Китайская драма «Сыма Цянь» — легенда о мирном герое

Возможно ли искренне сопереживать человеку, жившему две тысячи лет назад в далекой стране с совершенно чуждыми обычаями? Драматург Сюн Чжаочжэн, режиссеры Жэнь Мин и Фэн Юаньчжэн (он же исполнитель заглавной роли) доказали — да, вполне возможно. Потому что и две тысячи лет назад люди в любой части света были людьми, волновавшие их проблемы и нравственные выборы были теми же. Культурные особенности и исторические обстоятельства лишь накладывают на эту основу систему цветных и фигурных стекол, сквозь которые она все равно отчетливо различима.

Жизнь древнего конфуцианского Китая трудно постижима для современного российского зрителя. Особенно молодого, часто озабоченного отстаиванием своей свободы от всяческих ограничений и запретов, а часто — и от необходимости думать о судьбах Родины. Космополитизм, «самовыражение» и жизнь «для себя» в наши дни стали чуть ли не моральным кодексом молодых интеллектуалов. Конфуцианский «книжник», не думающий о своей стране, отказывающийся подчиняться установлениям этики и этикета, сторонящийся политических проблем, — это нечто невероятное и практически невозможное. «Книжник» — это не интеллектуал, а что-то очень близкое к понятию интеллигента, каким оно сформировалось в России на границе XIX и XX веков. Интеллигента от интеллектуала отличает именно способность болеть душой за свой народ, человека и Человечество, неистребимое и неколебимое нравственное чувство. Основатель китайской историографии Сыма Цянь, автор эпохального труда «Исторические записки», — яркий пример такого ученого-интеллигента. В китайской истории традиционно насчитывается десять «совершенномудрых людей», и Сыма Цянь — один из них.

О жизни, а особенно, о смерти Сыма Цяня известно не так уж много. Но Сюн Чжаочжэн создает не биографическую историческую драму, а скорее героическую легенду, потому факты здесь несколько изменены и домыслены ради обострения сюжетных и психологических коллизий. Так, в пьесе Сыма Цянь пишет свой знаменитый труд от начала и до конца в ссылке, не только отправленный в родную деревню на десять лет, но и изгнанный из дома и вынужденный жить и работать в холодной пещере. Историки умалчивают об этом. О самоубийстве ученого также ничего не известно. Но случай, определивший дальнейшую жизнь историка, — его отважное заступничество перед лицом разгневанного императора за семью опального генерала Ли Лиина, потерпевшего поражение в битве с гуннами, и смертный приговор, замененный позорной кастрацией, с которой Сыма Цянь смирился ради завершения своего труда — исторический факт. Автор всего лишь проецирует нравственное напряжение этого эпизода на всю дальнейшую жизнь героя, превращая ее в непрерывный подвиг. По словам Сюн Чжаочжэна, они вместе с режиссером Жэнь Мином создавали свой спектакль именно для молодого зрителя, о человеке из далекой древности, который тем не менее мог бы стать примером для молодых.

В древнем Китае существовало понятие «благородный муж» — цзюнь цзы. Это был человек, являющийся воплощением всех конфуцианских добродетелей. В «Книге перемен» сказано: «Между небом и землей благородный муж должен постоянно совершенствоваться». Четыре главных качества «благородного мужа» — постоянное самосовершенствование, стремление совершать благородные поступки, высочайшие нравственные качества и посвящение себя делам, приносящим реальную пользу. Одной из целей пьесы о Сыма Цяне как раз и было явить молодым зрителям пример такого человека. Вторая цель — раскрыть понятие героя, того, кто не боится смерти и тоже обладает высокими нравственными качествами. Эти два понятия одни из важнейших в китайской традиционной культуре.

Сыма Цянь ставит честь гораздо выше жизни. Приговоренный к кастрации, поначалу он не хочет жить опозоренным и пытается разбить себе голову о тюремную стену. По воле режиссера и художника стена оказывается испещрена письменами, которые вспыхивают у него перед глазами, а попытка самоубийства не удается. Лежащему в беспамятстве ученому является призрак его умершего отца — тоже придворного историографа Сыма Таня. В конце их разговора историк понимает, что он должен жить, чтобы закончить начатый отцом труд. Чувство долга и желание послужить своему народу пересиливают позор.

С тех пор Сыма Цянь с равнодушием воспринимает злорадные насмешки придворных, которые, смеясь над его «позором», позорят лишь сами себя, и только изредка, среди родных, позволяет мучительным переживаниям прорваться наружу. Его стойкость вдохновляет благородного придворного Жэнь Шао-цина, который становится Сыма Цяню побратимом и навещает его сначала в тюрьме, а потом в пещере, в которой историк вынужден поселиться из-за преследований императорского генерала и первого министра. Приставленный к ученому соглядатай напрасно ищет в привезенных другом подарках какие-то ценности или доказательства измены — ценности не нужны ученому, и другу не приходит в голову привезти ему даже теплый халат. Он привозит Сыма Цяню дощечки для письма из лучшего бамбука — ведь один «книжник» всегда понимает истинные нужды другого. Ученый совершенно счастлив. Поддержка жены, дочери, единственного друга и деревенского старейшины, в достатке принадлежностей для письма — что еще нужно мудрому человеку?

Сыма Цянь подходит к своему научному труду как художник. Для описания каждой из выдающихся личностей он отводит свое, наиболее подходящее время года. Для него давно умершие люди — совершенно живые, с некоторыми из них, например, с поэтом Цюй Юанем, бросившимся в реку из верности своим убеждениям, он беседует, как наяву. Поэт оказывается веселым жизнелюбом, историк обсуждает с ним не только высокие материи, но и придуманную в его честь ритуальную еду — рисовые голубцы «цзунцзы», а потом и вовсе желает хорошенько выпить вместе с призрачным гостем. Автор пьесы, по его словам, ввел такой контраст между возвышенной философией и «низменными» бытовыми вещами для того, чтобы придать своей истории объем и глубину. Той же цели служит трагикомическая фигура начальника тюрьмы — поначалу циника, взяточника, шпиона и притеснителя, а в финале — раскаявшегося человека, пытающегося добродетельной жизнью искупить причиненное зло.

Своеобразной центральной осью спектакля являются три разговора главного героя с императором У-ди — публичный, заочный и с глазу на глаз. Во время первого из них ученый спорит с императором и отважно обвиняет окружающих трон придворных в лизоблюдстве. Отдав в гневе жестокий приказ, император даже среди охотничьих забав никак не может забыть смелого ученого и как бы ведет с ним спор о том, что важнее — стрела или кисть, могущество государя или сила разума скромного «книжника». Сказав придворным, что находиться рядом с императором все равно, что рядом с тигром, он тем самым косвенно признает, что его поступки зачастую определяются неразумной жестокостью. Третья беседа оказывается самой трагичной. Император постарел, он сломлен предательством дочери и гибелью наследника, которого сам же и свел в могилу. Он зовет к себе Сыма Цяня для того, чтобы в разговоре с ним убедить себя, что его царственное могущество не поколебалось, а его правление благотворно для страны. А заодно обвинить ученого в причастности к новой фронде. Но он уже ничем не может впечатлить или напугать человека, завершившего труд своей жизни. Сыма Цянь вновь высказывает в лицо императору свое мнение о состоянии дел в стране, отрицает свое участие в каких-либо заговорах и просит императора убить его, ведь его уже ничего не держит на этом свете, к тому же он не хочет жить при тирании, когда людей казнят тысячами. Император отказывается, тогда ученый сам хватает меч и перерезает себе горло. У-ди, и тут не желая взглянуть в глаза реальности, приказывает позвать придворного лекаря.

Оформление спектакля по-современному минималистично, но стильное оформление задников и кулис и игра света с лихвой заменяют реалистичные декорации. Очень яркой деталью являются стилизованные под древность «каменные» фигуры, как бы молчаливо комментирующие отдельные сцены и задающие настроение для них. В финале толпа таких фигур, обозначающих великих людей древности, как бы приветствует дух Сыма Цяня и провожает его в Историю, которой он преданно служил.

Следует отметить прекрасную работу художника по костюмам. На сцене порой задействовано большое количество статистов, из-за чего императорский двор воспринимается чем-то вроде муравейника, суетливого и механически упорядоченного одновременно. Все они одеты в костюмы немного стилизованные, но в целом узнаваемые и соответствующие эпохе.

Игра актеров тоже являет собой нечто среднее между реализмом и эпической стилизацией, в ней присутствует призвук легенды, героического рассказа. Наиболее реалистичен сам Сыма Цянь в исполнении Фэна Юаньчжэна. Ученый выглядит то твердым, как скала, то мягким, чувствительным и даже немного наивным, словно ребенок. Он, с одной стороны, «не от мира сего», существует вдалеке от сиюминутного, с другой — все беды и нестроения родной страны острой болью отзываются в его сердце. Он то стоически сносит лишения, то горько рыдает. Это живой человек, которому не чуждо ничто человеческое, и потому он понятен и близок современному зрителю, даже иноязычному. К тому же проблемы тирании и свободы, жестокости и милосердия, чести и бесчестья, размышления о месте образованного человека в мире и его долге присущи любой эпохе, они воистину вечные.

Спектакль Пекинского народного художественного театра стал запоминающимся событием не только для молодых китайцев, обучающихся в России, но и для петербуржцев. Это не только прекрасное зрелище, но и повод задуматься о главном.