Между жизнью и смертью застряла гордость России – косторезный промысел
Впервые холмогорские резчики по кости упоминаются в писцовой посадской книге 1622−1626 гг. — это Селиванко Иванов сын Выдрин, Исачко Трофимов сын Соломатов. Во времена царя Алексея Михайловича работать в Оружейную палату был вызван Евдоким Шешенин — с братьями Семеном, Петром и Василием. Они занялись реставрацией трона Ивана III работы греческих мастеров XV века. Екатерина I свои личные вещи хранила в двух костяных ларцах холмогорской резьбы — в золотой и серебряной оправах. Косторезом был Осип Дудин, с юным Михайлой Ломоносовым на пару читавший «Грамматику» Смотрицкого и «Арифметику» Магницкого. Знаменитый скульптор Федот Иванович Шубин, земляк Ломоносова по Курострову, в Санкт-Петербурге «услуживал резьбой по кости». Декоративная ваза работы холмогорского солдатского сына Николая Степановича Верещагина была преподнесена Екатерине II. А в 1798 году парные вазы этого резчика приняла чета Павла I и Марии Федоровны. Посетившему Холмогоры в 1885 году великому князю Владимиру Александровичу холмогорские мастера Михаил и Максим Бобрецовы преподнесли резное блюдо с вензелем и хлебом-солью. В 1885 — 1900 гг. при Ломоносовской гимназии на Курострове работал класс резьбы по кости, организованный губернским статистическим комитетом. Он закрылся на рубеже веков, и только в 1933 году возродилась косторезная артель-фабрика.
Директор ООО «Фабрика холмогорской резьбы по кости» Ольга Алексеевна Неверова, рассказала о трудной судьбе косторезного мастерства:
Как умерла и возродилась косторезная фабрика
Косторезная холмогорская артель работает с 1933 года. Директора Христофорова, уроженца Курострова, до сих пор помнят и чтут. Мастера 3-го разряда в основном делали ширпотреб — ручки, ножи для разрезания бумаги, броши, пуговицы. Мастера 5-го разряда, высшего класса, такие как Буторин, Осипов, Гурьев — штучные изделия: вазы, шкатулки, экраны. Артель работала в плановой экономике, ей спускали ассортимент что делать, и, при выполнении плана, финансировали. Проблем сбыта не было, забирали всю продукцию. Было училище, была фабрика, а в Москве — Высшая школа народных промыслов, которая занималась наукой, разрабатывала эскизы и проекты. Там работали энтузиасты своего дела — пожилые мастерицы из высшей школы приезжали к нам за свой счет до 2011 года — помогали работать, учили, показывали.
Потом наступили реформы 1990-х, возник рынок косторезной продукции. Лучшие мастера стали работать дома, сами искали заказы. А фабрика нужна начинающим мастерам, у которых нет станков, нет помещения, но промысел жив пока в него идет молодежь. Три раза мы перерегистрировались — были акционерным обществом, ООО и муниципальным предприятием. Росли долги — по зарплате, по налогам, сбыта не было, и фабрика умерла. Одно время чтобы прокормиться фабричные мастера даже работали на сторону, но это была агония.
Фабрика возродилась в 2018 году так — к нам приехали из Сергиева Посада, с предприятия народных промыслов, у которого не было резьбы по кости. Сергиевопосадские кое-что заказали, а потом предложили зарегистрировать ООО с ними в качестве учредителей. За это они обещали давать на реализацию сырье, брать наши изделия и давать заказы. Фабрику мы зарегистрировали в Архангельской области, в прошлом году она вышла на оборот 1 млн. рублей. Небольшие цифры — не действовала промвентиляция, мы работали с шестью мастерами-надомниками. Штатных два работника — директор и бухгалтер, оба на минимальной зарплате. Сейчас вентиляцию как-то сделали, работа в цехах началась.
Самое большое косторезное предприятие в стране — в Тобольске, его патронирует «Газпром», размещая сувенирно-подарочный заказ. Его объемы такие, что обеспечивают работой 50 человек. Есть мастерские в Якутии, но это уже кустарное производство.
Живучее косторезное училище
ПТУ-27, как мы говорим «школа» — от названия «школа художественного мастерства», работало с 1930 года без перерывов. Иногда на каждом курсе училось даже по 20 человек, в начале 2000-х, когда совсем было плохо, всего набиралось 10 человек. Тогда в бюджет училища включали выручку от продажи изделий, а ее не было, и возникали проблемы с питанием учащихся, со станками, с сырьем. В 2010 году рассматривали варианты перевода училища в Архангельск, объединения с чем-то. Когда архангельский губернатор Илья Михальчук построил новое здание училища, все усмехались, думали, что оно будет пустовать. Но в 2018 году училище открыли, и студенты перебрались из деревянных зданий в это, современное. Сейчас в училище около 20 студентов, училище их кормит, предоставляет общежитие. Боксы уютные, живут по двое в комнате. Года 4 назад учились даже пожилые — одному студенту из Москвы было 72 года, студентке из Санкт-Петербурга — 62.
Чьи кости любят мастера?
Мастера-косторезы любят работать с костью мамонта, кашалота, моржа. Она плотная, можно делать крупные изделия — экраны, вазы. Добыча кости моржа и кашалота запрещена, мамонтовой кости лицензируется, запрещен вывоз мамонтовой кости за границу. Кость лося тоже имеет крупный комель, но она более рыхлая. Если ее отбеливать, то она становится гибкой, мягкой. Коровья кость полая, тонкая, и со временем желтеет — этого покупатели не любят. Цена килограмма мамонтовой кости высшего сорта — около 1500 долларов США, низкосортной — 7000 рублей за килограмм, кость лося — 800 тысяч рублей за тонну, коровья — 30 тысяч рублей за тонну.
Проблемы малые и большие
Нет стабильного заказа, как в Тобольске. Рынок держат индивидуалы — надомники. Мы только что приехали с выставки в Москве. К нам подошли представители управделами правительства РФ и предложили выполнить заказ на несколько шкатулок. Областные власти фабрикой не интересуются. Гранты выделяются некоммерческим организациям, мы не соответствуем их требованиям. До сих пор наши изделия не являются народным промыслом — чтобы бюджетные учреждения могли заказывать у нас продукцию. Антикварные отделы и художественный салон в Архангельске не берут наши изделия, они дороже чем у индивидуалов…
Между жизнью и смерть застряла уникальная фабрика. Рынок не обеспечивает будущее косторезного промысла, приток молодежи иссяк и мастерство умерло, если бы не ПТУ-27 — на полном гособеспечении. Рынок не обеспечивает создание шедевров резьбы по кости. Веками холмогорские мастера жили «за пазухой» Оружейной палаты, или при дворах императорских вельмож, или при ЦК КПСС — обеспечивающих раскрывающий дарования регулярный и сложный заказ. Ведь для сохранения не промысла, а искусства резьбы по кости, нужен заказ шедевров, задающих планку массовому производству. Такого заказчика, или объединителя заказчиков, нет у холмогорских мастеров. Нет «Газпрома» — как в Тобольске.
Мог бы архангельский губернатор объединить подарочные фонды областного правительства и облсобрания, мэрий крупных городов и городских собраний депутатов, что по году немалые деньги — поддержать родные таланты, но пока нет такого решения. Могли бы управделами Администрации и Совета министров, Госдумы и Совета Федерации размещать заказы из подарочных фондов на холмогорской косторезной фабрике, но не размещают. И лица из российского списка Форбс могли бы, но нет. Цена этому НЕТ — потеря Россией уникальной позиции в мировой культуре, потеря уникальной позиции Архангельской области в России.