Зачем Япония провоцирует военную конфронтацию между США и КНР?

Похоже, что после встречи Дональда Трампа с Ким Чен Ыном и в преддверии его переговоров с Владимиром Путиным коллективная истерика «черного миропроекта» захлестывает не только Европу, но и Японию. Тупик ползучей «курильской» стратегии Синдзо Абэ в стране восходящего солнца ясен уже и ему самому: разговаривать о Курилах и об экономическом сотрудничестве вокруг них Владимир Путин с ним будет, но вот дальше этих разговоров дело никуда не пойдет. А на фоне этих разговоров развиваются совершенно иные процессы, которые официальному Токио нравятся все меньше. Не случайно там очень болезненно отнеслись к приостановке американо-южнокорейских учений и символическому переносу штаба американского военного контингента на Юге Корейского полуострова подальше от границы с КНДР.

Очевидно, что в Японии не доверяют ни южнокорейскому президенту Мун Чжэ Ину, ни даже самому Трампу. И очень опасаются, что тектонические сдвиги, начатые на Тихоокеанском ТВД еще в прошлом году выходом США из Транстихоокеанского партнерства, получат развитие и приведут к фактически полной изоляции Японских островов от Азиатского континента. А ведь именно это произойдет в случае подлинной денуклеаризации КНДР, симметричным условием которой должен стать вывод ядерного оружия США из Южной Кореи. О перспективах становящегося в этом случае более чем возможным объединения Севера и Юга Корейского полуострова в Токио и думать не хотят, так как для Японии это не только окажется геополитическим кошмаром, но и, по некоторым данным, создаст серьезные проблемы институту монархии. И, следовательно, всей системе власти в стране.

С одной стороны, именно поэтому в Токио с таким энтузиазмом восприняли фактический провал переговоров госсекретаря США Майка Помпео в Пхеньяне, где тот находился с визитом 6−7 июля. И не получил там запланированной аудиенции у Ким Чен Ына. Кроме того, «глубокое сожаление» итогами вояжа выразил северокорейский МИД, предупредивший американскую сторону, что «позиция, заявленная госсекретарем, не только не помогает выстраиванию доверия между двумя странами, но и способна поколебать стремление КНДР работать над денуклеаризацией Корейского полуострова».

С другой стороны, будучи политическим сателлитом США, Япония вынуждена следовать в американском фарватере, причем, даже вопреки собственным интересам и опасениям. А «генеральной линией» США, заявленной Трампом, остается курс на корейскую денуклеаризацию, которую Япония усердно поддерживает, пусть во многом и на словах и с фигой в кармане. То есть сама по себе денуклеаризация КНДР — это, конечно, для Токио хорошо, но только без продолжения в виде ревизии американских обязательств перед азиатскими союзниками.

Все это наглядно продемонстрировала состоявшаяся 8 июля в Токио трехсторонняя встреча на уровне глав внешнеполитических ведомств США, Японии и Южной Кореи, на которую Помпео прибыл прямиком из Пхеньяна, в адрес которого, несмотря на полученную там обструкцию, сделал ряд комплиментарных заявлений. Японцы этим комплиментам не обрадовались, но «нос по ветру» взяли.

Вот лишь наиболее красноречивый образчик «покорности сквозь слезы» американскому диктату, продемонстрированный главой МИД Таро Коно: «Мы подтвердили, что гарантии безопасности будут предоставлены Северной Корее, согласно договоренности на саммите в Сингапуре. В то же время мы подтвердили, что международное сообщество продолжит реализацию положений резолюции Совета Безопасности ООН с целью полного, необратимого и верифицируемого разоружения Северной Кореи», — заявил Коно от имени трех министров иностранных дел. При этом он, очевидно, хорошо понимал, насколько такие гарантии Киму и его «режиму» «не по душе» истеблишменту его страны. Но что поделаешь, особенно в условиях, когда «новой» линии Вашингтона в корейском вопросе вполне себе искренне и с далеко идущими планами и последствиями для Токио аплодируют еще и в Сеуле!

Вся эта прелюдия необходима, чтобы подойти, наконец, к пониманию мотивов той провокации, которую японское агентство Kyodo News учинило на днях, разнеся по свету «сенсацию» о некоей «секретной» директиве Центрального военного совета (ЦВС) КНР.

Даже поверхностный взгляд на то, что Kyodo инкриминирует Пекину — наращивание военно-морской мощи, переход от обороны береговой линии к глобальной военной стратегии, рассчитанной на защиту национальных интересов по всему миру, и так далее — это наработки в области военной реформы КНР из 2013−2015 годов. Причем, открытые, представленные публично председателем КНР и ЦВС Си Цзиньпином еще на юбилейном параде в ознаменование 70-летия победы над Японией 3 сентября 2015 года. Сначала в теории, затем — на практике. Большая часть программы этой реформы, которая тесно связана с российской военной реформой 2008−2009 годов, уже реализована. Вот лишь некоторые из соответствующих пройденных рубежей:

— преобразование семи бывших военных округов в пять объединенных командований, которое в ноябре 2015 года было анонсировано, а в конце декабря того же года осуществлено (Си Цзиньпин лично тогда представил командующих и политкомиссаров);

— переподчинение объединенным командованиям всех дислоцированных на их территории объединений и соединений сухопутных войск, ВВС, ВМС и Народной вооруженной милиции, за исключением «ракетчиков-стратегов»;

— преобразование ракетной «Второй артиллерии НОАК» в Ракетные войска НОАК, подчиненные непосредственно ЦВС;

— реорганизация центрального аппарата с созданием Канцелярии ЦВС и формированием на месте прежних четырех главных управлений нынешних шести управлений (включая Объединенный штаб), а также трех комиссий и пяти канцелярий и служб (в том числе ответственных за стратегическое планирование) и так далее.

Общая идеология реформы — переход к трехуровневой системе оперативного управления вооруженными силами: ЦВС — объединенные командования — соединения и части. В нынешней пореформенной организационно-штатной структуре НОАК функционирует уже третий год — с 1 января 2016 года. Просто тогда, когда все это начиналось, большинство СМИ, в основном из популистских соображений, а также по причине верхоглядства, «за деревьями не увидели леса» и с упоением обсуждали «жареный факт» об объявленном сокращении на 300 тыс. человек личного состава НОАК. Вместо того, чтобы рассматривать реформу военного управления КНР по существу, содержательно, комплексно во всех ее аспектах.

На вопрос о том, почему японская информационно-пропагандистская машина так опоздала, «развернувшись» только сейчас, существует только один-единственный вменяемый ответ. Дело — не в военной реформе в КНР, которая решает задачи, связанные со стратегической переориентацией вооруженных сил с сухопутных приоритетов на военно-морские и военно-воздушные, что отвечает тем угрозам и вызовам, с которыми Китай сталкивается в Южно-Китайском и Японском морях. Просто испугавшись разворота прежнего американского стратегического курса, Токио использует возросшие из-за торговой войны трения между Вашингтоном и Пекином и применяет жанр публичного политического доноса своему «большому сюзерену» на КНР с целью спровоцировать его на расширение конфликта и его перенос в военно-политическую сферу. Ибо как утверждает Kyodo, речь идет, ни много ни мало, о подготовке Китаем реальной войны против США.

На что в этом доносе делается расчет? Во-первых, на пробелы в геополитическом и военном образовании и кругозоре Трампа, которого Токио рассчитывает запугать «китайской угрозой» так, как раньше американских лидеров пугали «угрозой» советской. Во-вторых, и это, видимо, наиболее тонкая и деликатная часть японского замысла, в виду имеется внедрение во внутренние расклады в самих США и негласное взаимодействие с теми кругами в американском истеблишменте, прежде всего военном, которым политика Трампа не нравится еще больше, чем японцам.

Вот что пишет об этом такой признанный знаток западных теневых раскладов, как французский политолог Тьерри Мейссан: «Империалистическая сущность капиталистической системы выражена доктриной Пентагона, сформулированной адмиралом Артуром Цебровски: отныне мир разделен на две части. С одной стороны, это развитые и стабильные страны, а с другой — страны, еще не охваченные имперской глобализацией и, следовательно, обреченные на беспорядки… Цель Дональда Трампа состоит в том, чтобы инвестировать транснациональные капиталы в экономику США, а Пентагон и ЦРУ заставить работать на национальную оборону. Для этого он должен выйти из международных торговых соглашений и распустить межправительственные организации, отстаивающие прежний порядок».

Если Трамп собрался «привести в порядок» армейскую элиту (для этого во главе Пентагона и Объединенного комитета начальников штабов поставлены представители корпуса морской пехоты Джеймс Мэттис и Джозеф Данфорд), то японцы, следовательно, запускают «черного кота» не только между Вашингтоном и Пекином, но и внутрь американского военного ведомства. И результат не заставляет себя долго ждать.

Пентагоновские ястребы, подхватив японскую провокацию, начинают дестабилизировать ситуацию в прилегающей к побережью КНР морской акватории. На днях впервые с прошлого года два эсминца ВМС США — USS Mustin и USS Benfold — прошли с юга на север через Тайваньский пролив. Еще раньше из американского госдепа прозвучала инициатива возвращения на мятежный остров морских пехотинцев США, якобы для охраны Американского института на Тайване. Напомним, что последние американские военные покинули Тайвань в 1979 году, вместе с разрывом США дипломатических отношений с Тайбэем и официальным признанием принципа «одного Китая». Сейчас явочным порядком этот принцип подвергается эрозии, чему без сомнения поспособствовали ранние «загогулины» самого Трампа, когда он, находясь в статусе избранного президента, еще до вступления в должность, взял да и позвонил тайваньскому лидеру Цай Инвэнь.

Конечно, внутренняя ситуация в США — дело самих США. Но так же очевидно и то, что в Японии предпринимаются попытки в нее вмешаться, что способно спровоцировать кризис в огромном регионе, особенно если удастся убедить Белый дом в якобы «агрессивных» намерениях КНР. А «удобный» фон для этого в виде введения Вашингтоном и Пекином взаимных тарифных ограничений уже создан. Как и еще один формальный предлог в виде совместного с Европой осуждения Китаем протекционистской политики США; это следует из совместного заявления, сделанного 9 июля в Берлине федеральным канцлером ФРГ Ангелой Меркель и премьером Госсовета КНР Ли Кэцяном.

Какой вывод из всех этих коллизий должна сделать Россия? Во-первых, хотелось бы обратить внимание тех, кто в нашей стране пытается инкриминировать Китаю «сибирскую» экспансию, на следующий важный момент. Уже не раз говорилось о том, что если и рассуждать о расширении сферы китайских геополитических интересов, то его вектор направлен строго на Юго-Восток, в бассейн Тихого океана. И это легко объясняется объективными интересами КНР. Более 60% мировой торговли проходит через Малаккский пролив, который, по сути, сегодня монопольно контролируется ВМС США.

Через этот маршрут направляется и основной китайский импорт энергоносителей из зоны Персидского залива. Статистика потребностей КНР и возможностей их удовлетворения сухопутными евразийскими маршрутами следующая. «Китай на 60% зависит от импорта углеводородов и во все большей степени зависит от импорта руды, угля, продуктов питания. Его прямые инвестиции за рубежом превышают 600 млрд долларов. Потребности Китая в импорте ресурсов настолько велики, что возможностей России и стран Центральной Азии не хватает, чтобы их удовлетворить уже сейчас — китайский импорт нефти (308 млн тонн в 2014 г.) больше, чем весь ее экспорт Россией (223 млн тонн) и Казахстаном (62 млн тонн).

При этом потребности его будут и далее заметно расти, а возможности наращивания закупок сырья у стран Евразии, в конечном счете, будут ограничиваться также географией и инфраструктурой. Обеспечение морских линий коммуникаций и доступа к иностранным рынкам сырья превращается для Пекина в вопрос физического выживания», — это из соответствующих материалов Российского совета по международным делам (РСМД), которые датированы 2016 годом.

При этом следует понимать, что РСМД изначально, с момента создания, отличался тем же западническим креном в аналитике и геополитических пристрастиях, которого придерживается большинство соответствующих институтов современной России. Заподозрить его в симпатиях к Китаю трудно.

Во-вторых, сам факт сокращения в ходе военной реформы в КНР сухопутной составляющей вооруженных сил в пользу ВМС и стратегических ядерных вооружений как нельзя лучше свидетельствует о приоритетах оборонной политики Пекина. Информационная провокация японской стороны как раз и рассчитана на то, чтобы использовать это обстоятельство для обострения китайско-американских отношений и обращения его в свою пользу. И, стало быть, против интересов России.

И в-третьих, политика Москвы на японском направлении, безусловно, должна учесть нынешние действия Токио, которые, получи они развитие, станут угрожать военно-политической конфронтацией в АТР, у восточных рубежей России, а также автоматически, по факту, дополнительно осложнят и российско-американские отношения. Допускаю, что у островных сателлитов США в регионе просто нет другого выхода. Но у России-то, связанной с Китаем отношениями стратегического партнерства, такой выход, безусловно, есть. И не наши проблемы, что он не вполне устраивает засуетившихся авантюристов, продолжающих жить мифологией заведомо провальной «курильской» политики, которую они передают из поколения в поколение.