Китайская революция: «своеобразие» против унификации

Цитата из подзаголовка принадлежит Мао Цзэдуну — без вопросительного знака, в котором и кроется интрига. И, повернувшись к «восточному» вектору, который В.И. Ленин в последние годы жизни прочертил от II Конгресса Коминтерна к полемике с Н. Сухановым («О нашей революции», 1923 г.), перенесемся в Китай.

В представлениях поздней КПСС троцкизм упоминался через запятую с маоизмом. Считалось, что эти «еретические извращения» коммунизма в одинаковой мере ему противоречат. В условиях противостояния с Китаем советским коммунистам внушался миф об их фактической «одинаковости». Взгляды КПК пытались притянуть к троцкизму с тем, чтобы если не переиграть проигранную Н.С.Хрущевым «великую полемику» КПСС и КПК, то хотя бы задним числом свести ее «вничью».

Стоит ли между маоизмом и троцкизмом знак равенства? И если нет, то каковы противоречия между Л.Д. Троцким и И.В. Сталиным с китайской точки зрения? Напомним, что в решениях VII съезда КПК (весна 1945 г.) была зафиксирована «национальная самобытность» китайской революции. Но ведь это положение несовместимо с троцкизмом, ибо является продолжением ленинского тезиса о революционном «своеобразии».

Причем Ленин указывал, что оно окажется тем существеннее, чем восточнее произойдут революции. Китай как раз это и доказал. А Сталин, поначалу применявший к взглядам Мао формулировку «азиатский», излюбленную именно Троцким, на XIX съезде КПСС (1952 г.) ее скорректировал и вслед за Лениным уравнял коммунистическое движение с национально-освободительным.

Дословно: «Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от «национального принципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять».

Нет сомнений, что под «буржуазией» Сталин подразумевал саму капиталистическую форму правления, которая к тому времени уже обнаружила глобалистские устремления (создание Западноевропейского союза и НАТО, запуск через план Маршалла «европейской интеграции» и так далее). Именно поэтому Сталин обратился к партиям развивающихся стран, продолжив тем самым линию Ленина в поддержку «своеобразия» революций и, следовательно, разнообразия социализмов.

Теперь обратимся к некоторым общим установкам маоизма при Мао Цзэдуне и после него. И посмотрим через эту призму на основные постулаты троцкизма — теории «перманентной революции» и «деформированного социализма».

«Классическая» доктрина маоизма базируется на теориях «народной войны», «борьбы двух линий», «новой демократии» и «культурной революции». Больше всего нас интересует «новая демократия», которая в маоизме занимает то же самое место, что и «перманентная революция» в троцкизме. И именно поэтому полемика между ними раскрывает суть интересующего нас вопроса о том, в каком направлении пролегают современные перспективы марксизма.

А вот для обсуждения навязанной Троцким дискуссии о «бюрократизме» и «деформации социализма» обратимся к теории «борьбы двух линий». Ее анализ в полной мере обнаруживает и демонстрирует некритически-конъюнктурный субъективизм Троцкого, который использует эти жупелы для дискредитации Сталина, характеризуя с его помощью перемены в РКП (б) уже с 1924 года («Три концепции русской революции»).

В теории «народной войны», частью которой является тезис «Винтовка рождает власть», обсуждая который, нередко забывают, что «винтовкой» у Мао Цзэдуна командует партия, а не наоборот, нас интересует положение о различиях, при всей универсальности марксизма, революционного пути империалистических и угнетенных стран. Обращение к теории «культурной революции», от которой в самом Китае формально отказались после Мао, однако в дальнейшем успешно «зашифровали» ее в борьбу с коррупцией, поможет нам дополнить теорию «борьбы двух линий» и проиллюстрировать перевод ее теоретических положений в практическую плоскость.

По классическим канонам, капитализм создает как необходимые для социализма производительные силы, так и их фундаментальное противоречие производственным отношениям — между общественным характером производства и частным — присвоения. Исходя из этого, троцкизм, в отличие от меньшевизма (социал-демократизма), допускает победу социалистической революции в «слабом звене», то есть «в одной стране», но отказывает такому социализму в возможности успешного развития и требует от него притормозить и дождаться победы социалистической революции в развитых странах Запада. То есть «мировой революции», которую Троцкий подгонял призывами к революционной экспансии «армии Коминтерна» и авантюр, подобных «германскому Октябрю».

Итак, без поддержки Запада троцкизм не видел перспектив строительства социализма в СССР и в любой другой «недоразвитой» стране. И в целом не разделял революционный путь развитых и развивающихся стран, подчиняя выбор вторых выбору первых. Ирония судьбы: Троцкий подводил базу под утверждения о реакционности (революционной недостаточности) крестьянства именно на примере Китая.

«В старом Китае революции ставили у власти крестьянство, точнее, военных вождей крестьянского восстания… Пока революция сохраняет свой чисто крестьянский характер, общество не выходит из этих безнадежных круговоротов», — писал Троцкий в тех же «Трех концепциях…». И уточнял, что «такова основа старой азиатской, в том числе и старой русской истории», противопоставленная им Европе, где в результате крестьянских восстаний к власти приходила буржуазия в лице «левых бюргерских партий». Ключевое слово здесь — «азиатский», оно характеризует глобализм Троцкого с его видением Запада центром, а Востока — периферией.

Отметив, что Россию и Китай Троцкий уравнивал, через запятую обвиняя их в «азиатчине», обратим внимание, что он при этом обходил противоречие, указанное еще Ф. Энгельсом: что рабочий класс империалистических стран за определенные подачки поддерживает буржуазию в эксплуатации колоний. То есть изменяет марксистскому принципу пролетарского интернационализма в пользу соглашательства («Предисловие к Положению рабочего класса в Англии», переписка с К. Каутским и др.).

Трудно представить, чтобы Троцкий не был в курсе этого предостережения одного из классиков, к которым сам апеллировал в борьбе с большевизмом. И чтобы он не понимал, что именно отказ западного пролетариата от революционизма в обмен на соучастие в ограблении колоний как раз и служит источником реформизма (в маоистском прочтении — ревизионизма). И что с этого момента пути западного и незападного пролетариата не просто расходятся, но и приобретают, в дополнение к классовому, еще и национальное, или, по-современному, цивилизационное измерение, усугубляя антагонизм их противоречий.

Но, понимая всё это, Троцкий, получается, умышленно ратовал в этих условиях за западный маршрут «мировой революции»? И второй «неудобный» вопрос: случайно ли он, публично рассуждая о повторении классовой революции в случае новой мировой войны, то есть о том, что немецкие рабочие повернут оружие против Гитлера, одновременно «в тени» договаривался с нацистами о сдаче СССР и переделе власти?

В противовес троцкизму, Мао Цзэдун отделил условия в империалистическом и развивающемся мирах, выявив возможность победы революции в угнетенных странах, сделав это вслед за Лениным, который увидел такую возможность в «слабом звене» империализма. Как и Ленин, Мао видел капитализм целостной мир-системой, считая, что страны любого уровня развития находятся внутри капиталистической формации, в рамках которой идет их развитие вне зависимости от того, какой у них доминирует внутренний уклад.

Поэтому им на пути к социализму не только не требуется длительного «врастания в социализм» в условиях капитализма, но не нужна даже и буржуазная революция, которую к тому же никто в зависимой стране не допустит. Это — базовое положение теории «новой демократии», которое не просто отличает Мао от Троцкого, но и встраивает маоизм в фарватер марксизма-ленинизма.

И раз учение Мао послужило одной из основных предтеч появившейся в 1970-е годы неомарксистской мир-системной теории (И. Валлерстайн, С. Амин и др.), которая вывела марксистское учение на глобальный уровень эпохи ультраимпериализма (по К. Каутскому), то именно он вправе прочертить вектор теоретической преемственности от марксизма-ленинизма. В отличие от троцкизма, который сформировал противоположный вектор на возврат в капитализм, пусть и не напрямую, а через реформистское перерождение западного пролетариата и его партий.

Итак, «классический» марксизм имеет дело с доимпериалистической эпохой относительной равномерности развития ведущих капиталистических стран. Ленинская теория империализма, показав утрату этой равномерности, обозначила следующий этап и позволила Сталину охарактеризовать ленинизм как «марксизм эпохи империализма и пролетарских революций». Это и есть «точка бифуркации» в последующем развитии марксизма.

Троцкизм, испугавшись обозначенного Лениным разворота «мировой революции» на Восток, принялся дезавуировать теорию империализма и с помощью «перманентной революции» вслед за оппортунизмом призвал вернуться на Запад. Что касается Мао Цзэдуна, то он принял эстафету «восточного» вектора, в рамках которого, подтвердив ленинский тезис о «своеобразии», развил его дальше. И отвергнул не только меньшевистское длительное «вызревание» социализма в капитализме, но и троцкистское «ожидание мировой революции» на Западе.

Восток, по Мао, имеет право на свои революции, которые ставят его в авангард революционного движения, отодвигая Запад с паразитирующим на нем троцкизмом на периферию. С этой точки зрения маоизм делает весомую заявку на то, чтобы считаться марксизмом уже не эпохи империализма и пролетарских революций, как ленинизм, а эпохи ультраимпериализма и национально-освободительных революций, совмещенных с пролетарскими.

Наиболее ясно эта мысль изложена у С. Амина: «Страны периферии никогда не смогут… сравняться с центром, с развитыми странами, потому что они постоянно оказываются в положении, когда они вынуждены удовлетворять потребности капиталистической глобализации. …Концепция, которую я предлагаю, — …отгораживание от капиталистической системы. …У вас должно быть собственное видение, собственная стратегия, свои решения, свои институты, и тогда вы уже со своей стороны должны постараться принудить эти державы пойти навстречу вашим требованиям».

Амин говорит именно о том, что автор этих строк в последние годы неоднократно называл «параллельной» мир-системой, альтернативной капитализму, подчеркивая, что у такой системы должно быть свое ядро, обращенное против ядра капиталистической мир-системы.

Второе важнейшее положение теории «новой демократии», вопреки троцкизму, предлагает создание материально-технических основ социализма под руководством правящей компартии. Надстройка и базис, по сути, меняются местами, политика становится вперед экономики, и новые производительные силы создаются новыми производственными отношениями. Противоречит ли это ленинизму?

Ленин («О нашей революции»): «…Что если своеобразие обстановки поставило Россию…, ее развитие на грани начинающихся и частично уже начавшихся революций Востока, в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз «крестьянской войны» с рабочим движением?.. (Которого не допускал Троцкий. — Авт.). Что если полная безысходность положения… открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории? Изменились ли от этого основные соотношения основных классов в каждом государстве, которое втягивается и втянуто в общий ход мировой истории?».

И ленинский вывод: «Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры…, то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы» (Полн. собр. соч., Т. 45. С. 380−381).

Вытекающее из этого объективное положение дел — хотим мы этого или нет, признаем или спорим — неопровержимо свидетельствует о куда большей преемственности идей Мао и его преемников — от Дэн Сяопина до Си Цзиньпина — марксизму-ленинизму, чем идей Троцкого.

И еще. Китайская революция состоялась. В отличие от не преуспевшего в этом троцкизма, если, конечно, не понимать под его «апробацией» попытки «присвоения» Великого Октября или капиталистическую реставрацию 1991 года, которую Троцкий в «Преданной революции» (1936 г.) выводит из «бюрократизации». Потому он и вступил в спор со Сталиным, нарвавшись на «Троцкизм или ленинизм?» (1924 г.), что для подтверждения собственной «концептуальности» ему не хватало именно апробации.

Вторая после Великого Октября всемирно-историческая революция — китайская — произошла под «зонтиком» СССР, это правда. Как правдой является и то, что своеобразие этой апробации, в отличие от «канонов» троцкизма, было предсказано Лениным и поддержано Сталиным.

Кстати, именно нынешние подходы Си Цзиньпина окончательно обнуляют спекуляции Троцкого вокруг сталинского «бюрократизма», на котором и зиждется теория «деформированного социализма». Во-первых, КПК, в отличие от КПСС, нашла на него управу в виде борьбы с коррупцией, которая, мы все это прекрасно понимаем, в позднем СССР назрела в не меньшей степени, чем в КНР. И начнись она с той же энергичностью, вполне могла спасти и партию, и страну. Во-вторых, управа эта была найдена не сугубо эмпирическим путем групповой борьбы за власть, как это пытаются сегодня представить.

Она сначала была сформулирована на теоретическом уровне: в рамках «борьбы двух линий» — пролетарской и буржуазной, которую маоизм рассматривал продолжением классовой борьбы в период строительства социализма внутри самой партии, с существующими в ней буржуазными элементами. Нам ли не видеть, насколько Мао был прав! Советская теория обошла это исключительно верное положение голословным утверждением о строительстве социализма «в основном» (перед войной) и «полностью и окончательно» (при Хрущеве). Но мы же понимаем, насколько это противоречило действительности; иначе не было бы никакой реставрации 1991 года!

Значит, «бюрократизм» — это неизбежное и объективное проявление буржуазной внутрипартийной линии. И это не «родимое пятно» сталинизма и не «деформация» советского социализма, как утверждал Троцкий. А закономерный этап, связанный с раздвоением линии партии. И полностью устраняется только при наступлении коммунизма, чьей первой фазой, переходной от капитализма, является социализм, несущий в себе это раздвоение как капиталистическое наследство.

Другое дело, что определенным перегибом маоизма, прокладывающим путь к «культурной революции», здесь послужила абсолютизация этой борьбы под предлогом «вмешательства» в нее «линии масс», и здесь маоистскому варианту апробации необходимо ставить границы, определяемые гуманизмом. Но следует также и признать, что в самом Китае эти границы эффективно и очень тонко проведены переходом классовой «борьбы двух линий» из идеологической плоскости в экономическую. Тем самым от спекуляций на «демократии», «правах человека» и «свободе слова» ее опускают до уголовного уровня. Этим опытом грех не воспользоваться — просто, как всё гениальное!

Третье важнейшее положение теории «новой демократии», кстати, наследует тактике «народных фронтов», принятой Коминтерном после прихода к власти в Германии Гитлера. Мао Цзэдун говорил о союзе между революционными классами, включая мелкую и национальную часть средней буржуазии. И трудно не видеть, что именно эта линия Сталина и Г. Димитрова, в отличие от Мао и его последователей, взбесила Троцкого сверх всякой меры, побудив к поиску альянса с нацистами.

Из этого следует, что сам факт современного противостояния национально-буржуазных государств глобализму, вызывающий к жизни и тактику «народных фронтов», и «новую демократию», которые противостоят неотроцкизму «глобальной демократической революции» неоконсерваторов, вполне может служить наглядной демонстрацией того, до какой черты способен дойти троцкизм. И что именно ему можно и следует противопоставить.

Подведем предельно краткий итог.

Самое первое: следует решительно избавиться от навеянного поздней советской и антисоветской пропагандой ложного представления о будто бы противоположности «плохих» Мао Цзэдуна и маоизма «хорошим» Дэн Сяопину и социализму «с китайской спецификой». Это не соответствует действительности, прежде всего методологически, и подменяет понятия. Идеи Дэна — такое же продолжение Мао, как идеи Си Цзиньпина наследуют Дэну, а на советской почве сталинские идеи преемственны ленинским. Причем в той же мере, в какой все они, вместе взятые, несовместимы с троцкизмом.

«Национальная» и «китайская» специфики социализма Мао и Дэна соотносятся между собой как философские категории общего и единичного (частного), и именно это обстоятельство подводит к выводу о том, что в «национальную специфику» коммунизма укладывается и советский опыт, и любой другой, если он не западный. При том, что успешного западного опыта в коммунизме при ближайшем рассмотрении вообще не отыскивается. Ибо троцкизм, как уже отмечалось, вслед за оппортунизмом Каутского и Ко, а также меньшевизмом, левым флангом которого он является, революционной апробации не получил.

Второе. Что касается «социализма с китайской спецификой в новую эпоху», провозглашенного XIX съездом КПК в «пакете» с идеологемой «сообщества единой судьбы человечества», то здесь речь идет, об этом уже приходилось говорить, о попытке повсеместного распространения китайского опыта.

Решения прошлогоднего съезда китайских коммунистов, во-первых, апеллируют к первородству Великого Октября, а, во-вторых, в условиях отхода от этого первородства России, выстраивают цепочку преемственности к Си Цзиньпину от Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна в обход Троцкого и Хрущева с горбачевскими «перестройщиками» и ельцинскими «реформаторами».

Сравним две цитаты. Первая: «Сто лет назад орудийные залпы Октябрьской революции донесли до Китая марксизм-ленинизм. Научные истины марксизма-ленинизма указали передовым элементам в Китае пути решения китайских проблем…». Это Си Цзиньпин на XIX съезде КПК.

Вторая: «Орудийные залпы Октябрьской революции донесли до нас марксизм-ленинизм. Октябрьская революция помогла передовым людям всего мира, в том числе и Китая, пересмотреть свои проблемы, применяя пролетарское мировоззрение в качестве орудия для изучения судеб своей страны…». Это — Мао Цзэдун, статья «О демократической диктатуре народа», вышедшая в конце июня 1949 года, в канун создания КНР, и посвященная 28-й годовщине КПК.

Си не копирует Мао, а именно указывает на преемственность, в которую на XIX съезде были включены и идеологемы правления Дэн Сяопина, Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао. Поэтому заблуждаются те, в том числе современные «маоисты», кто рассматривает курс реформ и открытости, заложенный Дэн Сяопином, как «ревизионистское», «социал-империалистическое» перерождение КПК, вслед за КПСС. В конце концов, критерием истины является практика: КПК сохраняет власть и историческую перспективу, КПСС — нет, поэтому России приходится заходить на новый исторический круг.

И третье. Опыт КПК и КНР объективно, в соответствии с ленинским принципом «своеобразия», ограничивается развивающимся миром. Максимум, что удастся Китаю на этом пути, — на некоторое время восстановить биполярную модель холодной войны. Для достижения чего-то большего потребуется преемственная цепочка от марксизма к ленинизму и сталинизму и от него к идеям Мао. Только в этом случае марксизм сможет ответить на вызовы эпох империализма и ультраимпериализма.

В более широком смысле требуется соединение борьбы за социализм и подлинную демократию с борьбой за национальное освобождение. Без успешного прохождения Россией своего «нового круга» решающего перевеса коммунисты не получат. По ряду причин. В том числе из-за отсутствия у КПК опыта работы с проектом нового человека, а также борьбы с тем же троцкизмом, который безраздельно доминирует в среде левых интеллектуалов и ученых США, Великобритании, Франции.

И коль главная борьба ведется с вызовом глобализма, троцкизму, воспроизводящему глобализм на каждом витке своего очередного перерождения, места за пределами капиталистического ультраимпериализма нет. И ему неоткуда взяться.