Вера – это хотение и самый сильный призыв
Сегодня, 24 февраля, в церквях читается большой отрывок первой главы послания Евреям апостола Павла, почти вся глава. Павловы новозаветные тексты называют привычно «апостольскими посланиями». Но по характеру это письма к той или иной общине, во всех них с первых строк указывается и автор послания — Павел, сам или в соавторстве («Павел, волею Божиею Апостол Иисуса Христа, и Тимофей брат».
Однако послание к Евреям не подписано Павлом и по форме не похоже на прочие его тексты. Лишь последние две главы кажутся узнаваемыми. В целом оно больше напоминает хорошо продуманное богословское сочинение, не имеющее конкретного адресата. Современная библейская критика (впрочем, случалось, и древняя тоже) на основании поверхностного взгляда — «отсутствие подписи» — предпочитает считать данное произведение не принадлежащим апостолу Павлу. Но эта библейская критика, впрочем, и подписанные сочинения не все считает Павловыми, так что ее можно в расчет не принимать.
«Евреям» — очевидно Павлово сочинение по очень простой причине, объяснить которую одновременно и легко, и трудно. Легко потому, что она на поверхности. Трудно потому, что болтуны «на поверхность» навалили еще кучу разного интеллектуального мусора, и не всем дано из мусора выделить правду. Правда же заключается в том, что за два тысячелетия Церковь вряд ли сумела освоить основную Павлову мысль — о спасении верой. Точнее, не усвоила то, что имел Павел в виду под «верой». Не поняла аргументацию, терминологическую тонкость и — одновременно — уязвимость Павлова понятия «вера».
Если бы в одно время в одном месте жило два или три человека, способных на столь тонкую и одновременно настойчивую богословскую аргументацию, то следовало бы полагать по меньшей мере, что дальше такие люди появлялись бы хотя бы в арифметической прогрессии. Но они не появлялись. Для христиан вера так и осталась утверждением в доктринерстве, на чем настаивал, к примеру, апостол Иаков. Умозрением с огромным зазором в исполняемой части. В так называемых «делах» по Иакову: «Но скажет кто-нибудь: «ты имеешь веру, а я имею дела»: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих. Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут».
Аргументацию Павла не понимали даже братья-апостолы. Что уж говорить о безымянных двойниках или «последователях», которые, по мнению библейской критики, просто попугайствовали на тему «спасения верой». Слова такие, мол, имели в лексионе. И тщательно выписывали свой словарный запас. В голове зашумело про «спасение верой», дай, думает, запишу и записал, а библейский критик прочитал, посчитал буквы и сразу понял, что был другой автор, потому что в ином месте он предлог пропустил, чего обычно не делал, когда в голове словами шумело. Так обычно работают люди. В поте лица, ладоней и запотевшего от натуги сознания, примеряя свой уровень понимания на тех людей, которые тексты писали. Представляя их такими же, какими являются сами критики.
В послании к Евреям Павел впервые четко сформулировал понятие «вера», после чего все потуги требовать от веры подтверждения делами или отсылки на достаточность своих бездейственных умозрений для спасения должны были бы иссякнуть. Должны были, если бы слушатели, читатели поняли. Но, однако, все равно не поняли, оставшись на уровне понимания апостола Иакова. С его подтверждением, доказательством того, что твоя доктрина соответствует общей доктрине. То есть делай, что Бог велит. Не поняв Павла, Церковь так и вернулась к Закону, почти сразу. Да и к тому же других важных дел было невпроворот. Христологический догмат триста лет мусолить. Канонами обложить всех. Все очень нужно было, важно. Не до веры.
Вера не есть дела, хоть она и есть исполнение. Этот тонкий момент остался непонятым. «Дела» апостола Иакова — это то, что надо делать. Вера Павла — это то, что ты хочешь, чего ты ждешь. «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». Прежде мы уже об этом говорили. Для апостола Иакова и для всей Церкви вера это — «Бог един». Для апостола Павла это вообще детский вопрос, «а есть ли Бог?» Недалекий вопрос, наивный: «Посему, оставив начатки учения Христова, поспешим к совершенству; и не станем снова полагать основание обращению от мертвых дел и вере в Бога». Для Павла «вера в Бога» — вообще не основание, не о чем говорить. Скорее, свидетельство собственного маловерия, которое еще и «делами» подтверждать надо. То есть укореняться в маловерии еще пуще. Чем, собственно, Церковь веками и занималась. Подтверждай свою веру тем, что ходишь, исполняешь…
Для Павла вера — это абсолютная ясность того, что приближает наступление грядущей правды. Любое действие он оценивает как приближающее к этому наступлению или отдаляющее. Он не ходит вокруг веры, как на привязи вокруг столба, со своими делами, постоянно ее подтверждая, что она есть. Глупость веру подтверждать, показывать, демонстрировать прилюдно. Если ее нет, то демонстрационные «дела» рано или поздно иссякнут (что в итоге и вышло). Неиссякаемо в человеке только желание. Воля. Хотение. Для Павла вера — это направление хотения на исполнение правды. Возникновение желания, стимулированное непрестанным интересом, — «гонитесь любовью». «Полагать основание обращению от мертвых дел и вере в Бога» для Павла равносильно возвращению к закону.
Поэтому в своем богословском трактате к Евреям он сперва шаг за шагом демифологизирует пророчества, делая понятным для своих соплеменников мысль о необходимости избавления от закона, преодоления его. Но в преодолении закона его оппонентам видится то, что этим самым ликвидируется и все, требующее исполнения. «Дела». Если нет закона, то нет и призыва к действию, следовательно, не требуются и действия. Павел устраняет зазор между призывом и исполнением. Вера для него есть и то, и другое, но не в качестве «того и другого», не просто «два в одном», а одно, понимаемое таким цельным на ином регистре сознания. Павел старательно, нарочно и демонстративно даже игнорирует постановку вопроса о «делах», требующих исполнения.
Не значит ли, что он отрицает всякое благое действие? Нет, но для него такая постановка вопроса возвращает закон на место. Поэтому он просто неустанно говорит о единственном двигателе человека к Богу — о вере. В надежде, что слушатели поймут, что вера сама есть призыв и сама же есть его исполнение: «Вера — это исполнение желания при интеллектуальном согласии с очевидной логикой мироустройства». Человек должен хотеть добра и исполнять свое хотение. Как он старается исполнять всякие свои хотения. Хотение — самый сильный призыв. На него нет закона. Все очень просто.