Лимонов. Последняя инвентаризация перед распродажей

Сегодня Эдуарду Вениаминовичу Лимонову могло бы исполниться 79 лет. К сожалению, не исполнилось. Хотя он был крепкий — да чего там, удивительно крепкий! — мужик. Поджарый, резкий и жилистый. Вот вам его суть — в одной фразе, написанной сразу после попадания за решётку: «В тюрьме я наконец-таки научился качать шею…» А ему ведь было тогда под 60. Мужик!

Когда мы познакомились с ним обстоятельно, не на эфирах, а в домашней обстановке, я изумился его силе, витальности. А после всякий раз думал: «В чём его секрет? Откуда Дед черпает силы?» Спрашивал его даже об этом, но Эдуард не отвечал. Но… всё-таки оказалось, что даже такие люди, сверхчеловеки, не вечны. Люди из особого сплава. И я сейчас не о физике, а в первую очередь о духе, о воле.

Я мог бы говорить о Лимонове вечно. Близкие знают, как часто я вспоминаю его. Всякий раз с благодарностью и болью. Великий писатель. Прекрасный старший товарищ. Но сегодня важно сказать о другом. В интервью Дудю Лимонов вспомнил Жана Жене — то, как его не почитали при жизни, но пришли кланяться ему и возносить после смерти. А Жене всех обманул, выпилив себя из территории Франции. Это воспоминание от Лимонова неслучайно.

В том же интервью, от которого он вскоре, к слову, разочаровался, Дед говорит о себе как о писателе, который навсегда в истории. Мы умрём, а вот наши потомки, дети и внуки, станут вспоминать и разбирать лимоновские произведения. О «Это я — Эдичка», в том числе, шла речь.

Да, со своим местом в литературе Лимонов на сто процентов определился, всё понимал. Даже, мне так видится, несколько тяготился писательством в последнее время, разочарованный, что ли, его весом, ролью в обществе, которое впитывает мемасики, видосики, но не слова и смыслы. Однако место Деда в первых рядах русской литературы застолблено. А это, на секундочку, когда есть Лесков, Достоевский, Пушкин, Толстой, Платонов…

Но хотел быть Лимонов и в первых рядах русской/российской политики тоже. И вот с этим дела у него складывались сложнее. В том числе и из-за его литературы. Тот же гениальный роман об абсолютном отчаянном одиночестве «Это я — Эдичка» автору напакостил обстоятельно. Лимонов же, при всей своей революционности, в чём-то маргинальности даже, видел себя лидером большинства. Но так не воспринимался. И как политик в целом шёл особой статьёй.

И тут есть величайшая несправедливость. Потому что политическое наследие Лимонова актуализируется с каждым годом. Дед выступает как провидец, как визионер. Посмотрите его ранние интервью после возвращения на Родину, в начале 90-х: он говорит, пламенно, но вместе с тем обстоятельно о вещах, которые выходят на передовую именно сегодня. Слова Лимонова о Крыме, Казахстане, Донбассе, о положении русских в принципе — всё это удивительно по своей пророческой составляющей и глубине восприятия. Дед, кажется, не только предвидел будущее, но и дал своего рода эффективные рецепты и наставления. И если Лимонов-писатель одновременно монументален и монструозен, то вот для Лимонова-политика нам ещё предстоит организовать удобное место в русском пантеоне.

Тут, собственно, проступает вторая вещь — то, как поступают с наследием Лимонова. Это, кстати, лишний раз роднит его с рок-звёздами, на которых он, без сомнения, походил. За миллионы — буквально! — распродают письма Лимонова, записки Лимонова, вещи Лимонова. Бывшая жена — одна из бывших жён, точнее, но единственная, кто родила от Эдуарда детей — бьётся за каждый грош. Ничего личного — только бизнес. А человек, которого Лимонов заклеймил как предателя перед смертью, человек, даже не появившийся на похоронах, занимается поэзией Эдуарда, делая это в совершенно конъюнктурных целях, дабы примазаться. А комментарии к стихам гения пишет юноша, которого и к букварю-то подпускать нельзя. И уж сразу не сообразишь, спасает ли ситуацию наличие третьего — действительно, понимающего — составителя в сборнике. Лимонова после смерти разрывают. Толпа фанатов окружает рок-звезду, растаскивает его на части.

Да, шикарно, что выходит полная поэтическая антология Лимонова. Замечательно, что он востребован в целом. Но не так это должно быть оформлено. Ведь и жил Дед совсем иначе: аскетично, собранно, по-спартански — и до последних дней искал работу. Писал статьи, книги. Не ворочался в золотишке, как толстолягий Скрудж Макдак. Никогда не забуду холодных батарей в доме Лимонова, текущего потолка в уборной комнате. Дед был настоящим, непафосным.

А вот то, что происходит сейчас — это торгашество, это грязные игры буржуазии, всё то, что Лимонов отчаянно презирал. Жестоко и гадко получается, когда с Эдуардом Вениаминовичем поступали несправедливо при жизни, но и после его ухода вывернули наизнанку фундаментальные смыслы. Наследие Лимонова, память о нём пытаются эксплуатировать, распродавать, а именно это — тупое жвачное потребление, эксплуатацию, волевыжимание, как писал Буковски — и презирал Дед. К чему это всё? Ради Лимонова? Или ради денег? Полагаю, ответ очевиден.

Лимонов велик. И Лимонов монументален. Он в истории. И наша задача — правильно написать эту историю, грамотно вписав туда Лимонова. Именно нам, потому что он-то сам это уже давно сделал. Не хочу быть банальным, размышляя о создании музея или установке памятников, нет, но точно знаю, на том настаивая, что относиться к наследию Лимонова мы должны совершенно иначе. Время для осмысления ещё есть. Мы должны успеть.