Ева Шлосс. После Аушвица. М.: Издательство АСТ, 2019

К воспоминаниям о трагедии всегда сложно возвращаться, даже десятилетия спустя. Еще сложнее их проговаривать публично. Всегда есть ощущение, что этим нарушаешь покой жертв и одновременно выставляешь напоказ все свое самое личное. Тем не менее иногда это необходимо. И не только в рамках политики памяти (долга в отношении невыживших жертв), но и по отношению к самому себе.

В 1938 г., когда Еве было одиннадцать лет, ее семья (Гейрингеры) эмигрировала из Австрии сначала в Бельгию, а затем в Голландию. Они поселились в Амстердаме недалеко от семейства Франков, с которыми вскоре подружились. Спустя два года после оккупации Нидерландов нацистами, обе семьи получили повестки, предписывавшие им незамедлительно явится в концентрационный лагерь, после чего решили скрыться, выбрав при этом разные стратегии. Франки прятались все вместе, а Гейрингеры разделились. Отец с братом мемуаристки укрывались в одной квартире, а Ева с матерью — в другой. Через два года все три убежища были раскрыты. В случае с Евой по иронии судьбы это произошло в ее пятнадцатый день рождения — 11 мая. В итоге семьи «в темных и тесных вагонах для скота» были отправлены в Аушвиц-Биркенау (Освенцим), где выжили лишь Ева с матерью и глава семейства Франков Отто. Его дочь Анна, автор знаменитого «Дневника», тоже скончалась.

Остатки семейств продолжали поддерживать отношения и после окончания войны. Спустя некоторое время Отто сделал предложение Эльфриде (матери Евы), с которой его объединяли «общие потери и большое горе», и они поженились. Так посмертно Ева стала сводной сестрой Анны.

Шлосс сравнивает свои воспоминания с «Дневником» сестры.

«История Анны — это история юной девочки, которая смогла задеть за живое весь мир простой человечностью дневника. Моя история — другая. Я тоже стала жертвой нацистских репрессий и была сослана в концентрационный лагерь — но, в отличие от Анны, я выжила».

Прошлое оставалось со Шлосс.

«Я изменила свою жизнь и создала семью: вышла замуж за чудесного человека и родила детей, которые являются для меня самой главной ценностью».

Вот только «по ночам мне снилась большая черная дыра, которая вот-вот меня поглотит». А

«когда внуки спросили меня о пометке на руке, которую мне выжгли в Аушвице, я сказала, что это просто мой номер телефона. Я не рассказала им о прошлом».

Именно интервью (зачастую вынужденные) и работа над книгами воспоминаний в итоге и освободили ее от деструктивного переживания трагедии. Ева Шлосс пишет, что такой рассказ в итоге и стал «началом моего долгого пути к примирению с ужасными событиями моего детства».