Взаимное доверие России и Китая продолжает укрепляться на фоне кризисов

Среди прозападной части российского экспертного сообщества бытует ошибочное мнение, что интерес, который питают к российско-американским контактам в Пекине, обусловлен опасениями элиты КНР, что Москва и Вашингтон между собой договорятся за счет китайской стороны «глобального треугольника». Оборотной стороной именно этого заблуждения служат и конъюнктурные интерпретации расстановки сил внутри китайского истеблишмента. Есть-де правящая группа Си Цзиньпина (которой одни приписывают самостоятельность, а другие причисляют ее к выходцам из Шанхая) и есть так называемые «комсомольцы». И если первые ориентированы на континентальное сближение с Россией, то вторые будто бы придерживаются «морской» ориентации и тяготеют к альянсу с Западом. Понятно, что те, о которых мы говорим, выдают желаемое за действительное. Нет ничего более далекого от реальности, чем представлять стратегией ситуативные решения. На самом деле в китайской элите давно сформирован консенсус, который недавно в очередной раз был подтвержден решениями предсъездовского пленума ЦК КПК, принявшего важнейшую резолюцию по вопросам истории партии и государства. Авторы конспирологической версии о «непримиримой борьбе шанхайцев с комсомольцами» в своих проповедях «обломались» еще весной ушедшего года, когда всерьез ожидали, что с приходом к власти в США Джо Байдена главным противником Белого дома вновь станет Россия, а с Китаем новый его хозяин предпочтет договариваться. Ничего подобного не только не произошло, но дела повернулись строго наоборот. От тарифных войн вокруг дисбаланса торгового сальдо, которые были запущены администрацией Дональда Трампа, китайско-американское противостояние двинулось в геополитическую сферу, а упор Байдена на коалиционное и блоковое строительство показал, что он не только не собирается разрешать противоречия с Пекином, но и переводит их в институциональную сферу.

От спекулятивного внимания ускользает и еще одно важнейшее обстоятельство: наступивший год богат на важнейшие события внутренней политики и для Китая, и для США. В Пекине в октябре пройдет очередной XX съезд КПК, а в США в ноябре — промежуточные выборы. Между этими событиями если и существует взаимосвязь, то ее содержание диктуется Пекином. Ожидаемое сохранение преемственности партийного руководства, если оно будет обнародовано перед американскими выборами, способно оказать достаточно негативное влияние на положение правящей Демпартии. Избиратель поймет, что лобовым геополитическим нажимом Белый дом не добился ничего, а значит, курс следует скорректировать, изменив состав палат Конгресса в пользу республиканцев; по оценкам многих американистов, провал демократов по крайней мере в Сенате практически предопределен, а в отношении палаты представителей вопросы пока остаются.

Именно через эту призму следует воспринимать и нынешнюю динамику отношений в упомянутом треугольнике Москва — Пекин — Вашингтон. Прозападное лобби в России, подрастерявшее прежнее влияние, но сохраняющее определенные позиции в органах власти и крупном бизнесе, вслед за западными экспертами и СМИ продолжает спекулятивную эксплуатацию тем Украины и Тайваня в единой увязке. И пытается убедить общественность в том, будто у России и КНР имеются соответствующие, тщательно скоординированные планы. Однако на деле планы такие если и есть, то относятся исключительно к варианту военно-политических провокаций, исходящих от самих США. Если Вашингтон, попытавшись «подставить» российско-китайский альянс под критику мирового общественного мнения, спровоцирует одновременные кризисы в Тайваньском проливе и вокруг Крыма и/или Донбасса, то нашим странам и отвечать придется одновременно. Каждому — на своем театре военных действий (ТВД). При этом понятны три вещи. Во-первых, что сами Москва и Пекин не начнут, и тем более они явно не вынашивают таких планов. Время объективно работает на наши страны, и торопиться нам некуда. Во-вторых, если США на такие провокации решатся, то окажутся перед выбором между ограниченным и «тотальным» характером дальневосточного конфликта: затронет он только Тайвань или «под шумок» американо-японский альянс примется «решать» еще и «курильскую проблему». В-третьих, Вашингтон, скорее всего, не для того замыкает на себя вопросы, которыми занимался почти уже бывший «нормандский формат», чтобы таскать каштаны из огня европейцам. В его интересах, наоборот, сдать Украину Москве, напугав тем самым Париж и Берлин и подтолкнув их в собственные объятия. Из этого следует, что украинский вопрос американской стороной увязывается не с тайваньским, а с политикой внутри НАТО; тайваньский же вопрос связан скорее не с украинским, а с «курильским».

Уровень стратегического понимания этих взаимосвязанностей в последнее время интенсивно растет в Китае, при этом он деградирует в Европе, а у нас, в России, является предметом спекуляций, используемых в противоборстве сторонников восточного и западного векторов внешней политики. Очень показательной в связи с этим становится трактовка рядом китайских СМИ итогов предновогоднего телефонного разговора российского президента Владимира Путина с американским коллегой Байденом. Во-первых, вслед за российскими источниками китайские указывают на беспрецедентную жесткость разговора, отмечая, что у него не было даже «публичной части». О том, что нет никаких оснований уличать российскую сторону в неких «компромиссах» с Вашингтоном, пишут и откровенные противники Путина из числа доморощенной оппозиции. Причем воспроизводится и логика разговора. В ответ на угрозу новых «беспрецедентных» санкций Запада при росте напряженности на российско-украинской границе российский лидер отвечает перспективой полного разрыва отношений; Москва поведет себя так же, как США в случае, если бы ударные вооружения размещались у американских границ. Отметим, что последний тезис — прямая отсылка к Карибскому кризису октября 1962 года, ибо подобный прецедент в истории место уже имел. В ответ Байден предлагает не начинать ядерной войны, которую «невозможно выиграть», и заверяет собеседника, что ударные наступательные вооружения НАТО на Украине не появятся.

Во-вторых, китайские эксперты в связи с этим подчеркивают, что процесс подошел к рубежу, за которым либо взаимные потери, либо взаимные договоренности. Показывая симпатии российской стороне, аналитики из КНР никак не связывают возможный российско-американский кризис вокруг Украины с тайваньской темой. Это в высшей степени показательно: ведь если бы взаимосвязь с нашей общей стороны существовала, как и угроза соответствующей эскалации, китайские комментарии были бы куда более осторожными. Указывая на полную несамостоятельность Киева, они отмечают, что последний давно превратился в объект переговоров, и судьба украинского режима никого из «больших» игроков, по сути дела, не интересует.

В-третьих, и это главное. Причиной того внимания, которое в Пекине уделяется перипетиям происходящего вокруг Украины, эксперты из КНР называют прецедентный характер этой ситуации. Развязка кризиса в пользу России, за которую, по сути, открыто выступает Китай, обусловлена не только общностью внешнеполитических интересов наших двух стран, но и тем, что если своего удастся добиться Москве, то по схожему алгоритму, ступая по российскому следу, сможет решить интересующую его тайваньскую проблему и Пекин. Еще раз: в экспертном сообществе КНР темы украинского и тайваньского кризиса связывают в политическом отношении, отмечая их похожее происхождение, связанное с гегемонистскими амбициями США. Но эти темы отделяются друг от друга и разводятся по средствам их решения. Признается, что российская дипломатия как более опытная в глобальных вопросах первой вывела волнующую нашу страну проблему на уровень противостояния «острием против острия». А Китай внимательно наблюдает за ходом его решения, находясь в готовности применить российский опыт, если он окажется успешным. Ни о каком «размене» бурно развивающихся отношений Москвы и Пекина на любые ситуативные «интрижки на стороне», как видим, китайские СМИ, по-настоящему заинтересованные в обсуждаемой теме, речи не ведут. В отличие от наших доморощенных спекулянтов, интерес которых, связанный с укоренением части российской элиты на Западе, Китаю органично чужд. Причем вне зависимости от групповых связей и принадлежности.

И самое последнее. Как уже упоминалось, Вашингтон «прикипел» к Украине только внешне. На самом деле, если учесть стратегию администрации Байдена, связанную с политикой альянсов, расширение НАТО на Украину не только не укрепляет Североатлантический альянс, но, напротив, подвергает его эрозии из-за несогласия с ним европейских элит. Вашингтону же нужно прямо противоположное: сплотить европейцев вокруг себя, оставив в прошлом призрак той фронды, которая стала принимать реальные очертания в результате европейской политики Трампа. Появляется всё больше и больше подтверждений того, что решающим ТВД в XXI веке для США становится отнюдь не Европа, а Дальневосточный регион. Ситуацию же в Старом Свете Вашингтону выгоднее зацементировать надолго, до решения своих стратегических задач на Востоке. Это отнюдь не означает, что в российско-американских отношениях с возвратом Украины в российскую сферу влияния воцарятся «мир и дружба»; куда более принципиальной для США выглядит проблема Курил, хотя бы потому, что японский сателлит Вашингтона на порядок агрессивней и пассионарней европейцев. И, в отличие от последних, не утратил позывов к историческому реваншу. Но это уже другая тема, которая, с одной стороны, расширяет спектр внешних угроз и вызовов, а во-вторых, продолжает работать на укрепление российско-китайского сближения. Наши страны, безусловно, остаются в «одной лодке», доверие между нами растет, а все внешние и внутренние попытки просунуть «черного кота» обречены на заведомый провал. И это главный вывод из продолжающегося обсуждения мировым экспертным сообществом украинского и тайваньского кризисов.