О не снятом с лица покрывале
Сегодня, 20 октября, на субботней литургии в Церкви читается отрывок из второго послания к Коринфянам апостола Павла: «Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа».
Здесь мы встречаемся со словосочетанием, ставшим почти с самого начала возникновения христианства именем нарицательным относительно большей части книг Священного Писания, при том что сам апостол Павел употребил это выражение с совершенно иной целью. Итак, Ветхий Завет… В современном русском языке при слышании прилагательного «ветхий» возникает образ какой-то трухи, каких-то старых, замусоленных и истлевших тряпок, различных гнилушек, рассыпающихся в пыль от прикосновения. Проще говоря, годного лишь на выброс. Но прежде это слово означало «старый» или даже «древний» и ассоциаций с рассыпающимися развалинами не создавало. Скорее всего, именно долгое церковное употребление этого слова и довело его до такого состояния. «Ветхое» перестало восприниматься как «древнее» и стало ассоциироваться с чем-то уже ненужным, вышедшим из употребления. С «ветошью». То есть на себя уже не надеть, но годится для протирки клапанов и цилиндров. Павлу было непросто доносить свои мысли до слушателей, читателей. Перед ним, как и перед любым серьезным богословом, стояла задача демифологизации древних образов. Не в том смысле, как об этом некоторые говорят, «избавления от мифов», а в смысле переноса содержания мифа на другой уровень понимания, приближенный к современникам.
Слово «миф», в который раз уже мы употребляем в прямом его значении: как «предание», содержащее определенное устойчивое мировоззрение, как способ изложения мнения «о вещах невидимых». Наука тоже говорит — и еще как — языком мифа, что не отрицает того, что в науке люди «придерживаются логики». Откроем учебник по физике старших классов, и нас накроет мифологическое сознание. Мы увидим «ядра атомов», изображенных синими (протоны), белыми (нейтроны) шариками, увидим орбиты электронов, то есть какие-то линии, где тоже показано как шарики вращаются вокруг других шариков. Разве все это «на самом деле» так? Нет, это все не так, даже совсем не так и близко даже не так. Между тем ради наглядности все это устойчиво изображается таким образом. При этом не значит, что мифологическое изображение действительности лишено логики. С логикой как раз все в порядке. Много еще лет будут в учебниках рисовать разноцветные шарики вокруг шариков, носящихся по орбите, пока уровень сознания не изменится, и это все станет выглядеть уже нелогично. Даже для школьников. Тогда для наглядности будет создан другой миф.
Это мы тут немного отступили, чтобы объяснить значение слова «демифологизация». Оно не означает выбрасывание всякого мифа на помойку или, как это говорят разные революционеры-фанатики, сваливание за борт современности (которые в самой «современности разбираются, как свинья в апельсинах). Нет, миф никуда нельзя выбросить, он всегда с нами, наш язык, как мы уже говорили, возник ради производства мысли, а образы, заключенные в мысль, всегда опережают возникновение адекватных им слов. Так что куда «выбрасывать» способ человеческого мышления и обучения мышлению? Детям рассказывают сказки разве для того, чтобы они только замолчали и уснули? Нет, им на понятном каждому человеку языке мифа повествуют о добре и зле, о чести и благородстве, о «вещах невидимых», но овеществляемых действенно. Итак, миф можно изложить понятно. И даже требуется изложить понятно. Павел именно этим и занимался. Перекладывал древние мифы на современный ему лад. Для него было важно, чтобы миф, изложение мысли «о вещах невидимых» выглядел логично. Для этого он употребляет, да как и все мы по сию пору в подобных объяснениях, образ «наброшенного покрывала». Древнее изложение обросло, покрылось слоем превратных истолкований, заслоняющих исконный смысл Завета, «покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом».
В другом послании (Евр. 8) Павел цитирует пророка Иеремию, где сообщается о причинах того, почему старый завет будет заменен новым. Не сам завет устарел, а люди перестали ему следовать, и делает вывод — «говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» («уничтожению» здесь в переводе слишком резко и оттого прямолинейно, скорее «забвению», угасанию»). Но уже причины того, почему люди перестали завету следовать, апостол видит не в ущербности самого завета, а в том «покрывале», которое на него наброшено. Судя по всему, «покрывалом» здесь следует считать закон и вообще весь религиозный уклад, под толщью которого разглядеть суть завета оказалось невозможно. Закон, по мысли Павла, имеет «тень будущих благ, а не самый образ вещей». Дух же Господень «там, где свобода». Демифологизацией Ветхого Завета, конвертацией его в Новый Павел большей частью исполняет противопоставлением разного вида служений (жертвоприношений, устроению святилищ, священнодействий и т.д.), подводя к тому, что зацикленность на внешнем исполнении и есть то самое «покрывало», которое «лежит на сердце их, когда обращаются к Господу».
Однако мысль о том, что покрывало «снимается Христом», вовсе не означает, что теперь в Новом Завете должна восторжествовать уже «новая», но столь же формальная сторона — законы, каноны, правила. Не случайно же Павел уточнил, что говоря о «новом», имеется в виду забвение старого. Возвращаясь «по новому» к отношениям, ничем не отличимым от старых, с людьми, по выражению другого апостола, Петра, «случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и: вымытая свинья идет валяться в грязи» (2 Пет.2:22). Так Новый Завет для людей может быстро стать таким же «ветхим», читаемым через покрывало, накинутое на сердце. Не завет устаревает, грубеет восприятие людей. Не всех, конечно, но, к сожалению, большинства, желающих для себя упрощенного и наименее затратного для разума и совести «исполнения культа». Павел настаивает на том, что надо снять покрывало с лица, и с лицом открытым преображаться в образ Божий, открытый Христом.