Не сбежавший с острова Русский Север
На берегу протоки в дельте Северной Двины за рулем УАЗа мужик лет 45. Местная тетя, узнав, что гость с аэросаней из информационного агентства, кричит ему: «Покажи, Вася, как дорогу раздолбали!» Поехали. Дорога хорошая, из бетонных плит. Их не растащили — местные берегут, новая плита 15 тысяч, ремонтировать дорогу — огромные деньги. В одном месте, где поверх острова в половодье шел лед, дорогу снесло. Потом ее размесили колесами, непросыхающая колея и огромные лужи. Зато мост новенький, район быстро отремонтировал — другого пути в деревню нет.
Василий следит за собой, чувствуется женская рука. Рассказывает понемногу, когда увлечется, да чуть поднажмешь. Живет сенокосом, в сезон получается 10−15 тонн. Возит сено в город тем, кто держит скотину. Отдает тонну сена по 5000 рублей, выручка в год 50−75 тысяч. Затраты не считал, паромщик за переправу берет 1800 рублей за трактор с прицепом, остальное соляра, запчасти и на жизнь.
Едем мимо разрушенных ферм, заброшенных заливных лугов, кое-где темнеющих пятнами картофельных полей. У Василия есть и картофель — 2 гектара. Гектар прошлым летом «утонул» после дождей. Трактор не смог работать в поле — увяз. Даже сапоги оставил в месиве — так картошка и лежит в земле. «Зубы положили на полку», — говорит Василий. Если и этот год будет так, не знает, что делать.
У него УАЗ и два трактора — «Беларусь» 1986 года осталась после совхоза, на второй скопил в 2013 году. Земля не оформлена, на общем собрании пайщиков договорились запретить межевание, кто хочет — пусть межует поля в сторону моря. Дорог там нет, все заросло ивой. Не хотят островитяне скупки земли, не хотят чужих — классическая крестьянская община «до Столыпина». Готовы работать на земле без оформления, на «птичьих правах». Сам Василий никак не зарегистрирован, регистрация — это бухгалтер, надо платить деньги, которых нет.
Живет с мамой, жены нет — все девушки уехали в город. На маме квартира, она готовит, стирает, ходит в магазин. Мамина пенсия — тысяч 15.
Единственная оставшаяся на острове его одноклассница работает завклубом. Рядом с клубом памятник павшим в годы Великой Отечественной войны, покрашенный и помытый, свежие искусственные цветы, 400 фамилий. Есть даже Вечный огонь — врытая в землю газовая горелка, в праздники к ней подключают баллон. Школа большая, двухэтажная, учеников 25−30. Учителя пенсионеры, фельдшер — пенсионер.
У протоки несколько вытащенных на берег буксиров и катеров — все покрашены, готовы к спуску. На одном, в праздник, кипит работа. У берега вмерзли понтоны, с которыми катера работают в связке. Люди зарабатывают перевозками грузов и пассажиров. На остров ежедневно ходит теплоход, паром только два раза в неделю, не все помещаются. Иногда запись на паром идет за три недели.
Остров районная власть не бросила, что может — делает. А может немного. На берегу штабель завезенных дров, кочегарка работает, мусора на улицах нет, муниципальные дома не гнилые, рамы покрашены. В 1960—1980-е совхоз процветал, крупного рогатого скота была 1000 голов, строились трехэтажные дома с центральным отоплением. Пока власть заботится, такое отопление благо — но если умрет кочегарка, в домах не выжить. Коммуналка сейчас у Василия 5000 рублей в месяц, в сравнении с доходами очень много.
О словах врио архангельского губернатора А. Цыбульского про развитие сельхозпроизводства я Василию не сказал — ничего нет хуже несбывшихся надежд. Поживем — увидим, надо быть очень упрямым, чтобы в архангельском сельском хозяйстве что-то изменить в лучшую сторону. В 2019 году область выделила на фермеров 37 млн рублей. Надо было регистрировать ИП, фермерское хозяйство, писать заявку на грант, открывать расчетный счет, искать софинансирование 10−40% от суммы гранта, собирать отчетные документы, вести бухгалтерию, писать отчет с приложениями. Хорошо, если фермер вел хозяйство под Архангельском, а из районов или с островов не наездишься. Василий так не может, да и других с области набирается немного — в 2016 году было 12 заявок, в 2019 году — шесть. У 12 получателей грантов прокуратура нашла нецелевые расходы, пришлось собирать деньги и возвращать. Одного фермера посадили на два года.
Проще с субсидиями — тоже бумаги, но их меньше. Правда, на килограмм мясной продукции получается 3−5 рублей, хлопоты того не стоят. Такая поддержка сельхозпроизводителей — скорее видимость и морока. Областное министерство торговли и АПК тяготится такой работой, вслед за которой приходят прокурорские. У Александра Цыбульского получится выполнить слова, если помощь сельхозпроизводителям будет в полмиллиарда по году, а распределение гораздо проще.
На вопрос — почему не сбежал отсюда, Василий отвечае: «Куда?» Его знакомые работают в «Севералмазе», зарплата больше, но и расходов в городе больше — тот же ноль. Здесь свобода, сам себе хозяин, сам планируешь жизнь. Если бы не погода, с ней все хуже. В этом году сообщения с материком нет уже три недели, такого не было очень давно. Зима теплая, да еще прошел ледокол, сломал переправу. Парома не будет еще неделю-две — в протоке мелко, лед тает сам, а это еще дней десять.
Сюда, на остров, пожить-поработать, надо бы возить минсельхозовских чиновников и сторонников «невидимой руки». Перестроечные лозунги, что «фермеры накормят страну», надо только распустить колхозы-совхозы, Василий помнит: «На подонков слов тратить не хочется».