Была ли Брестская уния ошибкой Ватикана: польский взгляд
Известный польский историк, профессор Католического университета в Люблине Влодзимеж Осадчий обратился к сложной теме перехода в конце XVI века части епископата Киевской митрополии Константинопольского патриархата под покровительство папы Римского и присоединения к Католической церкви, что привело в итоге к созданию Украинской греко-католической церкви, или украинского униатства. В своей новой работе, которую на русский язык можно перевести как «Триединый союз. Брестская уния в традиции польской, российской и украинской», он комплексно исследует этот феномен с разных сторон, хотя прежде всего с позиции польского католика. Это приводит, правда, к тому, что иногда чувства и эмоции верного сына Католической церкви в Польше выходят вперед, оставляя позади холодность ученого. Однако история Брестской унии — не арифметика или астрономия, за ней стоят отдельные человеческие судьбы и судьбы целых народов и Церквей. Поэтому если воспринимать работу профессора Осадчего с точки зрения изложения польской католической точки зрения, следует признать, что она представляет большой интерес.
Автор отмечает, что у Варшавы были свои виды на украинских греко-католиков. Он связывает их с концепцией польского иезуита Петра Скарги и короля Сигизмунда III Вазы, которые задали восприятие последующих религиозных и светских сановников в Варшаве, видящих в униатах средство отрыва «Восточной церкви в Речи Посполитой» от Москвы. Но такое представление расходилось с планами Святого престола, для которого отнятая в XVI веке у Константинопольского патриархата часть Киевской митрополии представляла собой мостик, что должен был связать Рим с Москвой и дальше способствовать проникновению в Китай. По мнению Осадчего, Римская курия в Брестской унии видела способ создать «неразделенную русскую Церковь, охватывающую как земли Речи Посполитой, так и Московского государства». Это восприятие сработало впоследствии в начале XX века, когда Святой престол сделал ставку на униатского митрополита Андрея Шептицкого, выходца из знатного австрийского дворянского рода, проживавшего в Польше. Однако в самой России греко-католичество вызывало симпатий еще меньше, чем непосредственно латинский обряд.
В этом смысле униатство после Брестской унии сравнительно быстро по историческим меркам повисло в воздухе: Москва рассматривала греко-католиков как подчиненных папам Римским и потому отказывалась с ними иметь дело, а для Варшавы они оставались неполноценными католиками с чуждыми обрядами и отсутствием собственной богословской мысли. В результате в XVII — XVIII веках униатство, как отмечает профессор Осадчий, подвергается сильной полонизации, начиная перенимать польские католические традиции и польскую культуру. Ответом на это со стороны греко-католиков становится москвофильство и украинофильство. Как отмечает автор работы, «в польском культурном пространстве принадлежность к «восточному обряду» стала таким же символом самоидентификации, как называние себя русином — политическим символом». Священники-униаты, являющиеся единственными представителями интеллигенции, взяли на себя функции национальной элиты. В определенной степени им подыграла Вена, которая в ходе европейских революций 1848−1849 годов («Весны народов») поддержала русин, лояльных Габсбургам и враждебных польским революционерам, повысив статус униатских священников, оцениваемых поляками как социально и цивилизационно отсталые.
Ненависть к польскому соседу, с которым русины, часть из которых превратилась в украинцев, вместе делили Галицию в Австрийской, позже Австро-Венгерской империи, никуда не ушла и после того, как империя распалась. Скорее, она только укрепилась в ситуации, когда несколько областей, населенных украинцами, по итогам Рижского договора 1921 года оказались в составе возрожденной Польши. Профессор Осадчий приводит немало свидетельств того, как греко-католический клир подогревал миф о «великой Украине», которая должна возродиться на землях, ныне «оккупированных» иностранными державами. Униатское духовенство не просто благословляло, но в ряде случаев принимало прямое участие в деятельности украинских националистов, в том числе тех, которые сотрудничали с нацистами. Им автор противопоставляет редкий пример исключения в лице главы Станиславовской епархии епископа Григория Хомишина, сторонника латинизации греко-католического обряда, призывавшего свою паству покорно подчиняться польским властям. Хомишин отвергал и открыто осуждал радикальный украинский национализм и террористические акты, утверждая, что это путь против Бога, путь, который может привести украинский народ к деградации и самоуничтожению.
В своем труде «Два Царства» он остро критиковал митрополита Шептицкого — и за поддержку украинского национализма, и за «русофильство» владыки. Борьба с русским влиянием была второй страстью епископа. Он так писал об этом: «Украинская нация не такая, как русская. По общему признанию, одна славянская, но украинцы и россияне — две отличные друг от друга ветви… Украинец никогда не был знаком с русскими царскими традициями, никогда он не ассоциировал себя с русским национализмом, постоянно боролся за отделение себя от русской нации. И чтобы подчеркнуть эту большую обособленность от русского народа и русского государства, он даже изменил свое историческое название «Русь» на «Украина». Будучи горячим украинским патриотом, подчеркивает профессор Осадчий, епископ Хомишин в межвоенный период выступал за максимально возможное сотрудничество с Польшей и поляками. Однако жизнь показала, что это был взгляд одиночки-идеалиста, поскольку «униатское духовенство продемонстрировало свой особый радикализм и приверженность национализму».
Более того, продолжает автор работы, после Второй мировой войны греко-католический клир, зараженный «ересью национализма», нашел себе партнера на «демократическом» Западе, а антисоветская риторика «свобод» стала их общим знаменателем в холодной войне. С этим багажом Греко-католическая церковь вернулась на постсоветскую Украину после развала СССР. Послание, принесенное духовенством униатов из-за океана, нашло широкую группу поддержки. УГКЦ оказалась одной из самых националистических конфессий на современной Украине, возвратив с собой старую вражду и неприязнь к католикам латинского обряда, видя в них поляков, с которыми униаты боролись в первой половине XX века. Так чем же в итоге оказалась Брестская уния? По мнению профессора Осадчего, это был эксперимент, который мог оказаться успешным и еще может стать таковым (с наследниками епископа Хомишина, а не бандеровцев). Однако мы склонны согласиться с публицистом Хенриком Любеньским, который в 1930-х годах писал, что Брестская уния была ошибкой, которую следует отвергнуть. Кстати, эти его слова приводит как раз сам автор работы.
Если поляки сегодня считают, что сейчас они смогут добиться успехов с украинскими греко-католиками — что ж, пусть попробуют. Однако исторический материал, представленный ученым Католического университета в Люблине, не дает оснований, на наш взгляд, испытывать оптимизм.