Когнитивный диссонанс иностранного бизнеса: а будут ли убытки?
Надо сказать, что российский народ спокойно отнесся к пренебрежению им как рядовым потребителем, который ровным счетом такой же, как и во всем мире. На фоне заявлений о приостановке деятельности то той, то другой иностранной компании российский народ не стал обвинять международные бренды в расовых предрассудках, дискриминации и даже, несмотря на практически совпавшую с датами приостановки работы компаний масленицу, традиция которой предполагает сжигать чучело как символ проводов старой и встречи новой жизни, не бросил в топку некогда приобретенную брендовую одежду. Российские граждане просто-напросто, полюбив продукцию всех тех, кто пришел работать в Россию, цивилизованно распрощались (временно или навсегда) с ней, совершив покупки. Хотя, как известно, в тех же США на дискриминацию народ реагирует остро и дискриминирующим приходится несладко в такие моменты.
Тем временем, по мере всё большего числа иностранных компаний, заявляющих об уходе или приостановке своей деятельности в нашей стране, возникает всё больше вопросов — технических и, так сказать, риторических. Есть такое выражение: уходя — уходи, то есть действуй решительнее. Но решительности уйти окончательно и бесповоротно у иностранных компаний мы не наблюдаем. С другой стороны, да, это бизнес. В бизнесе — много компромиссов, как и в политике. Разница между политикой и бизнесом в том, что в политике учитывают национальные интересы, интересы своей страны и народа, а в бизнесе — свои, свои выгоды. Так вот, какую цель преследуют иностранные компании своим демаршем, если считать, что их действия не связаны с политикой, во всяком случае, на словах — хотя бы на словах Джен Псаки, заявившей, как писали СМИ, что Белый дом приветствовал «такие действия» целого ряда иностранных компаний, но закулисно к таким решениях их не подталкивал?
Так в чем тогда интерес иностранных компаний? Уходя — уходи! И тогда Россия сможет также окончательно принять множество решений и решительно их реализовать! Проведя ревизию, приступить к активному замещению продукции уходящих компаний. Так за чем же дело встало? Зачем иностранным компаниям нести убытки, собственноручно порождая их? К примеру, «Макдоналдс», как сообщало издание «Лента.ру», подсчитал, что ущерб компании от временного ухода из России составит 50 миллионов долларов в месяц. Основные расходы, по данным компании, будут связаны с зарплатой 62 тыс. сотрудников, которую обещано продолжить выплачивать, и с арендой помещений для 280 ресторанов по всей России. Вот такая как бы хорошая и ответственная компания, которая обещает выплачивать зарплаты, притом что сама же решила временно приостановить работу. Ведь никто ее не заставлял прекращать работать! Опять же, если верить словам Джен Псаки — пресс-секретаря Белого Дома! Налицо — когнитивный диссонанс. Но Россия — большая страна, и народностей в ней много, у каждой из которых есть своя народная кухня. Так что, если «Макдоналдс» решит и вовсе уйти с рынка, то это еще один шанс для более активного развития разнообразной кухни народов России.
Другой интересный вопрос: а будут ли эти самые убытки у этих самых иностранных компаний, решивших приостановить работу? И вот вам еще один пример: в конце июля 2018 года РИА Новости публиковало материал о том, как бренды сжигают вещи на миллиарды долларов, разъясняя, зачем они это делают. Так, сообщалось, что за 5 лет Burberry избавился от собственных изделий на сумму около 120 миллионов долларов. По подсчетам газеты The Times, бренд уничтожил порядка 20 тысяч вещей и с каждым годом эти объемы прирастают на 50% относительно предыдущих периодов. Аналитики фэшн-индустрии объясняли уничтожение нереализованных товарных запасов и даже рулонов нераспроданной ткани обычной практикой всех «дорогих этикеток», а одной из причин называли кризис перепроизводства. Одежда люксовых фирм настолько дорогая, что пылилась бы и в дисконтах — аутлеты не смогут ее распродать. Например, плащ Burberry стоит порядка двух тысяч долларов. С другой стороны, появление люксового бренда в дискаунтерах и стоках — удар по репутации, покупатели перестанут ассоциировать его с роскошью и престижем. Кроме того, приводилось и другое обоснование утилизации продукции: компании уничтожают непроданный товар из финансовых соображений. В соответствии с правилами таможенной и пограничной служб США, если ввезенный на территорию США товар не используется и уничтожается под контролем таможенных органов, компания вправе возвратить 99 процентов уплаченных на него пошлин, налогов и сборов.
Уничтожением непроданных вещей, как сообщало издание, грешат и куда более демократичные марки. В этом уличили британо-шведский модный бренд H&M. В октябре 2017 года нидерландское телевидение рассказало о расследовании, установившем, что с 2013 года компания сжигала по 12 тонн новой непроданной одежды в год. В H&M тогда заявили, что вещи действительно уничтожили, но только те, что не прошли тесты безопасности — в них нашли плесень и свинец. Однако в отрасли уверяли: главная причина всё та же — перепроизводство. Если раньше бренды масс-маркета вроде Zara и H&M выпускали в среднем по четыре коллекции в год, то сейчас чуть ли не каждую неделю. К такой гонке их подталкивает ежедневно меняющаяся мода — если что-то уже не в тренде, этого никто не купит. И вот здесь опять же возникает масса других вопросов. Приостановив свою работу в России, модные бренды вернутся с новыми коллекциями или всё же устаревшими? И какие ценники установят на свои товары? Попытаются отбить свои рукотворные убытки на российском рынке, запустив новый виток инфляции, так как в том числе их примеру могут последовать российские производители? Как говорится, время покажет. Но совершенно очевидно, что иностранный бизнес, может (!), того и не желая, всё-таки окунулся в политику. А в таких случаях сухим и чистым из воды выйти не получится.