Кто и как открыл тайну импрессионизма после Тёрнера

Голландец, без которого не было бы импрессионизма, был наследником школы живописи, очень далекой от ярких экспериментов, впечатлительности и нарочитой небрежности. Через Йонгкинда французская живопись не впервые, но особенно плодотворно породнилась с голландской школой. Плодом этого союза стал импрессионизм — течение, давшее миру великих художников и потрясающие полотна.

Родившийся в многодетной семье (он был одним из десятерых детей) Йонгкинд в юности обучался у мэтра голландской школы Андреаса Схелфхаута, и каноны этой школы взял в качестве образца, в рамках которого развернулось поле его удивительных экспериментов. Схелфхаут воспитывал в своих учениках, как и в самом себе, преклонение перед старыми голландскими мастерами, учил рисовать на пленэре акварелью, а схваченное таким образом впечатление воплощать в масляных красках в мастерской — этой технике Йонгкинд оставался верен всю жизнь.

Важную роль в его судьбе сыграла дружба его учителя с лидером французских живописцев-романтиков Эженом Изабе, с которым Схелфхаут познакомил Йонгкинда в 1845 году. Чувствуя огромный талант в своем ученике, Схелфхаут смог передать свою убежденность экспериментатору Изабе, и тот привил свой вкус к художественному опыту и Йонгкинду. Творческое кредо Изабе включало создание эмоционального впечатления у предполагаемого зрителя. Самому же Йонгкинду хотелось другого, но пока что он находился в поиске. Изабе поспособствовал переезду Йонгкинда в Париж, Схелфхаут же через свои знакомства в высших кругах голландской аристократии смог обеспечить подающего надежды ученика стипендией на 7 лет.

Стипендию Йонгкинд пропивал. Пытался в алкогольных мечтах обрести представление о цели своего творческого поиска — опасный путь, преждевременно сведший в могилу многие таланты. Но работы этого периода интересны тем, что полученную в Голландии каноническую матрицу — глаз, прицел, способ видения пейзажа — Йонгкинд использовал как средство передачи видов французских окраин. Причем он не гнался за романтичностью, не стремился изображать людей или динамичные их дела. Как и положено в голландском каноне, главный герой его картин — небо.

Небо, всегда равное самому себе и никогда не повторяющее ни своих красок, ни своего света. Небо — та предвечная отчизна, которую, как сказал да Винчи, мы однажды покинули и куда нам предстоит вернуться. Именно оно было источником вдохновения голландской школы, ее ключом к попытке за пределами пейзажа нарисовать божественную бесконечность. Но для того чтобы решить эту задачу так, как решил ее Йонгкинд, пришлось удивительным образом переиначить сам взгляд на окружающее.

Мешало то, что в этот парижской период — речь идет о конце 40-х — Йонгкинд находился в состоянии, близком к гибели, из-за своего разгульного образа жизни. Таким его застал чувствовавший за него ответственность Изабе. Старший товарищ энергично занялся спасением гибнущего уже не столь юного дарования. Взяв его с собой в поездку в Нормандию, Изабе добился от Йонгкинда того, что тот сосредоточился на работе, не рассеивая силы на мечтания и тем более пьянство. Результат впечатлил: работа Йонгкинда «Вид порта Онфлер» была отмечена на Парижском салоне 1850 года — и это было серьезным достижением.

Именно в эту нормандскую поездку начал постепенно проявляться тот стиль и те находки, благодаря которым Йонгкинду удалось впоследствии стать духовным отцом перспективнейшего направления живописи. Победа на Салоне очень приподняла Йонгкинда в собственных глазах, но следующие пять лет сложились для него довольно мрачно. На его картины не желали обращать внимания ни критики, ни богатые покупатели. Разочарованный и разозленный, он вернулся в Голландию, откуда продолжал изредка посылать картины в художественный магазин, с которым у него завязались коммерческие отношения. В ответ владелец магазина посылал ему ровно столько, сколько, по его мнению, было нужно, чтобы не протянуть с голоду ноги.

Спецоперация по возвращению Йонгкинда в общество братьев-художников была осуществлена с подачи всё того же Изабе и некоторых других, которые за время первого периода познакомились с Йонгкиндом и разделяли мнение его старшего товарища о нём, предчувствуя, что в этом меланхоличном и неуклюжем голландце светится какая-то надежда для всего творческого мира. На специально организованном ради возвращения Йонгкинда аукционе было продано несколько десятков картин, а вся сумма была выслала в Голландию, чтобы обеспечить возможность возвращения. И Йонгкинд вернулся.

Это было весной 1876 года. Ближайшие пять лет стали теми годами, когда в мировой живописи взошло солнце новой школы, и Йонгкинд имел к этому непосредственное отношение.

Йонгкинд времен своего второго путешествия в Париж волей обстоятельств стал несколько иным человеком, чем знал его этот город ранее. Всё дело в том, что он встретил любовь своей жизни. Нашел он ее в том самом магазине, с которым имел контракт на продажу картин. Жозефина Фессе оказалась голландкой, учительницей рисования, но самое главное — голландкой, с которой можно было наконец-то свободно поговорить на родном языке, ведь Йонгкинд, всю жизнь учивший французский, так и не научился на нем как следует говорить, и французы над ним подсмеивались. Слово за слово эти двое поняли, что всегда ждали друг друга, и наличие у госпожи Фессе законного супруга ничего в этом не поменяло.

Жозефина оказалась для Йонгкинда истинным ангелом, о чём он с радостью сообщал друзьям. Маленькая и хрупкая, она обладала достаточной волей и верой в своего избранника, чтобы решительно способствовать его росту. В ближайшие годы Йонгкинд все силы свои смог посвятить работе и создал несколько знаменитых картин.

В 1862 году Йонгкинд жил в Сент-Адрессе под Гавром, и там же его учеником стал будущий великий импрессионист Клод Моне. В летние сезоны с 1863 по 1865 года Йонгкинд, Моне и Эжен Буден, принесший в совместные усилия неповторимые черты Барбизонской школы, работали вместе, и вот как вспоминал о том времени сам Моне:

«Йонгкинд показал нам эскизы и пригласил меня работать вместе с ним; он объяснил, почему пишет именно так, а не иначе, и начиная с этого момента стал наряду с Буденом моим учителем. Именно ему я обязан окончательным формированием моего художественного видения».

Что же они нашли в те годы на побережье вблизи Онфлера? Им стал наконец-то понятен тот метод, который уже скоро получил название импрессионизма. Пейзаж, с которого всё началось, раскрыл Йонгкинду удивительную тайну — тайну дыхания и внутренней жизни неба. Неба, никогда не повторяющегося и сияющего даже сквозь тьму. Вдруг оказалось, что этот принцип, найденный через пейзаж, можно повторить буквально во всём — в городском пейзаже, в портрете, в жанровых зарисовках и натюрмортах… Не представление человека нужно писать, поняли они, а честно и благоговейно передавать истину, открывающуюся в каждом моменте биения пульса великой природы. Впереди была новая эпоха, которая дала миру такие имена, как Моне, Мане, Ренуар, Дега, ван Гог и другие.