Сегодня о кризисе национальных государств уже не говорит только ленивый. Что их разрушает — более или менее тоже понятно. Их разрушает процесс глобализации. Правда, что такое эта самая глобализация, на самом деле практически не говорится… Это ведь не мобильные телефоны, не интернет, не цифровизация и не другие бесчисленные средства. Более того, это и не свободное перемещение по миру капитала и рабочей силы и даже не точно описанный Лениным «ультраимпериализм», в который начинал переходить капитализм уже в его время. Все это, безусловно, имеет место, однако суть процесса глобализации все равно ускользает.

Титульный лист сочинения Томаса Гоббса «Левиафан» (фрагмент)1651

Если как-то подступаться к этой сути, то надо сказать, что идет разложение проекта «Модерн» в силу каких-то глубинных, изначальных свойств его архитектуры. Но ведь этого мало. Ведь так как после краха СССР никаких других государств, кроме буржуазных, не осталось (говорить всерьез об альтернативности Китая, думаю, не стоит), то на повестку дня постепенно выходит вопрос не только о крахе государств модерна, а о крахе государственности как таковой. А это, согласитесь, уже совсем иной масштаб. Получается, что глобализация угрожает не только какой-то конкретной модели государства, а всему тому способу существования, при помощи которого народы жили не одно тысячелетие! Это уже не ультраимпериализм, а что-то покруче.

Мне могут возразить и сказать, что просто на смену буржуазной государственности идет какая-то иная. Но в ответ на это следует задастся вопросом: о какой новой государственности идет речь и есть ли хотя бы какие-то черновые ее чертежи? После краха СССР мировая общественность долго не хотела признавать, что с капитализмом начались большие проблемы. Сейчас это более-менее сквозь зубы признают. Но дальше-то что?

Flickr.com
Фрэнсис Фукуяма

В интеллектуальном «меню» по данному вопросу у нас есть даже не концепции, а идеологические пропагандистские агитки. Одна из этих агиток называется «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка», которую написал Самуэль Хантингтон, а другая агитка называется «Конец истории и последний человек» Фрэнсиса Фукуямы. Интеллектуальную значимость этих двух работ не будут сильно отстаивать даже их авторы, которые уже давно признались, что все происходит несколько иначе, чем они описали. Да собственно они и не претендовали на формирование далекоидущей стратегии. Их книги претендовали максимум на среднесрочную перспективу. Фукуяма утверждал, что наступит вечное царство либеральной демократии, а Хантингтон, в пику Фукуяме, утверждал, что будет столкновение цивилизаций, которые будут друг с другом бороться. Но оба эти концепта, что называется, дырявые насквозь, потому что созданы отнюдь не для постановки больных вопросов, а для обеспечения реализации двух направлений внешней американской политики на определенный период.

World Economic Forum
Сэмюэл Филлипс Хантингтон

Однако за спиной у двух этих мелких идеологов стоят подлинные столпы интеллектуальной мысли. Из-за спины Хантингтона возвышается величественная фигура Арнольда Тойнби, а за спиной Фукуямы стоит тень главного завершителя истории и мировой философии — Гегеля. Так, может, следует искать модели будущего государства у этих столпов? Но эти безусловные гиганты мысли никаких позитивных ответов не дают, а дают совсем иные.

Тойнби считает, что любая цивилизация проходит стадии возвышения, надлома и последующего упадка. Далее, через стадию «универсального государства» периода упадка начинается окончательный распад. Правда, Тойнби оставлял возможность для дальнейшего существования цивилизации, если некое творческое меньшинство сможет дать ответ на вызов распада и спасет ту цивилизацию, к которой оно принадлежит. Однако каким должен быть этот ответ сегодня и какой новый проект спасения нужно выдвинуть, Тойнби не написал.

Atyyahesir
Арнольд Джозеф Тойнби

Но главным философом государственности всегда считался Гегель. Считался он таковым по одному большому недоразумению. Причем природа этого недоразумения ровно та же, по которой чуть ли не главным антигосударственником ошибочно принято считать главного философского оппонента Гегеля — Маркса. Гегель — государственник, а Маркс мечтал об уничтожении государства — так гласит расхожее мнение. А что на самом деле? В 1873 году в послесловии ко второму изданию «Капитала» Маркс пишет о диалектическом движении по отношению к капитализму и буржуазному государству следующее:

«В своей мистифицированной форме (диалектика Гегеля — прим. авт.) диалектика стала немецкой модой, так как казалось, будто она прославляет существующее положение вещей. В своём рациональном виде (диалектика Маркса — прим. авт.) диалектика внушает буржуазии и её доктринёрам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществлённую форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с её преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна.Полное противоречий движение капиталистического общества всего осязательнее даёт себя почувствовать буржуа-практику в колебаниях проделываемого современной промышленностью периодического цикла, апогеем которых является общий кризис. Кризис опять надвигается, хотя находится ещё в своей начальной стадии, и благодаря разносторонности и интенсивности своего действия он вдолбит диалектику даже в головы выскочек новой священной прусско-германской империи».
Якоб Шлезингер. Георг Вильгельм Фридрих Гегель. 1831

То, что якобы диалектика Гегеля «прославляет существующее положение вещей» сбивало и по-прежнему сбивает с толку очень многих. В частности, подобной иллюзии поддался и наш великий литературный критик Виссарион Григорьевич Белинский, который только после длительного и страстного увлечения Гегелем смог понять, что к чему. В своем письме Боткину от 1841 года, то есть за 7 лет до своей смерти, Белинский так охарактеризовал столь страстно любимую им ранее философию Гегеля:

«Я давно уже подозревал, что философия Гегеля — только момент, хотя и великий, но что абсолютность ее результатов ни к <…> не годится, что лучше умереть, чем помириться с ними. Это я сбирался писать к тебе до получения твоего этого письма. Глупцы врут, говоря, что Гегель превратил жизнь в мертвые схемы; но это правда, что он из явлений жизни сделал тени, сцепившиеся костяными руками и пляшущие на воздухе, над кладбищем. Субъект у него не сам себе цель, но средство для мгновенного выражения общего, а это общее является у него в отношении к субъекту Молохом, ибо, пощеголяв в нем (в субъекте), бросает его, как старые штаны».
Кирилл Горбунов. Виссарион Белинский. 1843

Тут Белинский смог понять две важнейших вещи. Первая состоит в том, что схемы Гегеля отнюдь не абстракция. А второе его прозрение состоит в том, что эти отнюдь не абстрактные построения Гегеля ведут к смерти субъекта. Любого субъекта, в том числе и государства, которое есть, по Гегелю, выражение народного духа.

Именно об этом предупреждал Маркс тех буржуа, которые с ума великого решили сделать Гегеля своим идеологом. Ведь диалектика, вообще, обязательно подразумевает движение, которое уничтожит буржуазное государство. Никто из серьезных людей никогда не обещал никакого вечного царства капитализма ни тогда, ни сейчас. Весь вопрос состоит в том, куда дальше пойдет человечество от капитализма. Маркс считал, что оно пойдет по пути его диалектики в коммунизм, и считал ее единственно верной. Но сегодня мы идем куда угодно, но только не в коммунизм, так что следует признать, что Маркс сильно недооценил мощь диалектики своего великого оппонента и учителя.

Именно вопрос о посткапиталистическом будущем у Маркса и Гегеля до сих пор остается по-настоящему непонятым. Гегель очень много писал о государстве и государственных институтах, однако почти никто не понял, чем завершается его модель. Она завершается отнюдь не вечным государством и тем более не капиталистическим государством, она завершается, как справедливо писал, пожалуй, самый умный почитатель Гегеля, философ и один из «архитекторов» Евросоюза Александр Кожев, царством зверя. На это же есть и намек в названии книги Фукуямы, в котором говорится о «последнем человеке». Что такое этот последний человек? И почему он последний? Если внимательно читать учителя Фукуямы Кожева, то понятно, что имеется ввиду. В своем «Введении в чтение Гегеля» Кожев писал:

«Гегелевский «Реализм», следовательно, не только онто-логичен, но и метафизичен. Природа независима от Человека. Будучи вечной, она существует до и после него. Именно в ней он рождается, как мы только что видели. И как мы сейчас увидим, Человек, который есть Время, исчезает тоже в пространстве Природы. Ибо Природа переживает Время».
Александр Кожев

Ну и о каком поклонении государству в философии Гегеля можно говорить, коли мир человеческой культуры в итоге будет поглощен природой, а самое время будет уничтожено? И не по этому ли пути сегодня, в отсутствие СССР, мы идем?

Но что такое философия Гегеля? Это высшая стадия и завершение идеалистической философии, которую яростно критиковал Маркс, противопоставляя ей свой материализм, который, как он писал в «Тезисах о Фейербахе», отличен от всех предшествующих материализмов. Причем Маркс атаковал именно связку идеализма и старого материализма, предлагая в качестве альтернативы свою философию.

Но ведь тысячелетиями идеологические основы государственности обеспечивались прежде всего идеалистической философией, такой, например, как философия Платона. Получается, что идеалистическая философия, столь долго обеспечивавшая государственность, при своем завершении в лице Гегеля в итоге разрушает государство.

В 1796 году молодой Гегель в соавторстве с Шеллингом и поэтом Гёльдерлином написал работу «Первая программа системы немецкого идеализма». В ней написано следующее:

«От природы я перехожу к делам человеческим. Прежде всего идея человечества; я покажу, что не существует идеи государства, ибо государство есть нечто механическое, так же как не может быть идеи машины. Идею составляет только то, что имеет своим предметом свободу. Следовательно, мы должны выйти и за пределы государства! Ибо любое государство не может не рассматривать людей как механические шестеренки, а этого как раз делать нельзя, следовательно, оно должно исчезнуть. Вы видите сами, что здесь все идеи — о вечном мире и т. д. — суть идеи, подчиненные одной более высокой идее. Одновременно я изложу принципы истории человечества и разоблачу до конца все эти жалкие творения рук человеческих — государство, конституцию, правительство, законодательство. Наконец, дело дойдет до идей морального мира, божества, бессмертия. Разум сам опрокинет любую ложную веру и будет преследовать духовенство, которое ныне заискивает перед разумом. Абсолютную свободу одухотворенных существ, которые несут в себе интеллектуальный мир, им нельзя искать в боге и бессмертии за пределами самих себя».

Обратим внимание, что в этом манифесте идеализма прямо написано все то, за что ругали Маркса — уничтожение государства и борьба с религией. Да, в дальнейшем Гегель разойдется с Шеллингом и серьезно пересмотрит многие взгляды, которые изложены в этой программе, но, как мы видели выше, суть движения человечества от государственного существования к безгосударственности никаких принципиальных изменений у него не потерпит.

Карл Маркс

Что же касается Маркса, то и он употреблял достаточно сильные слова, применительно к существующему буржуазному обществу. Однако до сих пор оказывается не понятым то, что Маркс ни о каком конце истории не говорил, а говорил о сверхистории. А когда он говорил об уничтожении государства, морали, права, идеологии и прочего, он говорил об уничтожении прежнего государства, прежней морали и так далее. Маркс мечтал о преображении этих институтов и понимал, что в прежнем виде они не жильцы. Но он ни в коем случае не хотел их уничтожить. Но так как Гегель очень много описывал государственные институты, а Маркс никаких чертежей будущего государственного устройства не оставил, на что он имел, помимо недостатка времени, достаточно глубокие резоны, то стало принято считать, что Гегель — государственник, а Маркс хотел просто все разрушить. Но это вопиющим образом не так! Все ровно наоборот!

Масла в огонь понимания Маркса как антигосударственника подливали и подливают — как справа, так и слева. Леваки, указывая на курс СССР на «построение коммунизма в отдельно взятой стране», говорят, что такого у Маркса не было и, следовательно, сталинский СССР построен на совершенно не марксистских основаниях. Правые любят взять на вооружение Сталина и советскую державность, однако каким-то чудесным образом при этом отделяют Сталина от Ленина, большевиков и марксизма. Все эти идеологические конструкции сами по себе не выдерживают никакой критики и, атакуя с обоих флангов, направлены на искажение нашей истории, марксизма и дискредитацию государственнических потенциалов марксисткой философии.

Ныне покойный философ Вадим Михайлович Межуев, с мнением которого я далеко не всегда согласен, в одном из своих выступлений совершенно верно заметил, что, по Марксу, коммунистическое общество — это такое общество, которое не будет стоять «плотиной» на пути истории и, следовательно, эту плотину уже не нужно будет преодолевать при помощи революций.

Skilpaddle
Вадим Михайлович Межуев

Каким будет это коммунистическое общество, которое перестанет боятся истории и будет жить по-новому? Каким бы оно ни было, ясно одно, что если есть история, то есть и средство общества для его жизни в оной — государство, пускай и самое неслыханное. А вот царству зверя — без времени и истории — государство точно не нужно. Поэтому полноценное государство в XXI веке сможет существовать только на основе марксистской философии, ибо никто, кроме Маркса, никакой возможности для существования государства в будущем не оставлял.