Не все золото, что блестит: «Элитарный» след в церковном расколе

У раскола, который переживает сегодня Вселенское Православие, и который в обывательском представлении грянул «как гром среди ясного неба», на самом деле, имеются глубочайшие исторические корни. Он был подготовлен всем ходом событий даже не за десятилетия, а как минимум за полтора, а то и больше столетий.

Этот раскол имеет две стороны. Первая из них — исходная, изначальная сумма неких трагических заблуждений русского, еще глубоко дореволюционного общественного сознания. Именно оно в итоге, помножившись на вопиющее сословное и социальное неравенство в Российской империи, и вызвало к жизни ту революционную волну, которая накрыла страну в конце второго десятилетия прошлого века. Вторая сторона — ответная и, надо сказать, вполне предсказуемая реакция Запада, наших исконных геополитических противников, которые эти русские заблуждения использовали и которых трудно за это упрекать, ибо, если бы они этого не сделали, не были бы противниками.

Можно и дальше продолжать спекулировать на «фанарском» убожестве так называемого «Константинопольского патриархата», на том, что в светском статусе возглавляющий его покровитель раскольников и расстриг, нарушающий все правила канонической иерархии и общения вместе взятые, — всего лишь государственный служащий турецкой государственной машины. То есть в конечном счете прямой подчиненный мусульманина Реджепа Эрдогана. И это, если оставаться в ладах с логикой, лишает его всяких оснований претендовать на «вселенство» и «первую руку» в православии.

Основанные на безукоризненной точности пресловутой «матчасти» такие спекуляции будут бесспорными, но при этом какими-то двусмысленными. Почему? С одной стороны, потому что они передают только букву, но никак не дух происходящего. А с другой стороны, по нашей собственной вине, ибо обманутые — давно уже рады обманываться. И по сей день продолжают это делать с усердием, достойным лучшего применения.

Испокон века, а если точнее, то с завоевания Константинополя османским султаном Мехмедом II в середине XV века и краха Византийской империи, в русском национальном сознании постоянно крепла, усиливалась и обретала все новые аргументы и сторонников идея возврата «второго Рима» и водружения креста над Софией. На этом взросли целые поколения не только священнослужителей, но и их паствы. Никакие «встречные» аргументы — а они порой высказывались — ничего не меняли, а их авторов записывали чуть ли не в еретики. Ибо иррационально ангажированное некоей панидеей общественное сознание не только аргументов не принимает, но и возражений не терпит.

Между тем совершенно очевиден и, главное, легко проверяем, с точки зрения исторической науки, ряд важных вещей. Первая и наиболее очевидная — катастрофическое моральное падение Константинополя, подписавшего в 1439 году, да, в тяжелейших условиях угрозы с Востока, да, под прессом давления Святого престола, но — подписавшего Флорентийскую унию.

Любой, кто хотя бы поверхностно знаком с историей Церкви, прекрасно понимает, что тем самым светские и духовные власти «второго Рима», а они в рамках царившей в Византии «симфонии» были неразделимы, собственными руками перечеркнули решения всех семи Вселенских Соборов. Невзирая на то, что их история берет начало еще с принятия христианства «первым Римом», раздела империи и переноса ее центра с Запада на Восток.

Практически по всем крупным пунктам повестки этих Соборов между «вторым» и «первым» Римом шла борьба, в которой иногда случалось так, что Запад исправлял «вывихи» Востока, как было с двухвековой иконоборческой кампанией или с томосом папы Льва. Но стратегически последовательную линию, не допускавшую соединения духовной и светской власти в одном «непогрешимом» лице и непропорционального возвышения этого лица из мира в пантеон, отстаивал именно Восток. И именно это привело его к самосохранению в этой самости, которое Запад не принял, разорвав в середине XI века отношения и прекратив каноническое общение (Великая Схизма 1054 г.).

С этих позиций Флорентийская уния стала еще большим грехопадением Востока, чем совершил Запад, ибо одно дело с самого начала стоять против правды, а другое — эту правду отстоять, а потом предать. Константинополь 1439 года, чтобы понятнее было в светской оптике, это Российская империя 1917 года или СССР 1991 года — тот же тлен и то же тотальное предательство собственной истории и идеалов. Отказ от первородства и размен его на «чечевичную похлебку», ибо и проходили Вселенские Соборы не на Западе, а на Востоке.

К чему это? А к тому, что отчаянное, протянувшееся через столетия стремление России в Константинополь, к соединению со «вторым Римом», помимо изгнания оттуда турок, преследовало еще и другую цель: восстановить поруганную во Флоренции православную Истину. Не было понимания, что это ловушка, что у палки два конца — один восточный, другой западный, и неизвестно, чем все обернется. Когда Петр Великий создавал Петербург, там такой выбор — между «третьим Римом» и «окном в Европу» — тоже стоял. Но Петр отрубил его знаменитым «Европа нам нужна на двадцать лет, а потом мы повернемся к ней задом».

В Константинополе никто задом к Европе поворачиваться не собирался, и, попади он под российское владычество, не строился бы с чистого листа, как Петербург. И, безусловно, стал бы таким же плацдармом европейской униатской экспансии, которую мы наблюдаем на Украине. Яркий пример — Польша. «Ура, Варшава наша!» — и после этого накрывший и Москву, и в особенности северную столицу вал католического и, если быть точным, иезуитского влияния. Так кто чей?

В дополнение к «окну в Европу» Москва в качестве оппонента ее восточному вектору в лице Константинополя получила бы «европейскую дыру» размером с рухнувший фасад имперского здания. Со всеми вытекающими из этого последствиями. В том числе в виде какой-нибудь собственной унии.

Осознавалось ли это элитами Российской империи? Нет, не осознавалось. Когда в ответ на приход генерала Скобелева под стены Константинополя последовал западный демарш, открывший перспективу войны со всей объединенной Европой, Зимний дворец развернул войска, и они ушли. А «сливки» русского общества метафизически разорвали с романовским самодержавием, и, слившись с революцией, начали его подтачивать и разрушать.

Что такое Священная дружина, если не это самое? От нее уже прямой путь в 1905 год. Не было даже тени понимания, что «хотят как лучше, а получится как всегда», что геополитика проливов, которая запросто перекрывается на выходе в Средиземное море, не перевешивает утраты метафизических смыслов бытия, а если проще — экуменического, как сейчас бы сказали, растворения Востока в Западе.

То же самое и сегодня — уже в виде безоглядной любви к сербам. При том что этот народ, да, настрадавшийся, да, подвергшийся агрессии, да, потерявший территории, но наступил на горло собственной исторической песне и подался на Запад, провозгласив приоритетами вступление в Европейский союз и в конечном счете в НАТО. Мы это в расчет не берем?

Вдумайтесь: в 40-е годы сербы сражались с гитлеровцами даже в условиях реальной оккупации, развернув беспрецедентное партизанское движение, а сейчас — сдались на милость победителя? Если что наши народы, кроме православия, и объединяет, так это победа над нацизмом, а что есть Европейский союз, если не современный нацизм, о чем уже приходилось писать не раз и подробно?

Так подменяются исторические понятия, а за словами — идут дела. Которые, уже по Конфуцию, если не называть вещи своими именами, не исполняются.

Сегодняшний православный раскол вбирает в себя и является следствием всей суммы этих исторических заблуждений. От всепоглощающего, иррационального, «сдирая шкуру», любой ценой, порыва элиты на Балканы до такого же иррационального, противоестественного соединения в одних и тех же «концептуальных» головах метафизики православия, к которой они, избавившись от партбилетов, обращаются за собственной легитимацией, с бытовым западничеством. Это — натуральные исторические «ножницы», которые расходясь, обнажают стоящие между ними грабли.

Раздвоение исторической личности — пагубная «фамильная» черта российской элиты при всех идеологиях и режимах. Мы и Совет Европы теперь готовимся покинуть не потому, что это ударный отряд неонацистского проекта «нового миропорядка», и мы ошиблись, туда вступив, а «превентивно», чтобы нас оттуда не выгнали. Можно ли пошлее и откровеннее сформулировать собственное эпигонство и пораженчество? Нас оттуда в дверь, а мы туда — в окно? «Хоть чучелом, хоть тушкой»?

Если не усмотреть, что проект «Украина как антиРоссия» в разработках западных разведок начал обретать плоть и кровь именно тогда, когда российская элита на всех поворотах стала кричать, что она европейская, и, теряя лицо и идентичность, этим гордиться…

Что Украина — это «живец», на которого Россию ловят, эксплуатируя эту европейскую «ушибленность» ее элиты…

Что с помощью Украины Россию хотят фрагментировать и пошагово, регион за регионом, присоединить к Киеву в расчете на «второе издание» Киевской Руси и в надежде, что от этого проекта сами собой отпадут внутренние мусульманские регионы, а уже отпавшие внешние поставят на совместном проекте окончательный крест… Что за ними последует Сибирь…

Что тот же Великий Октябрь — это реванш народного восточного вектора против элитарного западного. И недаром В. И. Ленин первым делом перенес столицу, вернув ее на исторически и концептуально обусловленное место и перевернув страну обратно с головы на ноги. Если всего этого, частью чего и является нынешний церковный раскол, не увидеть и продолжить заунывно талдычить про «европейский выбор», можно и Россию потерять, как потеряли Советский Союз.

Сказали же нам в свое время из Средней Азии, что в Москву и Ленинград из Ташкента и Алма-Аты ездили за великой русской культурой, за Пушкиным и Достоевским. А если за учебниками по «economics» и маркетингу, за которым погналась Россия, так это лучше брать не в Москве, а прямиком у первоисточника — в Лондоне и Нью-Йорке. «Зачем-де нам русский ретранслятор, мы и сами с английского перевести можем».

Так и с Церковью. Сколько копий было поломано, чтобы не поехать на Критский, так называемый, «собор», хотя изначально было понятно, что нам там делать нечего? И с каким разочарованием это было воспринято в определенных, «приближенных» кругах, мы разве не знаем? А забыли исторический опыт, как И. В. Сталин предотвратил обвал того же Фанара в экуменизм еще в 1948 году, опередив Московским всеправославным совещанием Амстердамский конгресс?

Предшественник ересиарха Варфоломея Афинагор только через год после смерти вождя рискнул его ослушаться и стал «подбивать клинья» к Всемирному совету церквей. И то только потому, что Хрущев — никак не Сталин, и с ним стало можно то, о чем при его предшественнике в Фанаре даже про себя мечтать не решались.

Наша элита, включая церковную, никак не может определиться: нам Запад, по Петру, на сколько лет нужен? И как именно он нужен — рационально его использовать или с иррационально вскруженной головой под него, извините, «ложиться»? Прошло-то уже даже не двадцать лет, а к тридцати подбирается. Вроде пора бы уже и своим умом пожить.

И до тех пор, пока это «раздвоение личности» (и личностей) будет продолжаться, будут множиться, разрастаясь, наши проблемы. А когда раздвоение прекратится и «личности» соединятся, сразу появятся темы для разговора, но уже не эмоционального, а «чисто конкретного», с тем же Западом, который лишится возможности манипулировать счетами и пристрастиями переговорных партнеров. И станет договариваться, как договаривался вчера со Сталиным, а сегодня — с Си Цзиньпином.

И будьте спокойны, как только этот разворот в государственной политике произойдет, и церковные дела тоже наладятся, как, кстати, и украинские. В конце концов, это ведь вопрос не возможностей, которые вполне себе сохранились, а самых что ни на есть намерений. Так очистим намерения.