Кризис в Карабахе и многозначительная пауза Пекина

Международный кризис вокруг Нагорного Карабаха вызывает реакцию во всем мире. Наиболее наглядный пример — совместное заявление лидеров стран-сопредседателей Минской группы ОБСЕ — Владимира Путина, Дональда Трампа и Эммануэля Макрона, высказавшихся за прекращение вооруженного противостояния и переход к мирному урегулированию, которое поначалу очень не понравилось турецкой стороне, вынужденной затем под международным давлением подкорректировать свою позицию. Главе МИД Турции Мевлюту Чавушоглу в разговоре с российским коллегой Сергеем Лавровым по сути пришлось дезавуировать собственного президента Реджепа Тайипа Эрдогана.

Сформулировал свою позицию и ближайший партнер России — Китай. По заявлению официального представителя МИД КНР Ван Вэньбиня, Китай надеется, что участники обострения в Нагорном Карабахе «проявят спокойствие и сдержанность и смогут решить разногласия политическим путем», ибо в Пекине уверены, что обеспечение регионального мира и стабильности «соответствует интересам всех сторон, включая Армению и Азербайджан». С тех пор, а это заявление состоялось 28 сентября, китайская сторона события в конфликте не комментировала. Некоторые российские и западные наблюдатели увидели в этом желание попросту отстраниться от конфликта на постсоветском пространстве, и оказались не правы. На самом деле, если вспомнить начальную фазу белорусского кризиса, то председатель КНР Си Цзиньпин первым из иностранных лидеров поздравил с победой Александра Лукашенко, подчеркнув тем самым, что Китай безоговорочно признает итоги голосования. А вот реакции на последующее обострение из Пекина, как и в случае с Карабахом, также не последовало, что подводит к выводу о том, что Китай в принципе не склонен к спорадическим действиям в плоскости тактики, предпочитая ситуативному реагированию более фундаментальную стратегию, основанную на долгосрочных приоритетах. И поскольку главный приоритет КНР — внутреннее развитие с переориентацией внешнего вектора «мировой фабрики» на внутреннее потребление, постольку и внешним приоритетом является выстраивание системы отношений в Евразии, прежде всего с Россией и субъектами постсоветского пространства.

И в эту канву, легко объясняющуюся быстрым ростом благосостояния и покупательной способности собственного населения внутри страны и расширением спектра внешних угроз, в том числе санкционного характера, как нельзя лучше укладывается внешнеполитическая осмотрительность, которую ни в коем случае нельзя путать с бесхребетностью. Лучше всего это иллюстрируется фактом развернутого интервью, которое на днях дал государственному агентству Синьхуа украинский президент Владимир Зеленский. И надо понимать, что это не случайное событие, а «дальние подступы» к намеченному на конец года его визиту в Пекин, которого напряженно ожидают не только в Китае и на Украине, но и в России. Но это уже другая тема, поэтому вернемся к китайской позиции в отношении конфликта вокруг Карабаха.

Условно можно говорить, что у нее два дна или два среза. Первый связан с отношениями между сторонами конфликта. С точки зрения геополитики, Закавказье — важный транзитный маршрут одной из веток «Пояса и пути». Сухопутных веток таких пять. Две тянутся в Россию и далее в Европу — через Казахстан и Монголию; еще две, включая китайско-пакистанский экономический коридор, замкнуты в ареалах Южной и Юго-Восточной Азии, огибая с востока и запада Индию. А вот пятая ветка через Среднюю Азию и Иран тянется в Азербайджан и, минуя Армению, которая в число участников «Пояса и пути» не входит, дальше в Турцию, проходя через всю ее территорию, вплоть до Стамбула. Это важный фактор китайских национальных интересов, и он, казалось бы, диктует «особый» характер отношений именно с Баку и Анкарой, а не с Ереваном. Но в том-то и заключается многотысячелетний опыт китайской дипломатии, что не все так просто, и не все измеряется одной только экономикой. Действительно, в апреле 2019 года азербайджанский президент Ильхам Алиев был приглашен в Китай для участия в саммите стран-участниц «Пояса и пути», встречался с Си Цзиньпином, а также состоялась церемония подписания документа об экономическом взаимодействии на сумму, превышающую 820 млн долларов. Но, во-первых, по международным меркам, это не так много, даже если учитывать более, чем 1-миллиардный торговый оборот двух стран. При этом Китай среди азербайджанских торговых партнеров — лишь четвертый, и на него приходится менее 6% внешнеэкономических связей Баку. А во-вторых — и это главное, в Пекине очень тонко выстраивают систему балансов. И стоило Алиеву по окончании форума убыть на родину, как уже через две с небольшим недели, в середине мая, в Пекин с визитом прибыл уже армянский премьер-министр Никол Пашинян, который, помимо протокольных мероприятий, принял участие в крупном международном форуме «Диалог азиатских цивилизаций».

Как говорится, почувствуйте разницу. В форуме «Пояса и пути» участвовали десятки глав государств и правительств; мероприятие важное, но, если так можно выразиться, «массовое», посвященное прежде всего экономике и, конкретно, созданию в странах-участницах при поддержке Китая транспортных коридоров, требующих строительства соответствующей инфраструктуры. Это главная статья проекта «Пояса и пути»; остальные сферы сотрудничества движутся вслед за ней, строго в ее фарватере. Что касается цивилизационного диалога, то участие в нем Армении — дань глубокой истории, которой обладают китайско-армянские связи. Еще задолго до XIX века и колониальной экспансии Запада, когда присутствие иностранцев в Поднебесной находилось под фактическим запретом, армянским купцам китайской стороной был предоставлен целый ряд эксклюзивных преимуществ, да таких, что даже иеузитские миссионеры, периодически наезжавшие в Китай с «просветительскими» задачами, перед пересечением границы как правило переодевались в одежду армянских купцов. Чтобы не вызывать подозрений и не провоцировать фиаско своих миссий еще до их начала.

На еще один важный аспект китайско-армянских связей неоднократно указывали ереванские политологи. Поскольку узел противоречий в ближневосточном регионе завязан на исламский фактор, который определенные силы стремятся переоформить в исламистский, постольку гуманитарная мысль Армении интересна Китаю, как взгляд изнутри проблемы, но в то же самое время и несколько снаружи. Он шире взгляда, диктующегося тюркской принадлежностью Азербайджана, который в Пекине по умолчанию увязывается с турецкими интересами. А они при Эрдогане направлены на воссоздание некоего неоосманистского образования, в котором Баку отводится роль и место глубокой периферии.

И здесь мы переходим ко второму срезу (или дну) нынешнего обострения армяно-азербайджанского конфликта. К роли в нем Турции, которая не постеснялась весьма прямолинейно, без привычной восточной «обходительной» хитрости, обозначить свои претензии на Карабах, как часть не столько азербайджанской, сколько турецкой территории, как она видится Анкаре в будущем. Новая «османская» империя по соседству с западными границами Китая, с входящим в него Восточным Туркестаном, по сути, Уйгуристаном, который является Синьцзян-Уйгурским автономным районом (СУАР) в составе КНР, официальный Пекин напрягает не столько с геополитической точки зрения, сколько в рамках религиозной и этнической составляющих этого проекта. Инициатором обострения здесь Эрдоган, тогда еще премьер-министр Турции, выступил достаточно давно, в 2009 году, когда восходил к неограниченной власти и, уступив популистским требованиям толпы, вышедшей на улицы Анкары и Стамбула, а затем сыграв на ее инстинктах, предъявил Пекину провокационные обвинения в «геноциде» уйгурского населения КНР. Тогда Китай потребовал у Турции объяснений за фактическое самоуправство премьера, ибо официально турецкий МИД во главе с Ахметом Давутоглу осудил протесты в Урумчи, административном центре СУАР. И привел статистику последствий беспорядков, из которой следовало, что большая часть жертв вспышки насилия оказалась отнюдь не уйгурской, а ханьской национальности. Грубо говоря, имело место подстрекательство местными, а также прибывшими из-за рубежа провокаторами-экстремистами к погромам этнических китайцев. Что произошло в ответ? Эрдоган и не подумал извиниться; за него, как и в случае с недавней отповедью турецкого «квазисултана» лидерам стран Минской группы ОБСЕ по Карабаху, ситуацию с Пекином урегулировал все тот же глава МИД. И он подтвердил, что у Турции «не было намерений вмешиваться во внутренние дела Китая», зафиксировав тем самым, что со стороны Эродгана имела место провокация не только против КНР, но и против собственных турецких властей. Как говорится, чего только не сделаешь, если амбиции зашкаливают, прут фонтаном, а «химера, именуемая совестью», ухмыляясь, помалкивает.

Эрдоган сделал определенные выводы, но весьма специфические. Пребывая с визитом в Пекине в июле 2019 года, он вообще как будто позабыл об уйгурском «вопросе», всячески избегая дискуссии на эту тему. И высказался за тесные культурные и экономические связи с Китаем, а также за сотрудничество в сфере безопасности. Ирония судьбы: не прошло и десяти дней, как Китай подвергся дипломатической и информационной атаке 22-х западных стран, опять-таки поднявших так называемый «уйгурский» вопрос. Эрдоган, следуя линии, взятой в ходе пекинского визита, снова промолчал; однако, отказавшись от критики Китая, турецкий лидер «зажал» и поддержку Пекина. Через неделю появилось обращение 37 стран, включая Россию и мусульманские страны зоны Залива, в которой политика китайских властей в Синьцзяне, особенно по части борьбы с экстремизмом и терроризмом, получала полную поддержку. Подписи Турции не появилось и здесь. Любящий играть на публику, когда это выгодно, Эрдоган, стоило запахнуть ответственностью, попросту устранился от конфликта. И принялся действовать исподтишка. Вот выдержка из одного из докладов по ситуации на Ближнем Востоке, датированного еще 2015 годом. «В течение нескольких десятков лет (!) Турция укрывает несколько сотен тысяч уйгур (!), в том числе активистов Исламского движения Восточного Туркестана (организация, деятельность которой запрещена в РФ)… Бездеятельность спецслужб Турции в отношении данной организации негативно сказывается на развитии политического диалога между двумя государствами. В течение последних лет (2013−2015 гг.) по данным китайских спецслужб через территорию Турции регулярно осуществляется переброска завербованных в КНР уйгур и мусульман других национальностей для участия в боевых действиях на стороне «Исламского государства» (организация, деятельность которой запрещена в РФ)».

Если читатель думает, что сегодня что-то изменилось, то он сильно заблуждается. При этом, как следует из того же доклада, «при растущих объемах двусторонней торговли между КНР и Турцией (с 606 млн долларов в 1995 г. до 28,3 млрд долларов в 2014 г.) растет и дисбаланс (Турция больше импортирует), четко фиксируемый турецкими аналитиками, которые указывают, что в подобных условиях не приходится говорить о создании «китайско-турецкого экономического коридора». Турецкая сторона пытается одновременно выполнить две взаимосвязанные задачи: во-первых, сократить дисбаланс в торговле с Китаем, во-вторых, нарастить объемы двусторонней торговли и китайских инвестиций в турецкую экономику, прежде всего в транспортную систему и энергетику».

Вот эта конъюнктурная двойственность Эрдогана, судя по реакции Пекина на последние события в Нагорном Карабахе и вокруг него, похоже, может сыграть с ним злую шутку. И «рыбку съесть», ухватившись за протянутую из Пекина транспортную артерию «Пояса и пути», и «косточкой не подавиться», продолжая подталкивать превращенного в марионетку Алиева к расширению военных действий против Армении, долго не получится. Хотя бы потому, что в изрядно расколотом сегодня международном сообществе с совместным заявлением России, США и Франции начинает складываться консенсус против азербайджанского агрессивного поведения, в поддержке и провоцировании которого Эрдоган рискует оказаться в полной изоляции. В конце концов, Китаю, в рамках его проекта «Пояса и пути», который объективно соединяет различные края и углы Евразии единой логистикой и транспортной системой, политическая дестабилизация на этом маршруте, которую даже не подхлестывает, а откровенно организует турецкий лидер, явно ни к чему. И пусть официальную Анкару не ободряет молчание Пекина, ибо это, не исключено, получит несколько иное продолжение, чем ожидает Эрдоган. Случайно ли страны, которые в последнее время вполне откровенно идут на сближение с Китаем, например, Саудовская Аравия, вслед за ним, выступили за мирное урегулирование конфликта за столом переговоров. Не говоря уж о российской реакции и российской позиции, с которой китайская дипломатия давно уже нашла и наладила точки соприкосновения, что наглядно демонстрируется совместными голосованиями в Совете Безопасности ООН. Как гласит русская пословица, «Сеющий ветер пожнет бурю».