Деревня Кадь – где есть свобода, но нет электричества
Социологи пишут, что чем дальше поселение да хуже к нему дорога, тем свободнее там люди. Так ли это, можно убедиться на примере деревни Кадь, что на Зимнем берегу Белого моря, в 60 километрах от Архангельска.
Морской дороги туда нет или почти нет. В прилив, на полной воде да на небольшом катере по речке Кадь можно дойти до деревни. В отлив речка настолько мелка, что ее пересекают не на лодке, а вброд да на колесах. Дорога к деревне тоже вроде есть, а вроде нет. По ней не проедет легковуха, а после дождя и УАЗ, пройдут УРАЛ и каракат. Он — излюбленное транспортное средство жителей Кади, в каждом дворе машина с огромными колесами. Размер колес обратно пропорционален размеру кузова — в нем одно или пара-тройка мест. Самодельные каракаты — это по-скромному, побогаче — вологодского производства за 200 тысяч рублей, с 15-сильным китайским движком, открытой кабиной и кузовом на 4-х человек. По-богатому — с закрытой кабиной и движком от Нивы. Они могут плавать и ходить по болотам в окруженной топями Кади. Каракат решает проблемы с круглогодичной рыбалкой, сбором ягод-грибов на болотах и связью с Патракеевкой зимой. Свобода? Да, свобода!
В деревне живут только с апреля до ноября, на зиму жители отъезжают в Архангельск, они — горожане с деревенскими корнями. Круглый год живет только один человек, и у него есть всё: каракат, солнечная батарея и всякие запасы. Он может уехать на зиму, но не хочет. Свобода? Да.
Деревня до революции жила рыбой и связями с Норвегией. Болота вокруг отваживали всяких надзирателей и проверяющих. И если рыба тогда не регламентировалась, то была ли торговля с норвегами законной — Бог весть. Свобода? Да, наверно, на грани фола.
Дома в нынешней Кади почти все дореволюционные, многие зажиточные, городские. Таких больше, чем в соседних Патракеевке и Верховье, избами их не назовешь. Бывшие хозяева за топями-болотами не избежали потрясений XX века — раскулачены, имущество национализировано. Дома продавались с торгов, нынешние владельцы говорят, что их предки купили дома «незадорого». Хоромы богатые, высокие потолки, просторные комнаты, печки и потолки с лепниной, огромные повети. С 1917 прошло 103 года, а в воздухе витают бактерии новой Смуты — хозяева на вопросы «чей был дом до раскулачивания» да «как его приобретали» отвечают осторожно — чего хотите прознать? Без уверенности, что нынешняя собственность навсегда. На повети одного из домов — праздничные сани на одного седока, хозяйка говорит: «Они от прошлых владельцев, мы их не трогали». Показывает дом с гордостью, типа «какие были молодцы прежние хозяева». Бездны обид, тьмы переделов и насилия откроются, если законность и порядок в РФ станут когда-то пустым звуком!
В Кади нет общего электричества. В каждом доме оно свое — от бензинового генератора в 1 кВт. «Ест» он 1 литр бензина в час, и освещает дом несколькими лампочками. С телевизором сложнее, его хозяева смотрят по часу-два в день. В одном доме зять-торговец подарил хозяину солнечную батарею, она лежит на крыше и дает свет круглый год, вся деревня ему завидует. Свобода? С учетом, каким стало ТВ — наверное, да. Но 40 рублей за литр бензина по три-четыре часа в сутки — это 5000 рублей в месяц, что пенсионеру весьма накладно. Дрова, ремонт столетнего дома, лодка, каракат, продукты, которых не дают леса и поля, заставляют заниматься чем-то еще, кроме ожидания пенсии.
Из деревянной церкви Трёх святителей 1901 года в Кади как будто только что вынесли иконы и забыли закрыть дверь — пустой иконостас в целости. Привести ее в порядок несложно, но никто этим не занимается. В соседнем Верховье полуразрушенную каменную Успенскую церковь почти полностью отремонтировали, деревянная Никольская — в планах на противоаварийные работы «Общего Дела». Деньги собирают на них даже в Москве. А в Кади церковь никому не нужна, нет попыток ее возвращения к жизни. В «Общем деле» даже не знают, что она существует, хотя информация у них о деревянных церквях самая полная, и найти телефоны «Общего дела» не составляет проблемы. Свобода? Оборотная сторона свободы.
Работы в Кади нет, даже государственной: ни полиции, ни Артелекома, ни почты, ни медпункта, ни школы. «Работа» — это ягоды и рыба. Интернета нет — удаленной работой, писательством не займешься. Но «вторая нога», которую жители «держат» в городе, — родственники, приезжающие сюда на лето, — снимает финансовые риски.
Кадь — пограничье между свободой деревни посреди болот и несвободой города, где те же люди живут половину года. Пограничье закона и свободы ловить рыбу. Пограничье цивилизации — ростелекомовский телефон с тарелкой посреди деревни без электричества. Пограничье до и после 1917 года — неуверенность 90-летнего владения домами раскулаченных. Пограничье — свобода переступить с ноги на ногу, сделать опорной сегодня одну, а завтра другую.
Пограничье, его двойные смыслы как в капле отлились в судьбе Геннадия Никитича Олонкина (1898−1960), самого знаменитого уроженца Кади. Пограничье обосновалось в крови Геннадия — сына русского Никиты и норвежки Эли (Елены). Отца полярный исследователь и большой патриот России Владимир Русанов уважал настолько, что назвал его именем мыс на Новой Земле. А сын выбрал опорной «другую» ногу — норвежскую. Зажиточным мореходам Кади советская власть оказалась несимпатична, в 1918 году Геннадий покинул радиостанцию в поселке Хабарово на Новой земле, где служил, и ушел механиком-радистом с Руалем Амундсеном на яхте «Мод» по Севморпути. Он один из немногих, кто следовал на ней до Берингова пролива. Включен Амундсеном в экипаж дирижабля Норвегия, но комиссован по состоянию здоровья. В 1926 году получил орден Святого Олафа и норвежское гражданство. Работал в институте метеорологии в Тромсе, участвовал в развертывании базы НАТО на острове Ян-Майнен. Умер от рака в нестаром еще 62-летнем возрасте. В его честь названа метеостанция базы НАТО — Олонкиенбиет.
Родственнице Геннадия пишут «ВКонтакте»: «Какой уважаемый человек родился и жил у нас», — не обращая внимания на участие земляка в расширении НАТО, когда мир висел на волоске и организация эта разрабатывала планы ядерного уничтожения России-СССР. Двусмысленности пограничья!