Последствия кризиса на Украине почувствует весь мир — Bloomberg
Не стоит заблуждаться и считать, что «вторжение» России на Украину — это прискорбный, но локальный кризис, последствия которого ощутят только те, кто живет непосредственно в регионе конфликта. Война президента РоссииВладимира Путина создала, пожалуй, самый серьезный кризис безопасности в этом столетии, который будет иметь глубокие последствия для всего мира, пишетХэл Брэндс в статье, вышедшей 25 февраля в Bloomberg.
Безусловно, основное бремя ляжет прежде всего на эту бывшую советскую республику, которая обрела независимость всего три десятилетия назад и теперь стоит перед угрозой «национального исчезновения». Когда Путин говорит о «демилитаризации» Украины, он, вероятно, имеет в виду уничтожение ее вооруженных сил. Когда он говорит о «денацификации», он, предположительно, имеет в виду чистку украинских элит и установление марионеточного режима. Когда он утверждает, что «сменявшие друг друга российские и советские лидеры» «подарили» Украине большую часть ее территории, он вполне может предвосхищать масштабную перекройку карты.
Это экзистенциальный кризис для Украины, характеризующийся поведением — неприкрытой агрессией, насильственным захватом территории, — напоминающим темное, не очень древнее прошлое Европы. Но последствия военного нападения на крупную страну в критически важном регионе сдержать будет нелегко.
Грядут далекоидущие экономические последствия. США и другие западные страны готовят финансовые, технологические и коммерческие санкции, призванные не просто наказать Россию, но и нанести серьезный и долговременный ущерб ее экономике.
Эти санкции, возможно, не изменят расчеты Путина: процветание — не мера национального величия, которая вдохновляет его больше всего. Но это давление и любые российские контрсанкции, которые они провоцируют, увеличат инфляцию, повысят стоимость энергоносителей и иным образом потрясут мировую экономику, которая все еще ощущает последствия пандемии.
Последствий также стоит ожидать и в киберпространстве. Российские власти уже давно используют Украину как «испытательный полигон» для амбициозных кибератак, от которых иногда страдает и гражданская сфера по всему миру. Это может произойти снова, учитывая, что Россия атаковала Украину «цифровыми средствами» в качестве прелюдии к военному нападению. Кремль может намеренно вывести цифровую войну за пределы Украины, используя кибероружие, чтобы причинить боль демократическим странам, которые причиняют боль ему.
Столь же серьезными могут быть геополитические последствия. Российская оккупация больших участков Украины в сочетании с постоянным размещением «путинских легионов» в Белоруссии придаст Москве более угрожающую позицию по отношению к членам Организации Североатлантического договора, таким как Польша, Румыния и Литва. Это может означать резкое ухудшение безопасности в Восточной Европе, и конца этому не видно.
По этому направлению в нынешнем кризисе может легко произойти обострение. Россия вряд ли пойдет на вторжение в одну из стран НАТО: это единственная конфронтация, в которую российская власть не захочет ввязываться. Но если ей удастся быстро укрепить контроль над Украиной, она сможет оказать более сильное давление на незащищенные страны НАТО, возможно, потребовав коридора, соединяющего Россию с ее эксклавом в Калининграде, или, возможно, добиваясь ограничений на военный потенциал и геополитические связи государств Прибалтики.
Такой сценарий вызывает беспокойство, что говорить о втором, при котором Москве не удастся консолидировать контроль над Украиной и который может быть столь же опасным.
Если украинские вооруженные силы окажут устойчивое сопротивление или возникнет упорное повстанческое движение, у Запада появится чрезвычайно веская причина предложить им оружие, деньги, разведданные и другие формы поддержки. Добиться того, чтобы Россия увязла на Украине, — лучший способ помешать ее власти обратить свое внимание на что-то другое.
Однако затягивание кровавого военного конфликта в Европе также будет означать продление нестабильности, которую он создает. Это будет включать в себя гуманитарный кризис и огромные потоки беженцев через Восточную Европу, в которой раньше без особой готовности принимали тех, кто бежал от войны.
Такое развитие событий будет также чревато тем, что Россия может ответить на эти шаги. Так, Пакистан столкнулся с советским принуждением и трансграничными рейдами, после того как он помог спонсируемому США повстанческому движению обескровить Красную Армию в Афганистане в 1980-х годах.
Такую ситуацию нельзя будет назвать стабильной: Россия и ее противники окажутся в постоянном соревновании принуждения и контрпринуждения. Не в последнюю очередь действия Путина «обостряют противоречия», усугубляя идеологические и геополитические разногласия, существующие сегодня в мире. Нынешний кризис уже привел к более тесному китайско-российскому союзу: министерство иностранных дел Китая обвинило во всем этом Америку, в то время как Путин и председатель Си Цзиньпин, объединенные в своей враждебности к американской мощи, заявили, что их партнерство «не имеет никаких пределов».
Между тем противостояние России и Запада уже выливается в более масштабную борьбу противников и сторонников существующего порядка. Обеспокоенные тем, что может быть создан прецедент неконтролируемой «авторитарной агрессии», неевропейские демократии, такие как Япония, присоединяются к санкционной кампании.
В этом заключается искупительный потенциал нынешнего конфликта: его долгосрочные последствия будут зависеть от реакции демократического мира. Если США и их союзники нанесут сокрушительный экономический урон России, помогут Украине возложить на захватчиков большие расходы, укрепят их военный потенциал в Восточной Европе и за ее пределами и укрепят общую сплоченность демократического сообщества, то этот кризис — как и Корейский война — может фактически укрепить существующий порядок, показав, что попытки его сломать не окупятся.
Но если западные демократии потерпят неудачу, то последствия гамбита России могут стать предвестником грядущих глобальных потрясений.
Читайте также: А что если Россия победит на Украине так же, как в Сирии? — Foreign Affairs