Дубай: подмена нормандского формата американским?
26 января в Дубае прошли переговоры по Донбассу между помощником президента России Владиславом Сурковым и спецпредставителем президента США по Украине Куртом Волкером. Этому предшествовал перерыв в переговорном процессе с ноября, когда Сурков и Волкер встречались в Белграде, и та встреча окончилась безрезультатно. Перед нынешним раундом переговоров Волкер несколько дней провел в Киеве; выезжая в Дубай, он скептически оценил перспективы достижения результатов. Примерно такой же прогноз сделал и пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков. Поначалу, как сообщали информационные ленты, по ходу переговоров внешне всё так и представлялось. Однако уже 27 января Сурков довольно неожиданно прокомментировал исход встречи в позитивном ключе, отметив, что предложения США внушают определенный оптимизм. Вот как это прозвучало дословно: «Американцы на этот раз привезли гораздо более конструктивные предложения. «Дубайский пакет» американских наработок, в отличие от «белградского», в целом выглядит вполне реализуемым. По крайней мере, на первый взгляд… Это сбалансированный подход, которого мы всё время добиваемся. Мы его внимательно изучим и своевременно дадим ответ. После чего пригласим Курта и его коллег на новую встречу». При этом ни сколько времени потребуется на изучение американских предложений, ни примерных сроков нового раунда переговоров названо не было.
Что же происходит на самом деле? Или, оговоримся, может происходить.
Прежде всего, нельзя не связать встречу в Дубае с принятым 18 января во втором чтении верховной радой законом о реинтеграции Донбасса. Как следует из оценок украинской проправительственной аналитики, у этого нашумевшего документа, фактически развязавшего, по оценке главы МИД России Сергея Лаврова, киевским властям руки в разрешении кризиса вокруг Донбасса военной силой, два измерения. Первое — внутриполитическое. Ряд фракций рады, оппозиционных Петру Порошенко, ультимативно требовали включения в законопроект положения о России как «стране-агрессоре». И проголосовали за документ в целом, только когда этого добились. Второе измерение — внешнее, в том числе военно-политическое, связанное с максимальным расширением прерогатив украинского президента в части наделения полномочиями в регионе военных властей. Есть и еще один важный момент: в тексте закона не упоминаются Минские соглашения, а темы Донбасса и Крыма между собой разведены: о Крыме говорится только в преамбуле.
Прежде, чем выстраивать общую логику, связывающую этот закон с предложениями США по Донбассу, которые прокомментировал Сурков, внимательно посмотрим на то, что заявил Волкер по завершении киевской части своей поездки, предшествовавшей дубайской встрече. Давая оценку закону о реинтеграции Донбасса, американский спецпредставитель подчеркнул, что этот документ «не может изменить ситуацию в регионе, но является важным в процессе определения порядка проведения военной операции». Самое главное: то, что в законе нет упоминания о Минских соглашениях, по мнению Волкера, «не означает, что он противоречит Минску».
Иначе говоря, первый и главный момент, связывающий между собой украинский закон о реинтеграции Донбасса и американские предложения от Волкера, — включение этого закона в данный пакет инициатив как бы явочным порядком, по умолчанию. Мы-то с вами считаем, что «реинтеграция» Донбасса по-порошенковски Минску противоречит, а в США иного мнения и уверены, что Минск является частью этого закона.
С этой фундаментальной подмены понятий начинается всё остальное. Американцы предложили синхронизировать процесс введения миротворцев ООН с выполнением Минских соглашений, и Сурков в своем комментарии отметил именно это. Но уже понятно, что в такую синхронизацию Москва закон о реинтеграции не закладывает, а Вашингтон с Киевом — еще как. Поэтому каждый новый этап в продвижении американских предложений, который наступает после выполнения предыдущего, по сути приобретает характер ползучей экспансии. И если речь идет о постепенном распространении ооновского «миротворчества» с линии соприкосновения ВСУ с ополчением народных республик в глубину обороны ДНР и ЛНР вплоть до их границ с Россией, которые в Киеве считают «своими», то такая экспансия фактически превращается в военную. И начинает преследовать закамуфлированную цель под видом обвинения России в «оккупации» части территории Украины оккупировать самим то, что по факту существующей реальности контролируется Киевом не больше, чем Косово Белградом.
Мы уж не говорим о том, что главным мотивом, по которым украинские парламентарии требовали признания России «страной-агрессором», является, как они считают, неизбежный запрет на участие в миротворческой миссии ООН не только российских военных, которых закон о реинтеграции приравнивает к «стороне конфликта», но и наших союзников по ОДКБ. Это к вопросу о перспективах включения в состав миротворческого контингента, скажем, белорусских или казахстанских подразделений. По киевским представлениям, это теперь окажется невозможным. А значит, основу этого контингента составят силы НАТО, прежде всего восточные европейцы и прибалты, для виду разбавленные парой-тройкой подразделений, например, из Грузии и/или Молдавии. Нужно ли говорить, что тем самым процесс ползучей оккупации Украиной территорий ДНР и ЛНР по сути превратится в необратимый. Особенно учитывая консолидацию законом о реинтеграции украинского командования, а также фактически завершившееся удаление Киевом из зоны конфликта так называемых «добровольческих», то есть националистических, карательных батальонов. К взаимодействию с натовскими «миротворцами» будут допущены только регулярные украинские части, а фиктивное «миротворчество» таким образом превратится в «борьбу с сепаратизмом», разумеется, в киевском понимании этого вопроса, без упоминания о причинах кризиса в Донбассе, кроющегося, по признанию крупного украинского политолога Михаила Погребинского, в силовом захвате власти в феврале 2014 года; эту точку зрения он высказал 27 января в эфире программы Дмитрия Куликова «Право знать» на телеканале ТВЦ.
Разве не понятно, что натовские миротворцы будут действовать в интересах киевских властей нынешней бандеровской Украины, которую станут рассматривать как союзника, а ополчение Донбасса как противника? И что эти действия получат очевидную направленность против органов власти и населения народных республик. И как в этих условиях проводить предусмотренные Минском выборы? По сути, под контролем Киева, интересы которого будут представлены подобными, так сказать, «миротворцами»?
В законе применительно к американским предложениям по Донбассу имеется и еще один «подводный камень». Укронацики пока этого не понимают и шумно выступают против разделения и разведения в нем вопросов Крыма и Донбасса, усматривая в этом «предательство интересов Украины». Поскольку в ограниченности их «пядей во лбу» сомнений не возникает, рассмотрим этот казус с другой точки зрения. Киев просто пунктуально выполнил требования Запада, который очень хочет решать их не вместе, а поэтапно. Сначала-де удушим Донбасс, а затем, когда ничего уже не будет мешать, и российская позиция, сочтенная предательством, потеряет популярность и в украинском обществе, и в самой России, примемся за Крым. Это ли не доказательство того, что закон о реинтеграции Донбасса в том виде, в котором он принят, писался отнюдь не в Киеве, а в Вашингтоне? И Волкер очень хорошо знает, о чем говорит, протягивая логику «решения донбасской проблемы» от Минских соглашений к ооновским «миротворцам» в обход этих соглашений. Это сейчас он связывает «реинтеграцию» с Минском, а потом разве мы не знаем, чего стоят бумаги, подписанные (или согласованные) с англосаксами, когда «миротворцы» выйдут на границу Донбасса с Россией?
Далее. Не кажется ли вам, уважаемый читатель, что в свете всего этого и с учетом смены власти во Франции и непрекращающегося правительственного кризиса в Германии нормандский формат, который, собственно, и произвел на свет Минские соглашения, начинает попросту умирать? И что на смену ему все активнее выдвигается формат «американский», который так пока не называется, но по сути дела именно это собой и представляет? Ведь суммируем. Если скандальный украинский закон признает Россию «страной-агрессором», то есть стороной конфликта, с чем соглашается Волкер, внося Москве тем не менее свои двусмысленные предложения, то какой такой нормандский формат в принципе? Тем более, что Вашингтон все более открыто перехватывает инициативу в вопросе донбасского урегулирования у Парижа и Берлина, даже этого не скрывая?
Последний вопрос — о самой оценке итогов встречи российской стороной. Будем надеяться, что и у нас, подобно Волкеру, имеется своя контригра далеко не с одним дном. И что попытки США под видом синхронизации с Минском своего «миротворчества» эти соглашения похоронить, задвинув Москву на периферию урегулирования в Донбассе, нами просчитываются; просто обнаруживать это никто не торопится. Только вот и в таком случае всплывают два момента, вызывающих как минимум озабоченность. Прежде всего, явно необходим встречный шаг, включающий симметричный ответ на закон о реинтеграции Донбасса, как минимум понижающий степень легитимности нынешних украинских властей в переговорном процессе с точки зрения российского законодательства. Чтобы если Киев пустит в ход и выложит на стол переговоров аргумент о законодательном закреплении у себя «российской агрессии», то и нам было бы чем ответить с наших позиций, которые еще нужно создать. Например, не признать законными условия «миротворчества», которые согласует с американцами Киев на том основании, что по факту государственного переворота на Украине в России открыты уголовные дела против его организаторов. То есть попросту похоронить этот проект на корню, если он начнет создавать угрозу нашим интересам.
И второе. С ответом на американские предложения явно не следует спешить. А лучше, запустив отмеченный только что «долгоиграющий» процесс, в его рамках сделать их достоянием общественности, организовав соответствующие парламентские слушания. И выяснить, что если они и «релизуемы», то только «на первый взгляд». А вот при более глубоком изучении издержки от такой реализации зашкаливают настолько, что целесообразность реакции на них представляется сомнительной. Мяч ведь на киевской половине поля. И на вашингтонской, где он должен оставаться как минимум до завершения президентских выборов и майской инаугурации вновь избранного главы государства. Важно понимать, что проиграет тот, кто сорвется первым. И что произойдет в этом случае в Киеве и на берегах Потомака, для нас уже второстепенно. «Спасение утопающих», как известно, — «дело рук самих утопающих».