Приднестровье: пейзаж после Рогозина
24 мая уже официально подтвердилось кулуарно обсуждавшееся ранее назначение бывшего вице-премьера РФ Дмитрия Рогозина на пост главы «Роскосмоса». Это, в свою очередь, подогрело дискуссию о кандидатуре нового спецпредставителя президента России по Приднестровью, коим с 2012 года является господин Рогозин. В пользу версии о том, что бывший куратор российского ВПК не сохранит статус спецпредставителя по ПМР, говорит как минимум два фактора: в Молдавии он объявлен персоной нон-грата и не обладает более административными ресурсами уровня вице-премьера, позволявшими ранее директивно нацеливать органы госвласти России на взаимодействие с приднестровскими коллегами. Кроме того, некоторые эксперты весьма скептически оценивают итоги деятельности Дмитрия Рогозина на приднестровском и молдавском направлениях и отмечают явное снижение уровня вовлеченности Москвы в региональные процессы.
Так, неделей ранее постоянный автор ИА REGNUM Сергей Артеменко опубликовал обширный обзор текущей ситуации вокруг Приднестровья, где попытался изучить характер происходящих в регионе процессов и проанализировать успешность прикладной российской политики на молдавско-приднестровском «фронте». Автор, помимо прочего, достаточно жестко раскритиковал линию поведения России в отношениях с Молдавией и Приднестровьем, небезосновательно отмечая безынициативность уполномоченных российских представителей, в том числе участвующих в переговорном процессе Кишинева и Тирасполя. В качестве примера в статье приводился пример соглашения об участии приднестровских автомобилей в международном движении, подписанного 24 апреля. Автор отмечал, что и в ходе подготовки договоренности, и на этапе ее подписания Москва вела себя крайне вяло и не предприняла по сути никаких усилий для того, чтобы гарантировать практическое исполнение документа — несмотря на свой статус гаранта в процессе урегулирования.
Хотя Дмитрий Рогозин на посту спецпредставителя по Приднестровью углубленно не занимался вопросами переговоров, кейс «нейтральных номеров» для приднестровских авто в принципе проливает свет на глобальный изъян российской позиции по Приднестровью, который сегодня очень важно осознать и преодолеть, в том числе в контексте назначения новой фигуры на пост «куратора» ПМР в Кремле.
Президент Приднестровья Вадим Красносельский в своих публичных выступлениях не единожды говорил о том, что ПМР уже добилась независимости, а международное признание — дело времени. Коль скоро внутренний суверенитет объективно является ключевой основой государственности, лидер Приднестровья, по факту, прав. Верно также и то, что «голое» международное признание Приднестровья не решит большей части проблем республики, и наоборот, может добавить новых в условиях непростого соседства региона с Молдавией и Украиной. В отношении Кишинева позиция В. Красносельского представлена двумя основными составляющими: акцентом на диалоге по конкретным проблемам (например, дипломам и автономерам) и отказом от любых спекуляций о статусе Приднестровья как заведомо бесперспективных и не имеющих предпосылок для сближения позиций сторон.
В этом смысле взгляд приднестровского президента прямо созвучен с общим прагматичным настроем его команды, пришедшей к власти в республике в конце 2016 года. Так, правительство Приднестровья, что называется, «крепко взялось» за реформирование административной системы республики, сокращение неэффективных государственных расходов, стимулирование деловой активности и предпринимательства, привлечение инвестиций. Отдельно можно выделить и то, например, что ПМР стала вторым государством в СНГ, создавшим правовую базу для добычи криптовалют и в целом функционирования технологии «блокчейн». Приднестровское руководство сегодня стремится сделать всё для того, чтобы вывести республику на самообеспечение и максимально эффективное государственное администрирование, не избегая задействовать при этом рисковые, но перспективные новации.
Многолетний опыт изучения приднестровских реалий позволяет считать такой подход весьма прозорливым: горькая правда в том, что главная угроза для государственности Приднестровья — это экономический кризис, износ инфраструктуры, и, главное, отток молодежи и трудоспособного населения. Если в начале 90-х люди покидали ПМР из-за угрозы войны, то сегодня основная причина — невозможность найти работу и неочевидные перспективы роста уровня жизни. Именно с этим руководство ПМР и пытается бороться, и на этом делает принципиальный акцент в своей политике, что легко заметно как по публичным выступлениям чиновников, так и по реализуемым ими инициативам.
Неудивительно, что акцент в переговорном процессе с Молдавией Тирасполь в последние годы делает на снятии барьеров, мешающих росту благосостояния граждан, что в определенном смысле для Приднестровья образца 2018 года является фактором национальной безопасности. Руководство ПМР предпочло не входить в клинч с Кишинёвом и заняло достаточно проактивную позицию в переговорах, благодаря чему по состоянию на сегодняшний день уже удалось обеспечить выпускникам Приднестровского госуниверситета признание их дипломов, разблокировать участок международной транспортной артерии через мост, не функционировавший 25 лет, а также добиться для приднестровцев возможности гарантированно выезжать в зарубежные страны на собственном автотранспорте. Тирасполь уверенно развенчивает стереотип «осажденной крепости», ставший таким удобным для патетичных российских публицистов и записных молдавских «спасателей» российских интересов.
В случае с выработкой в переговорах между Приднестровьем и Молдавией договоренности о допуске авто жителей ПМР за рубеж некое самоустранение российской стороны от участия в процессе — необъяснимое проявление безучастности к вопросу защиты прав приднестровцев, то есть почти полумиллиона российских граждан и соотечественников, безоговорочно лояльных России. Тем более, что в Москве не могли не заметить неоднократных сигналов со стороны Украины о готовности запретить въезд на свою территорию автомобилей с номерами ПМР, что означало бы для Приднестровья фактически полную транспортную блокаду. Нашелся бы у ответственных чиновников РФ план выхода из возможного кризиса в этой области — не праздный вопрос, который, скорее всего, не имеет утвердительного ответа.
Если условно делить уровень поддержки Приднестровья со стороны РФ на три уровня, вырисовывается следующая картина. На первом, фундаментальном уровне, Россия гарантирует физическую безопасность Приднестровья и обеспечивает статус-кво в части переговоров о политическом урегулировании конфликта. Уровень непосредственной финансовой поддержки также принципиально важен. Однако за последние годы он существенно снизился, и сегодня заключается в отсрочке на неопределенный срок платы за потребляемый республикой российский газ и в поддержке приднестровских пенсионеров.
Откровенно «проседает» третий уровень — непосредственная системная направляющая и ориентирующая работа с органами власти ПМР, включенное участие в разрешении практических проблем, с которыми сталкивается Приднестровье. Не случайно Дмитрия Рогозина критикуют в том числе и за то, что многочисленные межведомственные договоренности России и Приднестровья с 2014 года толком не заработали, равно как не было предпринято прорывных действий в части облегчения доступа приднестровского экспорта на российский рынок. Москва не пожелала рассматривать значимость Приднестровья в качестве самостоятельного актива. Напротив, десятилетия кряду околокремлёвские круги исполняют давно девальвировавший инерционный подход, представляя себя мастерами игры в «подкидного» и эксплуатируя Приднестровье в качестве карты в давнем геополитическом торге с прицелом на «всю» территорию Молдавии. И это при том, что год за годом Россия необратимо теряла и продолжает терять практические позиции и рычаги влияния на Кишинёв.
Оставшийся без должного участия в решении актуальных проблем, продиктованных, в первую очередь, недружественными действиями соседей, Тирасполь преодолевает трудности так, как позволяют явно ограниченные ресурсы непризнанного государства, в том числе через априори неравный диалог с Кишинёвом и Киевом, Европейским союзом и международными организациями. И чем меньше интерес Москвы к чаяниям Приднестровья, чем дольше длится неготовность России инвестировать в политический, экономический, инфраструктурный потенциал республики с проживающими там 220 тысячами граждан России, тем интенсивнее с Приднестровьем ведут дискуссии западные «партнеры» — как известно, свято место пусто не бывает.
Сегодня у Российской Федерации пока еще сохраняются возможности для того, чтобы радикально переломить негативные тенденции развития ситуация вокруг Приднестровья: представители ПМР на самых разных уровнях регулярно предлагают российским коллегам едва ли не готовые проекты инвестиций в приднестровскую экономику, инфраструктуру и социальную сферу. Представляется, что переход к пониманию важности Приднестровья именно как «точки» роста региональных позиций России автоматически позволил бы пересмотреть и модели взаимодействия с Тирасполем — от формальной политической поддержки к прагматичной и ориентированной на практические результаты координации для достижения общих целей. Ведь даже в рамках укоренившегося в высоких московских кабинетах стереотипа о Приднестровье должно присутствовать понимание того, что в геополитических играх гораздо выгоднее максимально наращивать ценность любых своих активов — больших и малых, качественно усиливая позиции на разных региональных площадках.
Остается лишь рассчитывать, что сегодняшний момент не будет упущен Москвой — поскольку, как было сказано ранее, именно общее социально-экономическое благосостояние становится для Приднестровья главным фактором национальной безопасности.