Известный польский политолог Марек Будзиш подготовил к выходу в свет свое новое исследование под названием «Все для войны. Эскизы российской стратегической культуры». Книга поступит в продажу в конце марта, но автор любезно предоставил нам возможность заранее ознакомиться с ней.

Отметим сразу, что это основательное, фундированное издание. Будзиш проделал большой труд, представив читателям точки зрения как современных российских политиков, экспертов и аналитиков, военных теоретиков, так и показал, на каких мыслителей времен Российской империи и Советского Союза они опираются. В этом смысле книга может стать настольной энциклопедией не только для польского заинтересованного читателя, но даже и российского. Однако разговор о ней мы начнем с конца, а не с начала. Главный вывод польского политолога состоит в том, что в основе стратегической культуры России лежит «государственный социал-дарвинизм». Убежденность в том, «что сильный может сделать больше, и государства, полагающиеся на силу, в конечном итоге имеют больше возможностей». В результате «российская политика всегда по своей сути агрессивна, а ее острие направлено на тех, кто не хочет подчиняться диктату Москвы, кто стоит на ее «пути к величию». В первую очередь это соседи. После краха с окончанием Второй мировой войны феномена «прусского духа» в Германии «современная Россия, не только элиты и власти, но и российское общество, по мнению автора, остается последней такой страной в мире, в которой так доминирует военное мышление».

Чтобы объяснить это, Будзиш прибегает к помощи шведского исследователя Стефана Хедлунда и российского культуролога Андрея Пелипенко, с трудами которых, по его словам, «к сожалению, плохо знакомы в Польше». Он цитирует Хедлунда, считавшего, что российская модель не предполагает подотчетность правительства обществу, поскольку львиную долю средств на функционирование государства оно получает не от налогов, а от эксплуатации природных ресурсов. Следующий «элемент российской матрицы — условное право собственности». Власть наделяет служащего ему компетенцией править и извлекать доход от той или иной выделенной территории, однако он лишь наместник, а не собственник. Такой способ организации государства, нацеленный на развитие его способностей мобилизироваться как ради добычи природных ресурсов, так и военных задач, позволял Москве выживать и развиваться во враждебной среде, сохранился на протяжении веков и повлиял на современное лицо России. Однако описание Хедлундом процесса развития российских институтов, определяющих облик России, пишет Будзиш, не дает ответа на вопрос, почему она сформировалась именно так, а не иначе.

LA2
Стефан Хедлунд

Тут в дело идет уже теория Пелипенко. По мнению нашего соотечественника, «русская матрица» является «архаичной и инфантильной». Она описывает мир, «используя набор племенных мифов, которые почти полностью блокируют рациональное познание реальности». В результате, считает Пелипенко, феномен накопления и интерпретации исторического опыта практически не встречается в российском мышлении о действительности, а статус события, его оценка зависят от интерпретации в мифе. То, что не укладывается в «матрицу», исключается из когнитивной сферы. В такой среде смысл существования человека заключается в служении идее, государству или Церкви. Этот менталитет свойственен российской бюрократии, озабоченной не профессиональной эффективностью и потребностью быть полезной обществу, а стремлением услужить «высшей истине», правящей династии или величию государства в мире. В логике Пелипенко Россия является теократической империей — одновременно изоляционистской в идейном плане и по этой же причине не скованной границами, ибо «дух дышит, где хочет». Теократическая империя «напоминает амебу с сильным центральным ядром (поэтому она всегда является империей одного города) и многих отдаленных от центра буферных земель, лимитрофов или прибрежных территорий, по определению российского геополитика Вадима Цимбурского, имеющих неопределенный статус», замечает Будзиш. Главное: теократическая империя не может стоять на месте, она должна постоянно расширять подконтрольную территорию.

Дарья Антонова ИА REGNUM
Москва

Между тем дискуссии российских экспертов на тему геополитики, выступления высшего руководства, которые приводит в своей работе польский политолог, да и сама действительность рисуют иную картину. Современная Россия в настоящее время переживает заметные трансформации. Доля сырьевых доходов в национальной экономике всё-таки понижается. Цифровизация и развитие государственного управления, что особенно заметно в Москве, переориентирует бюрократию, пусть пока и на низовом уровне, как раз на повышение эффективности предоставляемых населению услуг. Звучащие в последнее время в России заявления на тему внешней политики показывают, скорее, намерение Москвы ужаться на постсоветском пространстве и дистанцироваться от европейских проблем. По большому счету сейчас трудно толком сформулировать, в чем состоит та самая российская национальная идея, которой должна руководствоваться теократическая империя. Однако, считает Будзиш, «похоже, что процесс возрождения российской стратегической культуры в ее традиционном, милитаристском и экспансионистском измерении уже состоялся».

Автор напрямую не подсказывает читателю, как ему следует относиться к этому. На наш взгляд, выводы из тезиса «Россия — опасный хищник» могут быть сделаны следующие. Первый: Польша должна смирить свои державные амбиции, отказаться от суверенитета и еще глубже интегрироваться в западный блок в надежде, что он ее защитит от России. Второй: Польше необходимо сосредоточить все усилия и стать настолько самодостаточной, чтобы быть в состоянии противостоять России, исходя из принципа «остаться должен один». Третий: с переходом в состояние такого же «опасного хищника» Польша могла бы поделить сферы влияния с Россией. Последние два варианта, на наш взгляд, в настоящее время являются предметом размышлений правящего польского лагеря во главе с партией «Право и Справедливость» (PiS). Можно вспомнить, например, как в июне 2019 года в эфире Radio Wnet глава PiS Ярослав Качиньский, говоря о будущем польско-российского диалога, рассуждал: «Должно быть решение России об изменении отношения к Польше… Но другая сторона, видимо, еще не привыкла к тому, что здесь есть субъектное государство, которое может играть роль в Центральной Европе, и даже очень важную роль в Центральной Европе. И в этом смысле оно конкурентоспособно с Россией».

Kancelaria Sejmu
Ярослав Качиньский

Трудно сказать, какие именно выводы сделает из работы Марека Будзиша руководство «Права и Справедливости». Однако предположения этого политолога о том, что с точки зрения военного потенциала «у Российской Федерации дела идут лучше, чем принято думать на Западе», равно как в течение «последних 20 лет ей удалось сохранить свою позицию в мире, а коллективный Запад — «пунктик» российской политики — стремительно ослабевает», могут сыграть неожиданную роль.