили бы за решетку, а то и вообще убили руками «возмущенных патриотов». Простите, а что, между небольшим штрафом и длительным тюремным сроком промежуточных вариантов нет? Особенно странна такая снисходительность на фоне рядовых, не относящихся к Первому каналу «антивоенных» пикетчиков, которых тащат в кутузку за милую душу. На фоне же доставки в кутузку или угроз устроить такую доставку в адрес патриотов, желающих провести акции В ПОДДЕРЖКУ АРМИИ, снисходительность и вовсе кощунственна.
Недавно я впервые испытал постфактум чувство если не легчайшего удовлетворения, то понимания текущих итогов конфликта А. Навального и власти. Раньше мое отношение к этому конфликту было плюс минус «чума на оба ваших дома», с рядом существенных нюансов в обе стороны, а методы устранения Алексея с политической арены и определения его судьбы чисто по-человечески и вдобавок эстетически казались неприемлемыми. Но сейчас, в дни спецоперации, свобода Навального и его деятельности, цинично прерванная сомнительными поделками вроде «оскорбления ветерана», была бы равна несомненной гибели сотен русских солдат и тысяч мирных жителей. Полагаю, решение этого уравнения очевидно, и сбережение тысяч жизней стоит временного существенного дискомфорта Алексея и того цинизма, с которым оный дискомфорт был оформлен. Кстати, со стороны «русского Манделы» было бы очень сильным ходом заявить: «Я поддерживаю русскую армию, полностью сохраняя отношение к власти, собираясь в дальнейшем продолжить борьбу с ней и не стремясь получить никаких поблажек за свою позицию». То есть речь о возвращении к его собственным настройкам времен пятидневной войны с грузинами. Но с тех пор всё сильно поменялось, включая самого Алексея.
Чем же лучше барышня с Первого канала, для наказания которой, не людоедского, но хотя бы минимально чувствительного, не нужно мучительно раздувать слонов из мух, а достаточно использовать принятый самой же властью законодательный инструментарий? Более того, здесь юридически сложнее было взять и НЕ использовать имеющийся инструментарий. Но именно НЕиспользование волевым решением и произошло. Что ж, пробежка в эфире с плакатиком и истеричными воплями — десятки жизней. Фактическое поощрение выходки — сотни. Очень символичной здесь выглядит сумма в тридцать тысяч штрафа. Знаковое это число — тридцать.
Мы, граждане, не хотим и даже боимся кричать «глупость или измена». Мы знаем, что это чревато катастрофой. Но молчание по поводу вполне конкретных и очень тревожащих вещей чревато катастрофой не в меньшей степени. Мы готовы всецело поддерживать армию и быть неразрывной частью этой армии. Но именно армии, а не бессловесного пушечного мяса, торгуемого по гривеннику на рынке национального позора ради очередного «Минска» и «Хасавюрта».
Очень хочется быть услышанными.