Аншлюс Австрии. Италия, Англия и Польша поддерживают Гитлера
С весны 1937 года пропаганда Третьего рейха развернула столь активную кампанию в защиту соотечественников в ЧСР, что направленность этих действий уже не вызывала сомнений. Однако в начале 1938 года тональность германской прессы в отношении Чехословакии стала мягче. Готовилась другая акция. Временной перемене внешнеполитического курса Гитлера предшествовало зримое улучшение контактов Берлина и Варшавы. 5 ноября 1937 года была подписана польско-германская декларация о национальных меньшинствах, которая должна была закрыть эту крайне болезненную для двух стран проблему. В день подписания Гитлер заверил Липского, что не считает Данциг проблемой Германии, так как этот город связан своими интересами с Польшей. Разумеется, эти посылы были весьма благосклонно приняты Беком, который в январе 1938 года посетил столицу Третьего рейха и на встречах с Гитлером в присутствии Нойрата и Липского обсудил сложившуюся ситуацию в Европе. Слова в отношении Данцига были вновь повторены.
Очевидно, глава польского МИД принял их за позицию, но во всяком случае позицией было приглашение к антисоветскому сотрудничеству, разумеется, исходя из интересов европейской безопасности и не без обоюдных интересов: «Коммунизм на западе становится все больше угрозой, потому что есть страна, граничащая с Германией, которая все больше и больше попадает под влияние Москвы. Эта страна — Чехословакия». Гитлера, по его словам, откровенно удивляла политика Праги, которая испортила отношения с Германией, Венгрией и Польшей и ведет себя таким образом, будто является монолитным, единым, как Польша, государством, между тем она совсем не похожа на Польшу. Разумеется, эти разглагольствования не вызвали возражений у Бека. Особо важным была часть беседы, касающаяся Австрии — Гитлер прямо сказал, что в случае каких-либо волнений он направит войска в эту страну. Поляки и немцы должны были сотрудничать против коммунизма. Надежды фюрера на генералов Красной армии, которые, по его словам, должны были похоронить коммунизм, не оправдались. Генералы были мертвы. Контуры польско-германского сотрудничества были намечены. Их детали были, конечно, неизвестны, но само оно было достаточно очевидным. Польша и Венгрия, отмечал журнал «Мировое хозяйство и мировая политика» в январе 1938 года, до известной степени сотрудничают с Германией «в осуществлении её внешнеполитических замыслов».
Германия могла быть спокойна за свои фланги. В начале 1938 года она усилила давление на Австрию. Лидеры рейха не особо скрывали свои взгляды. В рабочем кабинете Геринга в Каринхалле на карте Австрия уже в 1936 году была отмечена как часть Германской империи. Уже в начале 1936 года Вена вынуждена была амнистировать австрийских нацистов. Амнистия, несмотря на негативное отношение полиции, началась 14 февраля. К концу 1936 года было освобождено 18 648 арестованных и осужденных ранее национал-социалистов. В заключении остался только 151 член НСДАП — все активные участники захвата резиденции Дольфуса и убийства канцлера. Преемник Дольфуса на посту канцлера вспоминал: «Австрия выстояла штормовой 1934 год в тесном политическом и экономическом единстве с великим итальянским соседом». Итало-австрийское сотрудничество казалось прочным. На встрече с Муссолини во Флоренции Шушниг получил заверения в том, что получит просимое им оружие для австрийской армии — 15 танков, 9 самолетов, артиллерию и стрелковое оружие. Уже в 1936 году все резко изменилось.
11 июля 1936 Шушниг согласился на подписание австро-германского соглашения, по условиям которого Берлин признавал независимость Австрии, обе страны обязались воздерживаться от вмешательства во внутренние дела друг друга, но Вена обязалась вести себя по отношению к Германии, как «немецкое государство». По секретному протоколу это означало обязательство проводить консультации с Берлином по вопросам внешней политики,
12 февраля 1938 года на переговоры в резиденцию Гитлера в Альпах прибыл Шушниг. Как таковых, переговоров не было. Гитлер излагал гостю свои взгляды и претензия: «Австрия не сделала ничего, чтобы помочь германскому рейху. Вся её история есть один непрерывный акт предательства расы. Так было в прошлом, так есть и сейчас. Но это историческое противоречие сегодня должно быть приведено к его давно назревшему выводу». От австрийского гостя требовали проведения плебисцита по вопросу о присоединении к Германии, тот пытался сопротивляться, но в конце концов вынужден был подписать соглашение, по условиям которого австрийская независимость по сути дела становилась фикцией. Прибыв утром 12 февраля в Берхтесгаден, Шушниг на следующее утро был уже в Вене. 15 февраля он заявил о формировании нового кабинета, в котором значительно увеличилось представительство явных нацистов и их скрытых сторонников. Министерство внутренних дел возглавил освобожденный по амнистии лидер австрийских нацистов Артур Зейсс-Инкварт, он стал фактическим лидером нового правительства.
20 февраля Зейсс-Инкварт впервые получил возможность выступить на австрийском радио. Он начал с обращения «Мои германские соотечественники». Он и Шушниг публично и заочно вели словесную дуэль. Канцлер, в частности, был убежден, что свастика должна быть запрещена в Австрии, а Зейсс-Инкварт придерживался другой точки зрения. 25 февраля Зейсс-Инкварт и Шушниг провели совещание начальников полицейских управлений земель. Хотя канцлер ориентировал их на всемерную защиту суверенитета республики, министр фактически готовил аншлюс. Международное положение республики также ухудшалось. В феврале 1938 года Геринг посетил Варшаву. 28 февраля он провел две беседы с Беком в присутствиии германского посла в Польше фон Мольтке и польского посла в Германии Липского. Геринг сообщил главе польского МИД, что германское правительство узнало о планах Вены сблизиться с Прагой, что грозит вовлечением Австрии в орбиту «чехословацкой-советской политики». Разумеется, Берлин был настроен действовать и не допустить реализации таких коварных замыслов. Со своей стороны Бек заверил Гитлера, что у поляков нет интересов в Австрии, но они серьезно заинтересованы в определённом районе Чехословакии и возможном международном решении Чешской проблемы. Взаимопонимание было достигнуто.
7 марта 1938 года Чемберлен выступил в парламенте с речью, в которой он фактически отказался от всякого рода обязательств по отношению к Чехословакии. Это было воспринято в Берлине с явным удовлетворением.10 марта на переговоры в Лондон прибыл Риббентроп. На вокзале и перед зданием Форейн офис он был встречен враждебно настроенными демонстрациями, что вызвало у министра возмущение. Он заявил своему коллеге — Галифаксу — о недопустимости такого приема «в столице дружественного государства», добавив рассуждения об опасности коммунизма, как, кстати, и то, что в Берлине такое британскому министру иностранных дел не угрожает. Галифакс оставался невозмутим. Не повлиял на него и призыв гостя обуздать британскую прессу. В начале марта в столице Австрии проходили массовые собрания, и Шушниг до конца пытался опереться на правый Отечественный фронт, по-прежнему очищая улицы от левого элемента. 9 марта канцлер заявил о проведении плебисцита по вопросу о независимости. Свое выступление он закончил призывом «За свободную и немецкую, независимую и социальную, христианскую и единую Австрию, за хлеб и свободу на земле!» Он стал вопросом, на который должны были ответить сограждане.
Немедленно началась активная пропаганда противников и сторонников этих принципов. 10 марта Зейсс-Инкварт начал вооружать штурмовые отряды, на совещании высших командиров армии Шушниг не получил от них поддержки. 11 марта германское правительство представило ультиматум Вене. Фактически смысл его сводился к уничтожению австрийской независимости. Шушниг должен был отменить плебисцит. Германо-австрийская граница была перекрыта, телеграфная и телефонная связь прервана. Накануне австрийский генконсул в Мюнхене успел отправить в Вену телеграмму: «Лео готов путешествовать». Шушниг понял — агрессия вот-вот начнется. В армию были призваны резервисты 1915 г.р. В австрийской столице начались демонстрации местных нацистов. Они обвиняли Шушнига в… связях с Москвой. Полиция не препятствовала. Министром внутренних дел был Зейсс-Инкварт.
Католики, евреи, социал-демократы и легитимисты — сторонники свергнутой династии Габсбургов — все они были против присоединения к Германии, все они вместе взятые представляли большинство политически активной Австрии, но все эти силы не были едины и часто враждебно относились друг к другу. Утром 11 марта Вена еще производила впечатление города, который контролирует канцлер. Над ней летали самолеты, разбрасывавшие листовки с призывом голосовать за Шушнига и его политический курс. Но днем все изменилось. Шушниг, убедившись, что армия ему не поможет, подал в отставку. Его последними словами на этом посту были «Боже, защити Австрию!» Временно пост канцлера занял Зейсс-Инкварт. Между тем, на переговорах в Лондоне Галифакс опять обратил внимание на необходимость применения в Австрии плебисцита и не получил ответа на это свое предложение. Во-всяком случае, Риббентроп дал знать, что в случае, если в Австрии «будет пролита немецкая кровь», в дело вмешаются германские войска.
Крови не было, но уже вечером 11 марта немецкие войска начали переходить границу с Австрией. Сопротивления они нигде не встречали. Вслед за патрулями двинулась 27 дивизия, а за ней 8-я армия. Началась операция «Отто». В этот же день в в Вену самолетом прибыли германские официальные лица в сопровождении офицеров гестапо. Перед ними была поставлена задача организовать захват еврейской собственности и аресты политических деятелей Австрии, враждебных аншлюсу. Никто не сопротивлялся. К утру 12 марта аэродром Асперн принял около 200 транспортных самолетов «Юнкерс», которые доставили сюда 2 тыс. солдат.
Некоторые старшие офицеры австрийской армии пытались организовать вооруженное сопротивление, но их подчиненные не хотели стрелять. Между тем, под ружьем находилось 30 тыс. солдат и офицеров и в первой линии запаса — еще 60 тыс. чел. Но войска и население не скрывали своей радости. В ужасе от перспективы прихода нацистов были евреи. 300 тыс. чел. — 5% населения Австрии, из которых 200 тыс. проживали в её столице (10% венцев) — понимали, что ничего хорошего ждать не приходится. Они до последнего момента поддерживали независимость и Шушнига, но тот подал в отставку, призвав всех сохранять спокойствие. Перед переходом границы немецкую военную технику украсили, придав ей максимально мирный характер. Это было верное решение. «Украшение танков флажками и зеленью, — вспоминал участник марша генерал-лейтенант Гейнц Гудериан, — вполне оправдало себя. Население видело, что мы идем, имея мирные намерения, и повсюду радостно нас встречало. На дорогах стояли старые солдаты — участники Первой Мировой войны с боевыми орденами на груди и приветствовали нас. На каждой остановке жители украшали наши автомашины, а солдат снабжали продуктами. Повсюду можно было видеть рукопожатия, объятия, слезы радости».
Дорога к австрийской столице была долгой и для Гитлера — его колонне постоянно приходилось останавливаться «из-за восторженных толп народа в каждой деревне и каждом населенном пункте…» Противники аншлюса бежали к венгерской и чехословацкой границам. Пересечь их удавалось не всем. Прага и Будапешт постоянно вводили ограничение для пересечения границ лицам с австрийскими паспортами. Разумеется, таких ограничений у немецких колонн не было. Поначалу Гитлер остановился в своем родном городе, Браунау, а затем в Линце, где провел детство. Здесь его ждала 2-я танковая дивизия, войска приветствовали Верховного главнокомандующего. В Вене в это время проходило факельное шествие. Венское радио с радостью сообщало об успешном движении вермахта и вождя германской нации.
12 марта Липский встретился в Берлине со вторым лицом в нацистской иерархии. Гитлер был в Австрии. «Геринг сказал мне, — докладывал польский посол Беку, что он рассчитывает, что позиция Польши по австрийской проблеме останется такой же, какую занял министр Бек в разговоре с Герингом в Варшаве. Он добавил, что канцлер обязан Польше за такую позицию. Я ответил, что наши позиции неизменны, и что мы имеем только экономические и транзитные интересы в Австрии. Геринг ответил, что германское правительство будет еще более стремиться учесть эти польские интересы». Тем временем из-за встреч по дороге Гитлер задержался и прибыл в австрийскую столицу с небольшим опозданием. Факельного шествия он не застал, но венцы хотели приветствовать своего вождя. 15 марта на Площади Героев собралось свыше полумиллиона человек. С балкона Нового замка фюрер всех немцев произнес речь, которую окончил словами: «Возвещаю немецкому народу о возвращении моей австрийской родины в Великогерманский рейх». Вслед за этим прошел парад немецких и австрийских войск. Счастливые венцы вопили от восторга. Газета русской эмиграции «Возрождение» убеждала своих читателей: только еврейские круги Вены и социалисты были против единения с Германией, остальные приветствовали аншлюс.
Гитлеровцы приступили к организации продовольственных поставок в Австрию, около 20 тыс. детей было направлено на отдых в Германию за счет государства. 10 апреля в обстановке нацистского террора и пропаганды был проведен плебисцит, на котором за аншлюс проголосовало 95% выборщиков. Население Третьего рейха увеличилось на 7 млн. чел. Шесть бригад австрийской армии стали частью вермахта. Как и подготовленный резерв этой страны. Вермахт получил 1600 подготовленных офицеров, в которых он очень нуждался. При этом новые власти сразу же приступили к созданию новых соединений и ротации офицерского состава и чиновников. Австрийцев отправляли служить в Германию, немцы с севера страны получали должности в Австрии. На основе австрийского хаймвера было сформировано два армейских корпуса вермахта. После присоединения Австрии армия Германии могла увеличиться на 500 тыс. чел., промышленность — на 4−5%. Впрочем, это не исчерпывало экономической пользы аншлюса. Австрия могла дать рейху лес, целлюлозу, выгодные стратегические подступы к Чехии и Балканам. Её золотой запас равнялся 200 млн. рейхсмарок, вместе с ним был получен контроль и над внешними вкладами Австрии.
Бывший уже канцлер Шушниг был арестован и поначалу заключен под домашний арест. Уже 26 марта он был передан гестапо. Одним из ценных трофеев аншлюса стал барон Луи Натаниель Ротшильд, который был схвачен в Австрии и удерживался для обмена. Выкупом послужила собственность клана Рошильдов в Австрии и Чехословакии. Впрочем, небо над Германией было не безоблачным. Берлину нужно было время для того, чтобы освоить приобретенные территории и сделать выводы из проведенной операции. Тыл немецких колонн, идущих на австрийскую столицу, был безобразно организован. Техника снабжалась горючим из австрийских бензоколонок. Выяснилось, что имевшиеся на вооружении танки плохо подготовлены к длительным маршам. Из строя по техническим причинам вышло до 30% бронетехники.
Впрочем, эти провалы в организации движения техники меркли по сравнению с тем эффектом, который произвел марш вермахта на Вену. Довольно искренне его описал орган РОВС «Часовой»: «Если вспомнить истекшие годы и ту кампанию, которую вела пресса всех демократических стран по поводу возможности «аншлусса» («Аншлусса» не будет… Мы не допустим… Мы гарантируем… Мы торжественно заявляем), то становится просто смешно. В двухдневный срок германские войска заняли Австрию, а на третий день в ней все позабыли, что существовала австрийская независимость. «Оккупация» Австрии при том была произведена так, что от самой границы до Вены автомобиль Адольфа Гитлера двигался среди несметных толп народа, проявлявшего, по свидетельству иностранных журналистов, самый искренний восторг». Современникам очевиден был вывод — время переговоров и трактатов прошло, впереди будущее, в котором все решает «только сила, основанная на народной поддержке».
11 марта рейхсмаршал авиации Герман Геринг заявил послу ЧСР в Берлине В. Мастному, что происходящее, несомненно, является «германским семейным делом» и ничем не грозит Чехословакии. Более того, у Берлина нет претензий к Чехословакии, а германские войска в Австрии получили приказ остановиться в 15 километрах от новой германо-чешской границы. 12 и 13 марта германский МИД передал Мастному заверения фюрера в теплых чувствах, а также подтвердил неизменность действия германо-чехословацкой арбитражной конвенции 1935 года, предусматривавшей решение спорных вопросов мирным путем. Обещание остановить войска на подступах к границе ЧСР весьма энергично приветствовал Галифакс, особо отметивший его значение в обращении к Палате лордов.
В Москве смотрели на будущее не так оптимистично. Литвинов публично заявил, что потакание Берлину будет иметь продолжение: «Не подлежит никакому сомнению, что Германия в более или менее близком будущем практически приступит к тому, чтобы восстановить свои довоенные границы…» Нарком отмечал: «Азарт одних, запуганность других, в свою очередь, разжигающая этот азарт, несомненно создают очень тревожное международное положение». 14 марта 1938 г. в докладе И. В. Сталину Литвинов отмечал чрезвычайную важность случившегося и предлагал принять следующие меры: мобилизовать пацифистов Англии для давления на правительство Чемберлена, укрепить правительство Народного фронта во Франции, приободрить Чехословакию, что должно повлиять и на другие малые государства — потенциальные жертвы фашистов. Набор действий был невелик, но своевременен.
После окончания аншлюса пресса нацистской Германии опять вернулась к теме защиты немцев Чехословакии. Прага очень быстро почувствовала, что перерыв анти-чехословацкой пропаганды был временным явлением. Вопрос о том, кто будет жертвой новой агрессии был очевиден. 16 марта 1938 г. чехословацкий посланник в Москве, присутствовавший на встрече М. М. Литвинова с представителями прессы, докладывал в Прагу: «На вопрос американских журналистов, что намерен предпринять СССР в случае нападения на ЧСР, Литвинов вчера заявил, что, само собой разумеется, СССР выполнит свои союзнические обязательства. На дальнейший вопрос, как СССР может оказать помощь, он ответил, что уж какой-нибудь коридор найдется». Как показали дальнейшие события, сказать это было проще, чем сделать. Нарком явно переоценил уровень влияния Парижа на партнеров. 30 марта на запрос Франции о согласии на пропуск Красной армии, Бухарест ответил, намерен сохранить нейтралитет, а решение по такому вопросу должен предварительно согласовать с Польшей. Фактически это был отказ. В ходе той же встречи Литвинов призвал американское и британское правительства обратить внимание на польско-литовские отношения.
Муссолини приветствовал аншлюс, отправив телеграмму в Вену: «Я поздравляю Вас с тем, как Вы решили австрийскую проблему». Гитлер был в восторге. Он отправил в Рим телеграмму: «Муссолини, я никогда не забуду этого!»