Замдыханов: спустя три года украинской блокады Донбасс не сдался
Интервью одного из лучших и интереснейших журналистов Донецка Рамиля Замдыханова о том, чем отвечала шахтерская столица на обстрелы украинской артиллерии и жалеют ли дончане о том, что из их жизни ушла Украина.
Александр Долгинцев-Межевой: Рамиль, в этом году исполняется 100 лет, как закончилась Гражданская война в Новороссии — армия Врангеля покинула Крым. Война, как мы знаем, не обошла и ваш родной Донбасс, по территории которого прошлись все — и красные, и белые, и махновцы.
А какова нынешняя идеологическая самоидентификация Донбасса — он красный или белый, или махновский (памятуя, кстати, о махновщине 2014 года с ее «отжимами», которую молодая ДНР, правда, быстро подавила осенью 2014 — весной 2015 года, как только закончилась горячая фаза войны с Украиной)?
Рамиль Замдыханов: Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним, Донбасс — индустриальный регион. Здесь находится исторически сложившееся сосредоточие пролетариата, а потому Донбасс имманентно «левый», и другим быть не может.
Буржуазная и мелкобуржуазная прослойка, традиционная питательная почва для «правых» идеологий, тут исчезающе тонка, а потому и не представлена в политическом поле чем-то значимым, особенно в количественном плане. Отдельно взятые яркие фигуры, конечно, есть, но они не в счет.
Напомню, что и события 14-го года в Донбассе проходили под «левыми» лозунгами. «Республика народной экономики без олигархии и коррупции» — вот что было тогда написано на многочисленных плакатах и занятых под агитацию рекламных плоскостях, вот чем поднимали народ на борьбу.
Но при этом из-за тех же особенностей исторического развития, когда население практически в полном составе всегда участвовало в производстве, считай, созидании чего-либо, Донбасс лишен так называемого «левачества». Вся эта модная фронда из больших столиц, все эти новые революционеры с горящими глазами в арафатках или желтых жилетах, желающие в очередной раз снести до кровавого основания старый мир, чтобы на его обломках построить новое справедливое общество, — их точно здесь нет.
В канву симпатии «левым» идеям ложится и то, с кем из участников Гражданской войны ассоциирует себя население Донбасса: разумеется, с «красными», потому что именно им удалось создать и построить СССР, государство, в котором Донбасс пережил свой «золотой век».
Александр Долгинцев-Межевой: В Донецке ни Украины, ни украинства больше нет — украинский язык не государственный, все получают русские паспорта, зарплату получают в рублях, Денис Пушилин на митинге, посвященном 5-летию Республики, поет под гитару песню «Россия — родина-мать» и официально заявляет, что ДНР держит курс на РФ.
А как ко всему этому относятся простые дончане? Осталась ли у кого-то в городе и Республике тоска по Украине? Вообще хотят ли простые дончане возвращения в состав Украины даже на правах автономии?
Рамиль Замдыханов: Справедливости ради напомню, что возвращение в состав Украины на правах автономии прописано в Минских соглашениях, которые, при всем их перманентном и всеобщем невыполнении, пока не дезавуированы ни одной из сторон. Это к слову об определенной абсурдности мира, в котором мы находимся, причем мира — во всех значениях этого слова.
Рискну утверждать, что у определенной части населения, живущего тут, тоска по Украине осталась. Возможно, если копнуть глубже, эта тоска не по бывшей стране, а по довоенным временам, когда не было угрозы жизни, когда был выше уровень благосостояния, когда будущее было понятно и не внушало страха своей неопределенностью, но все же — тоска.
Но можем ли мы осуждать кого-то живущего в Донецке за желание вернуться в состав Украины, если главные и единственные международные соглашения по конфликту в Донбассе не предусматривают иного финала?!
Другое дело, что большая часть людей, живущих здесь, в массе своей рациональна. Это первое. И у нее, прямо скажем, не очень короткая историческая память — это второе.
Первое обстоятельство обуславливает четкое понимание того, что история не имеет «челночного хода», она движется и развивается только вперед, а значит, неотрывно смотреть в прошлое бесперспективно. Как бы ни были уютны и понятны минувшие дни — им уже не вернуться. Тот привычный мирок в угоду каким-то своим интересам сожгли и расстреляли организаторы Евромайдана, он похоронен в номерной могиле для неопознанных тел, а убийцы безнаказанно разгуливают на свободе.
А крепкая историческая память не дает забыть того, кто совершал, да и до сих пор совершает обстрелы донбасских городов, кто организовал блокаду региона, кто отрезал местных стариков от пенсий, заставляя их умирать в мучительных поездках «на ту сторону». Кто и по сей день ведет презрительно-уничижительную риторику, грозя населению Донбасса поражением в правах после того, как контроль над территорией будет возвращен Киеву.
Где ветеранов СС награждают орденами, те «зигуют» в ответ, и все это является в лучшем случае поводом для шуточек, а не для уголовного преследования. Надо признать, что сама Украина, даже если вынести за скобки ее скотское отношение к Донбассу, в наши дни не слишком-то симпатична и привлекательна. Нужно быть в значительной степени небрезгливым, чтобы ее желать.
Все это делает идею возвращения на Украину тут не очень популярной. Но и сказать, что она полностью отсутствует вовсе, — тоже неверно.
Александр Долгинцев-Межевой: Как в условиях тотальной экономической блокады со стороны Украины живет ДНР? Как перестраивается ее экономика и промышленность? В чем трудности?
Рамиль Замдыханов: Я уже говорил когда-то об этом, повторю ту же фразу. Еще никому блокада и война не шли на пользу, и Донбасс тут не исключение, блокада действует на него негативно, она его ослабляет и изнуряет. Неправильно рисовать в воображении Донбасс каким-то кустодиевским великаном с известной картины, который, выпучив глаза и подняв над головой гигантский флаг, идет навстречу будущему, не видя преград, перешагивая через людей, дома и домишки.
Вызовы сейчас перед Донбассом стоят достаточно серьезные, очень важно правильно с ними справиться, чтобы сохранить этот уникальный регион — в котором высокотехнологичная экономика уникальным образом дополняется квалифицированным, грамотным и уравновешенным населением. Важно в итоге сохранить и первое, и второе, и их высокопродуктивный симбиоз.
Разумеется, те, кто организовал торгово-транспортную блокаду Донбасса, прекрасно понимали зачем и что они делают. Экономика региона очень сильно ориентирована на внешнее потребление — столько угля, чугуна, стали, электроэнергии и всего другого, что производит Донбасс, внутренний рынок переварить не в состоянии, это все нужно продавать.
За время, пока Донецк и Луганск входили в состав Украины, неизбежно оказались выстроены соответствующие производственные и логистические связи, которые позволяли предприятиям региона и выпускать продукцию, и поставлять ее на внешние рынки.
Но напомню, в 2017 году сначала украинские националистические формирования «легли на рельсы», преградив путь грузопотоку в и из Донбасса, а позже их поддержала официальная киевская власть. И те, и другие, видимо, посчитали, что остановить деятельность предприятий, выпускающих, подчеркну, исключительно мирную гражданскую продукцию, обрекая семьи их работников на голод, — это действенный, а главное, вполне моральный способ принудить Донбасс согласиться на украинские условия, проще говоря — сдаться.
Спустя три года блокады мы можем утверждать — не сдался. Вопреки блокаде и шантажу, вопреки санкционному давлению экономика Донбасса находит для себя новые рынки сбыта, но находит тяжело, это тоже правда. Хотя почитайте любую специальную и деловую прессу, покажите там упоминание о странах и регионах, которые сейчас не знают никаких проблем, катаются как сыр в масле и не знают, куда деть деньги.
Если такие монстры, как Китай, США и Западная Европа, едва справляются с собственными кризисами, то каково Донбассу, отрезанному от внешних рынков, вынужденному получать и доставлять продукцию с громадными логистическими плечами, находящемуся под санкциями и обстрелами! Конечно, это беспрецедентные условия, но в них надо выжить, иного не дано.
Возможно, что один из способов выжить — это изменить привычный уклад экономики региона, очевидно, что цепочка «уголь — кокс — металл», породившая и жирно вскормившая донбасскую олигархию в 90-е, в наши дни уже не так эффективна, ей надо искать замену или хотя бы сделать ее более технологичной.
Второе очевидное направление — это расширение внутреннего рынка Донбасса, чтобы заработанные здесь деньги не утекали тут же за границу в обмен на то, что потенциально может быть произведено тут же.
Вероятно, есть и иные способы решения, которые можно легко и пафосно изложить в паре абзацев, но совсем не так просто реализовать в реальной жизни. Но в чем я уверен, так это в том, что Донбасс обязательно справится. Исторический уровень его витальности, жизнеспособности всегда позволял это сделать, позволит и сейчас. Заколдованное, но в хорошем смысле, место, если хотите.
Александр Долгинцев-Межевой: Время от времени смотришь в социальных сетях, как жители Донецка, Макеевки, Горловки устраивают обмен информацией: у кого «на районе» громче слышна артиллерийская канонада. Лично я прихожу от этого в ужас. А вы? Вы и ваши маленькие дети, которые растут во время войны, привыкли к гулу артиллерии? Как они на него реагируют?
Рамиль Замдыханов: А это смотря какой громкости канонада. Если привычного, то никак не реагируют. Шести лет войны хватило на то, чтобы как-то смириться с этим «индустриальным» шумом, который большинство проживающих тут пропускает мимо ушей.
А если начинает греметь громко или «совсем рядом», то, конечно, пугаемся. И дети, и женщины, пожилые люди, да и все остальные тоже — мы же живые люди, ничто человеческое нам не чуждо. Страшно. Умирать никто не хочет.
Александр Долгинцев-Межевой: ДНР существует уже шесть лет. Как вы чувствуете, она состоялась как государство? Прежние донецкие чиновники шесть лет назад позорно сбежали в Киев, оставив как родной край, так и простой народ, один на один с украинской армией и националистическими формированиями. Смогла ли за это время Республика устранить кадровый голод и вырастить свои собственные управленческие кадры? Есть ли тут трудности? Если да, то какие?
Рамиль Замдыханов: Беда Донбасса 2014 года не в том, что его оставили какие-то там чиновники, к тому же это сделали далеко не все из них, да и не в их бегстве проблема. Практически в один день сбежали все, кто считал (да и до сих пор считает) себя местной элитой. Хозяева финансов, производств, хозяева территории, в конце концов.
Украина не вчера стала феодальным государством, она была таковой всегда. Над этим можно посмеиваться, упрекать в архаизме, но не считаться с этим обстоятельством нельзя. И как в каждом феодальном государстве его части неизбежно враждовали. И вот во время обострения очередного феодального конфликта вся местная донбасская расфуфыренная знать вдруг «делает ноги» в расположение того, с кем она все это время вела тайную и явную борьбу.
Я, признаюсь, всемирную историю знаю не на пятерку, возможно, поэтому подобного «кунштюка» в летописях что-то не припомню. Для меня это бегство говорит об одном — увы, местная региональная элита не была элитой. Проверку на верность своей земле и своему народу она не прошла — сбежала.
Не в последнюю очередь из-за этого новая генерация управленцев тут создавалась практически с нуля. Разумеется, этот процесс и был непростым, и остается непростым. Два известных выражения «кадры решают все» и «у нас незаменимых нет» объединяются и борются между собой, согласно известному закону. И эту борьбу мы сейчас может наблюдать в Донбассе во всех ее тонкостях и, порой, неприглядных подробностях.
Очень часто на управленческие посты приходят люди, появления которых невозможно было предсказать и предвидеть, в прошлые годы они бы туда не проникли по миллионам причин: происхождение, уровень обеспеченности, близость к клану и тому подобное. И тут социальный лифт поднял их наверх, и они демонстрируют совершенно профессиональную хватку, оказались на своем месте.
С другой — на тех же постах порой оказываются персоны, на которых смотришь и думаешь: откуда ты взялся и как сделать, чтобы ты туда же ушел?! А от описанных персон, и от первого, и от второго, зависит жизнь тысяч людей, это не шутки!
Но это все жизнь, она всегда итерационна, он не бывает гладкой и ровной, как школьный глобус. Однажды оказавшись в зоне турбулентности, мы обречены на болтанку.
Другое дело, что надо из нее уже выбираться, шесть лет — это все-таки срок, пора. Субъективно я бы отметил, что качество управленцев меняется, и меняется в лучшую сторону. Но скорость изменений пока неадекватна ситуации, в которой мы находимся.
Александр Долгинцев-Межевой: Объясните такой феномен: война идет шесть лет, а донецкие театры, филармония и другие культурные заведения забиты под завязку? Все рестораны и кафе работают, причем на довоенном уровне, и всегда, подчеркиваю, всегда почти полны посетителей. Мало того, в Донецке еще и проходят показы высокой моды. Как это объяснить, ведь вроде как граждан от войны должны уже охватить тоска и апатия?
Рамиль Замдыханов: Не вижу в этом особо феномена, ну это же все равно, что спросить: отчего во время болезни человек старается бодриться, читать книги, подшучивать над своим состоянием, а если позволяет состояние здоровья — выйти на прогулку? Не лучше ли сразу надеть все чистое и идти ложиться в гроб? Или спрошу иначе, какой тип поведения правильней — первый или второй?
Уточнил, потому что подумал, есть же среди нас и такие, которые при малейшем недомогании начинают громогласный обратный отсчет времени до своего окончательного ухода, вовлекая в него всех близких, повергая в тоску и уныние окружающих. Донбасс, как мне кажется, никогда не был подобным пессимистом, не стал он таким и в нынешних обстоятельствах.
Вот этот творческий взлет донецких театров, филармонии, творчества в целом начался в 14-м году как некий ответ на вооруженную агрессию против Донецка. Над городом звучала совершенно адская канонада тогда, а в залах ее заглушали литавры и скрипки. Украинский президент Порошенко обещал детям Донбасса подвалы и бомбоубежища, а ему отвечали ложей бенуар и театральным буфетом.
В те годы знаменитая фраза Есенина «тот сел у пушки, этот у пера» была очень своевременна, работник культуры почувствовали свой долг встать на защиту родной земли, причем необязательно с оружием в руках. Надо было отстоять честь и статус Донбасса как территории культуры, и это им удалось и удается.
А вот что касается работающих предприятий общепита, которыми часто восторгаются приезжие, то я бы все же не ставил их в один ряд с театрами и музеями, при всем уважении к труду рестораторов, которым шесть лет приходится выживать в невероятно сложных условиях.
Особенно сейчас, когда из-за противоэпидемиологических мер приходится существенно сокращать часы работы, терять клиентов, обороты и прочее. Но кафе и рестораны, к сожалению, стали доступны более узкому кругу жителей того же Донецка, чем это было до войны. И эта «недоступность», это новое расслоение часто является поводом для конфликтов в социальных сетях, например. То, что они «почти всегда полны посетителей», не очень-то соответствует общему уровню достатка у населения.
Я вообще был бы осторожен с тем, чтобы рисовать атмосферу сегодняшнего Донецка как сладкий и благостный сон восторженного патриота. Банально, но жизнь всегда сложнее и полифоничнее упрощенных о ней представлений, и в этом плане я бы не стал отрицать присутствие в Донбассе и тоски, и апатии. Все есть, и это тоже.
Тут, черт возьми, шесть лет идет война, конца которой все еще не видно. Неужели вы думаете, что здесь живут настолько восторженные оптимисты, которые не устанут от такого. Да, от такого невозможно не устать!
Александр Долгинцев-Межевой: Каково, по вашему мнению, значение Донецка для Русского мира? Что он своим опытом дает ему понять, какую Правду раскрыть?
Рамиль Замдыханов: С тех пор как у Советского Союза появилось ядерное оружие, у его населения появилось твердое убеждение, что «нас не посмеют тронуть». После развала СССР с этим убеждением живет население Российской Федерации, как мне кажется. Что мы слишком сильны и могучи, слишком хорошо вооружены, чтобы против нас велись военные действия. Козни на экономических фронтах, это да, от этого никто не застрахован, а вот стрелять не будут. Не будут стрелять.
В 2014 году с таким же ощущением жил и Донбасс, по крайней мере, большая часть его жителей, полагая, что некий протекторат России, артикулированный к тому же ее высшими лицами, защитит регион от прямой военной агрессии. Оказалось, что нет, не защитит.
Оказалось, что война, в которую никто не верил, может вестись, у противоположной стороны есть на это и политическая воля, и военные, и экономические ресурсы. Шесть прошедших с тех пор лет показывают и доказывают.
И даже то, что тут с каждым днем проживает все больше граждан России, войну не останавливает. Ну проживает, и что?
Какой из всего этого следует вывод? Ну, я даже не знаю. А разве еще непонятно?