После того, как в Первую мировую войну в 1917 году вступили США, даже самым отъявленным оптимистам в Германии и Австро-Венгрии стало понятно, что война проиграна. Немецкие правящие круги задумались над вопросом, как бы так выйти из войны, чтобы минимизировать потери. Осенью 1918 года, когда скорое военное поражение уже было уже очевидно, кайзеровское правительство обратилось к президенту США Вудро Вильсону с предложением начать переговоры о мире. На что из-за океана дали понять, что с существующим монархическим режимом разговаривать не хотят.

Arne List
Дом, где в ноябре 1918 года заседал первый Совет рабочих и солдатских депутатов. Памятная табличка

Кайзер Вильгельм II снял с должности начальника Генерального штаба знаменитого Эриха Людендорфа и назначил на пост канцлера принца Максимиллиана Баденского, который ввёл в правительство четырёх социал-демократов. При том, что социал-демократов принц терпеть не мог. Но не самому же подписывать капитуляцию? Правда, эти полумеры не помогли, пришлось пожертвовать чем-то более значительным.

В конце октября матросам Флота открытого моря, уже давно изнывавшим от безделья в Киле и Вильгельмсхафене, объявили о скором общем выходе на учения. При этом поползли слухи, что флот собираются бросить в самоубийственную атаку против превосходящего силами британского «Гранд флита», для того, чтобы выторговать более выгодные условия перемирия. Матросы, в значительной степени растерявшие патриотизм в результате левой пропаганды, не были согласны на такой вариант.

Демонстрация матросов в Киле. 1918

29 октября несколько сотен членов экипажей двух линкоров были арестованы за отказ выйти в море. Это спровоцировало мятеж, получивший название Кильского восстания. Матросы и солдаты тыловых частей, а также присоединившиеся к ним местные жители освободили арестованных и перешли к политическим действиям. Они создали в Киле Совет и потребовали ни много ни мало как отречения кайзера от престола. Масла в огонь подлила провокация с патрулём, открывшим огонь по демонстрантам, — было убито более десяти человек.

На усмирение восстания принц Баденский отправил одного из социал-демократов — Густава Носке. Хотя Носке был скорее правым либералом, но в тогдашней Германии социал-демократами именовались очень разные люди. Больших успехов Носке не достиг. Направлявшиеся на подавление восстания воинские части присоединялись к восставшим. Восстание расползалось по стране — во многих крупных городах проходили многотысячные демонстрации. По примеру России явочным порядком создавались Советы.

9 ноября принц Баденский объявил, что Вильгельм II отрёкся от престола германского императора, как и от престола прусского короля. Для самого Вильгельма это стало сюрпризом, и он приказал вести войска на Берлин, но, получив отказ от нового главы Генштаба Карла Грёнера, понял, что ловить нечего. Он с применением крайних мер предосторожности отбыл в Голландию, но выяснилось, что меры были лишними — никому он уже не был нужен. Понимая это, он 28 ноября отрёкся уже по-настоящему.

Генерал Пауль фон Гинденбург, кайзер Вильгельм II и генерал Эрих Людендорф в январе 1917 года

Одновременно с объявлением об «отречении» Вильгельма принц Баденский передал пост канцлера главному социал-демократу Фридриху Эберту, позднее ставшему первым президентом Германии. После этого другой социал-демократ в правительстве Филипп Шейдеман объявил Германию республикой. Было сформировано временное правительство Германии — Совет народных уполномоченных, в который входили три человека от СДПГ и три — из отколовшейся от неё в начале 1917 года более левой Независимой социал-демократической партии Германии. Но в правительстве, как и вообще среди немецких социал-демократов, доминировали правые настроения.

11 ноября в Компьенском лесу в личном вагоне маршала Фоша члены нового правительства Германии подписали перемирие, которое позже превратилось в катастрофическую капитуляцию. Так германские социал-демократы выполнили свою «предательскую» миссию.

Революционные события шли своим чередом. 6 декабря члены правых националистических организаций «фрайкора» подняли мятеж против Советов. Но 19 декабря Советы показали, что и без этого они достаточно правые — они отказались от системы советов как органов власти и поддержали предложение созыва Учредительного собрания. Это привело к тому, что «настоящие» социал-демократы («спартаковцы») объявили о создании собственной партии — Коммунистической. Ещё в декабре они пытались направить в нужное русло восстание матросов, прибывших в Берлин из-за невыплаты жалования, но ничего из этого не получилось. Второй раз «спартаковцы» перешли к вооружённой борьбе в январе 1919 года, но восстание потерпело поражение, а лидеры коммунистов Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убиты.

Хотя кровавые столкновения в стране продолжались, 19 января 1919 года выборы в Учредительное собрание состоялись, а 6 февраля началась его работа. Собрание заседало в Веймаре, так как в Берлине сложно было обеспечить безопасность депутатов. Уже 10 февраля собрание приняло Закон о временной власти в государстве, а также утвердило Фридриха Эберта на должность президента, а Филиппа Шейдемана — канцлера.

Роза Люксембург

31 июля 1919 года окончательный вариант Конституции был утверждён, и 11 августа подписан президентом Эбертом. Этот день решили ежегодно праздновать как день рождения германской демократии.

Очень точно охарактеризовал Веймарскую Германию премьер Франции Жорж Клемансо: «Пруссия Гогенцеллернов надела новую маску, только декорации поменялись». Так оно и было. Веймарская республика явилась временной вынужденной формой государственности, порождённой поражением в войне. Но если взглянуть глубже, Германия не изменилась. Всё та же власть старой аристократии, всё те же ксенофобские и традиционно националистические настроения в народе. Даже государственные чиновники старой империи все остались на своих местах.

Правда, либеральная «маска» сидела криво и была совсем не к лицу Германии. Перманентный экономический кризис с бешеной гиперинфляцией, известный «берлинский декаданс» — ужасное падение нравов, постоянная чехарда правительств — 20 за 15 лет. Веймарская республика вошла в историю как нечто отвратительное и нежизнеспособное. Именно так она воспринималась и современниками. Неудивительно, что она не могла не привести к дискредитации самой идеи либеральной демократии.

По сути, Веймарская республика не была нужна в Германии никому. Левым она казалась слишком правой, правым — слишком левой. Её терпели только из-за условий капитуляции, и как только появилась возможность, германская элита сбросила эту маску и приобрела новую. Гитлеровский нацизм стал более удобной «народной» декорацией для власти старой элиты.