Иван Шилов ИА REGNUM

Р. Люксембург. Введение в политическую экономию. М.: URSS, 2019.

На каком-то трудно определимом историческом этапе у человечества развилось странное представление о конце света — как о чём-то мгновенном и «механическом»: взрыве, вспышке, хлопке. В том же духе представляют и конец капитализма (или воплощающей его «грехи» страны, вроде США): наступит кризис, система буквально исчерпает себя — и «рухнет». В СМИ можно прочесть, что люди «устали ждать» того или иного поворотного события, а также оправдания очередного эксперта в духе: «ошибся в сроках, но чуть позже оно упадёт».

Это не значит, что эксперты не правы, и всё большему количеству людей при капитализме каждый год всё радостнее жить. Это значит, что, во-первых, люди забывают, что экономические и общественные законы реализуются не сами по себе, а через людей. Для резких изменений нужен субъект, а значит, герой может прийти, а может и не прийти; момент может быть использован, а может быть упущен (был ли кризис СССР искусственным или нет, он бы не развалился без воли элиты и попустительства народа). Во-вторых, парадоксальным образом, человечность самой системы переоценивают: она может продолжать работу, даже если людям становится хуже и хуже.

Описанная проблема была актуальна ещё более века назад, среди ярых борцов с капиталистической системой — марксистов. С нею связана одна из самых известных теорий немецкого революционера Розы Люксембург, описанная в её «Введении в политическую экономию», и в особенности в «Накоплении капитала» (написанном как ответвление от «Введения»). Изучая процесс расширенного воспроизводства капитала с точки зрения обмена товаров, Люксембург пришла к выводу, что он невозможен в рамках самого капитализма: произведённые товары можно реализовать только за счёт некапиталистических стран, подвергая их особо сильной эксплуатации. А значит, как только весь мир станет капиталистическим и «вытягивать соки» будет не из кого, система рухнет (если это не произойдёт раньше из-за недовольства рабочих).

Однако же мир стал капиталистическим (как утверждал Ленин в «Империализме», уже к началу ХХ века) — но не рухнул. Ошибка метода, которую здесь допускает Люксембург, уже тысячу раз указана: автор отталкивается в анализе от процесса обмена, находит его «идеальную», «усреднённую» схему слишком абстрактной и застревает на попытке приспособить её к реальности. При этом, как замечает сама автор, она «уподобляется тому всаднику, который безнадежно разыскивал коня, на котором он сидел»: упускает реальный процесс производства, от которого зависит обмен, и т. д.

Владыка мира — капитал, золотой кумир. Советский плакат

Кажется, однако, что ошибка Люксембург — не «расчётная», а концептуальная. Автор подходит к капитализму со слишком человеческими мерками. Маркс в своих исследованиях подчёркивает как бы очевидную вещь: производство (шире — экономическая система) в конечном итоге нужно для удовлетворения потребностей людей, членов общества. Специфически капиталистическая меновая стоимость товара существует в предположении потребительной стоимости данного продукта. «Просто» связи людей становятся слишком сложными и разнесёнными, и возникший на их основе капитализм «распределяет» товары через рынок, т. е. весьма примерно и хаотично.

Соответственно, Люксмебург буквально задаётся вопросом: чью и какую потребность удовлетворяет растущий капитал, постоянная и переменная часть его прибавочной стоимости? С «человеческой», «разумной» точки зрения она не может ответить на этот вопрос. Точнее, она отвечает на него — и сразу отвергает ответ как абсурдный:

«Может быть, капиталисты сами покупают друг у друга этот остаток товаров и притом не для того, чтобы прокутить их в свое удовольствие, а затратить именно на расширение производства с целью накопления?.. Где же мы тогда найдем покупателей для еще более возросшего количества товаров? Если нам ответят, что это возросшее количество товаров и в следующем году будет обменено капиталистами между собой и затрачивается ими всеми опять-таки для расширения производства, и так из года в год, — то мы будем иметь перед собой карусель, которая вращается сама собой в пустом пространстве. Это будет в таком случае не капиталистическое накопление, т. е. не накопление денежного капитала, а нечто противоположное: производство товаров ради производства, стало быть, с точки зрения капитала, совершеннейшая бессмыслица».
Р. Люксембург
«Итак, не подлежит никакому сомнению, что Маркс хотел изобразить процесс накопления в обществе, состоящем исключительно из капиталистов и рабочих, при всеобщем исключительном господстве капиталистического способа производства. Но при этих условиях его схема не допускает никакого иного толкования, кроме производства ради производства».
Р. Люксембург

И т.д.

Люксембург схватывает здесь другую особенность капитализма: мало того, что распределение в нём «просто» хаотично; производитель здесь, вообще говоря, думает не о том, как ему удовлетворить потребности общества, а о возрастании прибылей. Это — та самая карусель, вращающаяся в пустоте: острая потребность (например, в еде) людей здесь может не удовлетворяться, новые потребности («пустые», вроде владения модным телефоном) могут создаваться, в излишнем рвении капиталист может вызвать перепроизводство или раздуть экономический пузырь.

Asterion
Капитализм. Граффити

Нужно отметить, что формула «производство ради производства» именно поэтому неверно описывает капитализм. Если прибыль можно получить, например, торговлей наркотиками (упомянутый Люксембург опиум) — капитал пойдёт туда; если её можно «экспроприировать» военной силой, грабежом или обманом — это станет главным направлением «экономики». Так, в «Нищете философии» Маркс пишет:

«Конкуренция есть торговое, а не промышленное соревнование. В наше время промышленное соревнование существует лишь ради торговых целей. Бывают даже такие фазы в экономической жизни современных народов, когда всех охватывает особого рода горячка погони за прибылью, получаемой без производства. Эта периодически наступающая вновь и вновь спекулятивная горячка обнажает подлинный характер конкуренции, которая старается избежать необходимости промышленного соревнования».
К. Маркс

Империализм, подчинение других стран не есть «жизненно необходимая» часть капитализма, как доказывает Люксембург, т. е. в том смысле, что без него система рухнет. Однако это — источник сверхприбылей, от которого капитализм просто так не откажется. То же — с растущей «жизнью взаймы», играющей на руку финансовому капиталу, даже если перспективы вернуть долг предельно туманны (см. описание автором Египта в «Накоплении капитала» — характерно в то же время, что неспособная вернуть задолженность страна в итоге попала под прямой иностранный контроль и оккупацию). То же — с «бессмысленными» финансовыми спекуляциями и такими объёмами капитала, которые уже никогда не получится полностью конвертировать» в самые роскошные жизненные блага.

Эта система не рушится механически. Даже если норма прибыли, из-за описанных уже Марксом противоречий, сократится — капиталисты не откажутся на этом основании от господства и попыток ограбления остального населения. Вопрос в том, что безумие «карусели», которое не могла принять Люксембург, должно стать невыносимым и для большинства народа. Капитализм должен не «разрушиться», он должен быть «разрушен». А всякая теория, обещающая «автоматическое», «механическое» наступление конца света, — в этом смысле только его оттягивает.

От признания силы и абсурдной живучести капитализме не «падает одна из основных марксовых опор социализма» (по выражению Люксембург). Напротив, такое признание заставляет нас искать действительные пути борьбы и победы, а не надеяться на стихию.