Что изменится в Турции с уходом Эрдогана? — To Vima
Несмотря на очевидный прогресс во внешней политике Греции, особенно в греко-турецкой, также наблюдаются неудачи. Особое внимание обращают на себя два чрезвычайно зловещих события: во-первых, связь, которую Анкара устанавливает между демилитаризацией островов Восточного Эгейского моря и их греческим суверенитетом, и, во-вторых, самые последние заявления о том, что Греция (якобы) готовит войну против Турции.
Ряд инициатив вместе с общими событиями способствовал укреплению позиции Греции как страны стабильности и сотрудничества в регионе Восточного Средиземноморья и за его пределами, а также ее положению как «страны-моста» для отношений Европейского союза с восточным региональным окружением. Подписание греко-французского Соглашения о стратегическом партнерстве, безусловно, стало флагманским событием 2021 года. И особенно пункт о взаимопомощи, включенный в этот договор, пусть и неполный, хотя правильно было бы «привязать» к соответствующему пункту Евросоюза (Статья 42.7 TEU).
Также важным событием является подписание нового обновленного греко-американского оборонного соглашения (MDCA) сроком на пять лет с расширенным охватом и сопровождающим его письмом госсекретаря США Энтони Блинкена. Несмотря на вопросы, которые можно задать о степени и интенсивности отождествления Греции с Соединенными Штатами, пока США больше внимания уделяют Китаю и Тихоокеанскому региону, в то время как Греция, как предполагается, хочет активно присутствовать и участвовать в процессе построения Европейской обороны на основе «стратегической автономии» для укрепления европейского суверенитета.
В то же время страна попыталась возобновить отношения с Россией, в эту рамку укладывается и встреча между премьер-министром Кирьякосом Мицотакисом и президентом России Владимиром Путиным, и двусторонние соглашения, заключенные между двумя странами. Греко-российские отношения, как известно, несколько ослабли в последние годы по ряду причин. В этом отношении Греция также играет отчетливую роль квазимоста в общем улучшении отношений между ЕС и Россией, которые находятся на самой низкой возможной отметке, в основном из-за проблемы Украины. Позитивными также следует считать шаги, предпринятые для восстановления отношений с Ливией, а также расширение греческого присутствия в странах Африки (с визитами министра иностранных дел), странах Персидского залива и т.д.
Однако в прошлом году некоторые мифы начали развеиваться, например те, которые касаются трубопровода East Med (уже считающегося мертвым), трехсторонних союзов в качестве стены против Турции (стена, кажется, рушится — с улучшением отношений Анкары со странами региона), предполагаемой полной изоляции Турции.
По главной проблеме — отношениям с Турцией (и кипрскому вопросу) — достижения ушедшего времени можно описать словами «стагнация» и «структурный регресс». Конечно, сейчас на поле не было той опасной напряженности, как в 2020 году. Напротив, (снова) начались «предварительные переговоры», состоялись встречи на высшем уровне между премьер-министром Мицотакисом и президентом Турции Реджепом Эрдоганом, а также между министрами иностранных дел Никосом Дендиасом и Мевлютом Чавушоглу в Анкаре и Афинах, начался диалог по экономическим вопросам на низком уровне. Но все эти позитивные события не привели к прорыву в основной повестке дня греко-турецких проблем. Поскольку после этого короткого периода наступил застой (зондирование стало чисто декоративным), зато агрессивная риторика вернулась с расширенным содержанием.
Анкара теперь прямо ставит под сомнение суверенитет Эгейских островов, ссылаясь на их демилитаризацию как на предполагаемое условие суверенитета Греции (sic). Это новый и опасный элемент структурного регресса, а также заявления о том, что Греция якобы готовит войну против Турции. Такая ситуация потенциально может оказаться хуже, чем в 2020 году. Возможно, это новый поворотный момент. Но и с греческой стороны присутствуют элементы структурной регрессии.
Во-первых, растущее общественное мнение о том, что «не может быть решения на греко-турецком языке, которое отвечало бы интересам Греции». И эта точка зрения более-менее постоянно культивируется частью политической и коммуникационной системы. Недоверие углубляется.
Во-вторых, явное ужесточение мнения всех политических элит о том, что между двумя странами противоречие только одно — разграничение континентального шельфа/исключительной экономической зоны, и мы не обсуждаем абсолютно ничего другого. Так, видимо, речь идет не о вопросах суверенитета, а о расширении территориальных вод (даже если это, как правило, одностороннее право потенциального суверенитета), воздушного пространства, поисково-спасательных зон? Опасная «рутинизация» проблем имеет место.
В этих условиях очевидно, что никакого прорыва быть не может. В 2022 году — во время столетия катастрофы в Малой Азии — это будет трудно. Гораздо сложнее, учитывая, что Турция вступила в переходный период с экономическим коллапсом и надвигающимся политическим концом (хотя и не определенным) президента Эрдогана. Однако греческой стороне полезно знать, что основные позиции Анкары, вероятно, не изменятся с возможным уходом нынешнего президента. Сформировавшись и обогатившись с 1954 года и особенно с периода 1973−74 годов, они остаются неизменными и будут оставаться таковыми. И основную турецкую аргументацию можно свести к трем основным положениям:
Во-первых, для Анкары Греция, а не Турция, является экспансивной ревизионистской страной, стремящейся свергнуть статус-кво. Поскольку Греция добивается своей экспансии в Эгейском море с шести до двенадцати морских миль и разграничения морских зон с «полным действием» (full effect) для островов, тем самым полностью исключив Турцию и превратив Эгейское море в «греческое озеро». Отсюда (незаконный) casus belli и т. д. Кроме того, Греция, по мнению Турции, стремится исключить Турцию из Восточного Средиземноморья.
Во-вторых, Греция выстраивает антитурецкие союзы со всеми странами, которые имеют или имели враждебные отношения с Турцией (Израиль, Египет, ОАЭ, Саудовская Аравия и др.). Таким образом, Греция стремится к окружению Турции и, возможно, к ее растворению в возрождении логики Севрского договора. Этот договор до сих пор преследует Турцию.
В-третьих, Греция до зубов вооружается современным оружием, подписывает соглашения (Франция, США и т.д.) и милитаризирует острова с главной целью нападения (sic) на Турцию — а то и с ядерным оружием! Турецкое вооружение при этом преследует другие цели.
В своем изводе эти аргументы могут быть для Афин крайней фантазией, игнорирующей нормы международного права (UNCLOS-1982 и т.д.) и подпитываемой неоосманской ностальгией, но для Турции они формируют внешнюю политику. И эта аргументация останется после ухода Эрдогана, пусть даже, параллельно со стилем и риторикой, могут измениться процессуальные рамки решения проблем (обращение к международному правосудию, диалог и т.п.).
Так что с этими фактами Афинам придется иметь дело. И на их основе формулировать стратегию поиска решений путем вовлечения Турции (в том числе и через ЕС) в переговорный процесс, основанный на международном праве, и в допустимые короткие сроки. Как говорится, география — это судьба…