Турбулентность или разгерметизация? О планах на будущее Пермской оперы

Долго театр хранил молчание, но не потому что ему нечего было сказать. Мешала напряженная работа… Примерно такими словами начал свое выступление генеральный директор Пермского театра оперы и балета Андрей Борисов, представлявший на пресс-конференции планы подконтрольного ему учреждения на ближайшие два сезона.

Последние полгода в театре готовились к рывку для преодоления «известной турбулентности», которая свалилась нам всем на голову.

Объяснив ситуацию, пермский Цицерон резюмировал — турбулентность окончена! Впереди нас ждет светлое будущее. Сенаторы разразились овациями. Тиран оказался посрамлен.

О светлом будущем и повел речь новоиспеченный генеральный директор. Говорил он много и интересно, сам не заметив того, что «рассказал лошади всё». К сожалению, этого не заметили (или сделали вид, что не заметили) «сытые», как заметил министр культуры Вячеслав Торчинский, журналисты. В очередной раз возьму на себя смелость устранить это недоразумение.

Турбулентность закончена?

В действительности турбулентность в театре началась не с начала нынешнего сезона, а еще с сезона 2017−2018 года, когда нам представили лишь две оперные премьеры — «Сад осьминога» — детскую одноактную оперу, и одноразовую оперу «Фаэтон» («Жанна на костре» была представлена в рамках Дягилевского фестиваля). В сезоне 2018−2019 годов турбулентность усилилась — нас обрадовали лишь одной оперной премьерой — «Лючия ди Ламмермур». Ну и в текущем сезоне лишь одна детская одноактная опера «Терем-Теремок». Два с половиной года продолжается эта турбулентность, конец которой замаячил на горизонте лишь сезона 2019−2020 гг.

Да, именно так, господину Борисову это может показаться удивительным, но турбулентность заканчивается не тогда, когда об этом объявляет пилот самолета, ведь так? В нашем случае она закончится тогда, когда это увидит зритель. Кстати, для любителей аэродиномических метафор, хочется напомнить, что чем больше и тяжелее тело, на которое воздействуют потоки воздуха, вызывающие турбулентность, тем меньше эта самая турбулентность ощущается. Стоит задуматься, почему самолет трясет последние годы с такой силой, что пилот вынужден оправдываться и успокаивать пассажиров чуть ли не в каждом своем обращении.

Так вот, никакая турбулентность еще не закончилась, в этом сезоне мы не увидим больше ни одной оперной премьеры. Молчание продлится до нового сезона. Возобновленная опера «Богема» — это, конечно, очень хорошо, но назвать ее событием, равносильным премьере (как это сделал Борисов), по меньшей мере странно. Директор попытался это объяснить тем, что на ней будет присутствовать всё руководство «Моцартеума». Не сомневаюсь, что для театрального руководства это намного важнее, чем присутствие на спектакле зрителя, но зачем же так откровенно в этом признаваться?

Короче говоря, первая часть пресс-конференции свелась к банальному оправданию за собственную несостоятельность, причем оправдания были не только неубедительными, но и крайне странными. Предлагается понять и простить руководство театра в счет будущего великого рывка. Но, забегая вперед, стоит отметить, что никакого рывка не предполагается. С сезона 2020−2021 гг. театр поставит три оперные постановки, что не является чем-то экстраординарным, к примеру, в сезоне 2016−2017 года театр представил четыре новых оперы.

Важно подчеркнуть, что все вышесказанное относится исключительно к опере. По ситуации с нашим балетом, вызывающим не меньшие опасения, будет отдельная пресс-конференция, по Дягилевскому фестивалю отдельная, по подписанию договора о сотрудничестве с Высшей школой экономики (действительно, не с институтом же культуры оперному театру сотрудничать!) отдельная. Хочу выразить решительное возмущение тем фактом, что не было проведено пресс-конференции по поводу закупки новой ракушки для театра.

Новые режиссеры и новые постановки

Что касается планов на будущее. Начну с положительных моментов. Приятно, что нам теперь говорят о планах на несколько сезонов вперед, приятно, что главный режиссер театра Марат Гацалов настроен решительно в своем желании восстановить репертуар. Фактически, если я правильно понял (а мне кажется, что правильно), речь идет об отказе от прежней модели — смешанного театра (которая действовала только на словах), и переходе к старой доброй модели репертуарного театра. Разумеется, это радует, но пока это лишь слова. Гацалов попросил 5 лет, чтобы всё исправить. Доживем ли?

Приятно и то, что директор Борисов заявил о переходе от театра «эксцесса» к театру концептуальному — премьерные постановки в новых сезонах будут связаны единым идейным посылом, стоит выразить пожелание, чтобы всё это было спаяно специальной программой в рамках «Лаборатории современного зрителя».

Еще можно порадоваться тому, что ближайшие два сезона нас ждет по три оперных постановки в каждом сезоне. Такого не было четыре года. Но, к сожалению, на этом счастье заканчивается.

Если 2010-е в Пермской опере проходили под знаком величин мирового уровня — Ромео Кастеллуччи, Теодорус Терзопулоса, Роберт Уилсон, то теперь планка значительно занижена — нам представляют режиссеров российской сцены с упором на молодое поколение. И не потому что вдруг руководство театра стало патриотичным, всё дело в том, что его возможности значительно сократились. Это опять попытались нам представить в ином ключе, объяснив, что такова новая политика театра.

Единственной неизменной политикой остается «низкопоклонство перед Западом», именно поэтому в предстоящих сезонах мы увидим лишь две русские оперы и целых четыре иностранные. Даже не 50 на 50. Что касается приглашенных режиссеров, они давно зарекомендовали себя как сторонники современных интерпретаций оперной классики. То есть в нашем театре в ближайшем будущем не будет ни одной (!) классической оперной постановки. Впрочем, как и за последние шесть лет.

Более того, наиболее известными режиссерами из предложенного нам списка являются даже не режиссеры, а откровенные провокаторы, паразитирующие на ниве театрального искусства. Речь идет о Константине Богомолове и Максиме Диденко.

Богомолов объясняет свою творческую манеру «собственным видением художника». Вот он так видит, и то, что видит, показывает нам. Видит он исключительно порнографию, причем в извращенной форме. Вот как охарактеризовал его спектакль «Князь» в театре Ленком по произведению Фёдора Достоевского театровед Александр Минкин.

Этот отзыв является самым обыкновенным отзывом на любые творческие потуги Богомолова, которому ничего иного и не нужно. Он не театральный режиссер, он нечто сродни Марату Гельману — провокатор, питающийся скандалами.

Его напарник Диденко также не отстает от своего друга, в театре Богомолова он недавно поставил спектакль «Норма» по произведению постмодернистского писателя Владимира Сорокина. Опять вышло гениально.

Вот таких «творцов» ожидает на своей почве пермская земля, которой стоит подготовится к акту «сношения», причем отнюдь не добровольному. Это вам не Теодорус Терзопулос со своей «Носферату». Это будет кое-что почище.

Что в итоге?

Таким образом, благодаря пресс-конференции, проведенной руководством театра, стало очевидно следующее. Эпоха Теодора Курентзиса, как то понимали многие, принесла разгром и разруху в Пермский театр оперы и балета, оставив после себя выжженную землю. Теперь театр лихорадочно пытается выпутаться из сложившейся ситуации, но в силу объективных причин, в том числе и финансовых, он уже не может создавать события мирового масштаба, поэтому брать будет за счет провокации в духе Богомолова.

Во времена Курентзиса создавался театр его имени, он состоял из одноразовых проектов, но мирового уровня. Параллельно с этим уничтожался театр репертуарный, состоящий из преимущественно классических постановок.

И вот теперь, уничтожив театр классический, театр Курентзиса покинул город. Остались руины. И принимается решение восстанавливать то, что маэстро уничтожал — театр репертуарный, но восстанавливать за счет чего? За счет постановок Богомолова и Диденко?

В результате, если верить Марату Гацалову, через пять лет нас ждет полное забвение классики и торжество князей Тьмышкиных. Вместо двух театров — современной качественной драматургии мирового уровня и высокой классики — один театр провокационной постмодернистской посредственности.

Именно это и было рассказано руководством Пермского театра оперы и балета во время прошедшей презентации. Неужели это никто не заметил?