Молодые годы PARAZITов – какое искусство зарождается в уборных?

Еще до того как переступишь порог выставки, которая называется «Годы молодые», понимаешь, что автор выставленных на ней работ — человек, скорее всего, пожилой. И ожидаешь увидеть нечто очень личное и ностальгическое — окрашенное в тона лирики или самоиронии или того и другого сразу. В отношении выставки петербургского художника Владимира Козина в галерее «Борей» верно лишь первое — автор действительно немолод (хотя и не то чтобы стар). Что же касается ностальгии или попытки как-то осмыслить свою или своих современников молодость, то они если и присутствуют, то пропущенные через довольно странные светофильтры.

Я долго пыталась понять, что же мне напоминает большинство работ. И, наконец, поняла, припомнив времена, на которые пришлась уже моя ранняя молодость. Была годы в 70-е, 80-е (хотя, наверное, и гораздо раньше) такая привычка у тоскующих среди домашней рутины домохозяек и пожилых холостяков — украшать свой не особо радующий глаз быт вырезанными из журналов, плакатов, из упаковок пищевых продуктов изображениями симпатичных улыбающихся людей. Эти в основном девичьи или детские головки, выхваченные жестокими ножницами из родной среды обитания, лепились на все подходящие поверхности — дверцы шкафов и шкафчиков, зеркала, холодильники (о пестром безумии магнитиков тогда еще не слыхали). Этакий импровизированный пин-ап. До сих пор (правда, сейчас уже реже) то и дело встретишь подобную «портретную галерею» прислоненной к мусорному баку. Грустное зрелище, за которым если и не сто лет одиночества, то уж точно долгие одинокие годы. Вместо любимых и дорогих лиц в красивых рамках — штампованные красотки и пупсы на облупленной и грязной фанере.

Часть работ на выставке именно такова или почти такова. Вырезки из старых реклам и плакатов, наклеенные на лоскуты ткани темных глухих тонов. Они словно бы тонут в этом неприглядном фоне (единственное отличие от домашних «коллажей», обычно весьма населенных). Большинство имеют какое-то отношение к продуктам потребления или чисто материальным радостям. Чтобы зритель уж наверняка «просек фишку», один из коллажей так и называется — «1,5 жирности» и изображает буколического хлопчика в обнимку с коровой, другой, с репродукцией известной картины и бутафорскими березками, несет слоган «Пейте охлажденный березовый сок», по совместительству являющийся названием. Даже в работе «Чернозем» нет изображения труда — только довольное лицо условной крестьянки и некая усадьба на черном фоне. Все в целом создает ощущение какого-то фальшивого, телячьего потребительского оптимизма, превращенного временем в скопище каких-то мертвенных мусорных реликтов. Здесь нет ностальгии, что могло бы быть даже хорошо, ибо ностальгия, на мой взгляд, — не самое здоровое чувство, если бы в работах присутствовала любовь к прошлому, отпускающая благодарность ему. Вместо этого в них сквозит презрение и замаскированная под умиление насмешка над путем, пройденным страной и культурой, и над этапами человеческой жизни… Так, например, тему детства «раскрывают» одноногий, облепленный серебристой фольгой пупс («Пусть всегда будет солнце») и половина кукольной головы без глаз, выкрашенная черной краской, а тему пробуждающейся подростковой сексуальности — вырезанная из журнала юная африканка топлес рядом с цветком в вазе. Взрослые люди — исключительно обыватели, напоминающие домашний скот, которому на выставке тоже уделено внимание. Впрочем, этот скот своеобразно «одухотворен» при помощи аллюзий, например, на картину Малевича «Корова и скрипка», или примитивистского копирования «Агнца Божьего» Сурбарана, а вот люди представлены исключительно безликими курортниками, они хоть и изображены от руки, но механически тиражированы, а потому неотличимы от коллажных вырезок. Отношение к культуре сводится исключительно к пародиям на все того же Малевича, уже упомянутым аллюзиям и унылому эпатажу с посыланием «любителей искусства» куда подальше, выполненному в виде канцелярского штампа, что полностью выражает выморочность самого эпатажа.

В итоге складывается ощущение, что «Годы молодые» — это одна большая свалка мертвечины. Автору нечего вспомнить — по-настоящему, не механической, а эмоциональной памятью. В этих «реликтах памяти» (в одной из «детских» книг Василия Аксенова есть такой персонаж — склеротичный миллионер Сиракузерс, который возил повсюду в огромных кофрах вещи, символизировавшие разные этапы его жизни — эти самые «реликты») нет души и разума. Этот взгляд на мир словно бы глазами идиота — последовательная авторская позиция, которую художник распространяет на город и мир. «Идиот, тупой, нечто ущербное — это очень питерское» — заявил он как-то в одном интервью. В 90-е годы Владимир Козин состоял в кружке акционистов «Товарищество Новые Тупые». Вот как характеризует это явление сайт Московского музея современного искусства»:

«Вдохновленные абсурдистской поэтикой обэриутов и современной философией, «Тупые» провозгласили идею жизни как перформанса. Их бескомпромиссный, исполненный гуманизма подход к искусству воплотился в заключительной фразе манифеста «Товарищества»: «Да здравствуют все Твари».

Спору нет, всем Тварям действительно можно от души пожелать жить и здравствовать (включая болезнетворные микробы, которые наверняка тоже зачем-то нужны), вот только гуманизм — это все-таки про Человека, который в абсурдистском идиотизированном и отупленном антитворчестве ощутимо расчеловечивается.

«Тупые», впрочем, давно распались. Ныне Козин участвует в проекте с весьма говорящим названием PARAZIT. Свои выставки участники проекта размещают в служебных и проходных помещениях, включая туалеты, как бы захватывая их, паразитируя на выставочных пространствах. С туалета в галерее «Борей» все, собственно, и начиналось. Возможно, именно воспоминание (опять воспоминание) об этом истоке породило коллективную мини-выставку «Новые оттенки коричневого» в коридорчике между залами «Борея», которая действует параллельно с персональной выставкой Владимира Козина. Хотя на ней представлены самые разные коричневые объекты, некая известная субстанция занимает там весьма почетное место. Уделено на выставке место и красному цвету, поставленному в один смысловой ряд с коричневым, что — как и почти все, что делают представители так называемого «актуального искусства», — совершенно не ново.

В наши дни ругать это самое «искусство», действительно, на мой взгляд, являющееся по сути своей паразитическим, этакой омелой на стволе культуры — чуть ли не дурной тон. Его принято если не любить, то относиться к нему с уважением, как к творчеству, а не способу развлечься, затратив минимум душевных и интеллектуальных усилий. И дело тут не художественных средствах и используемых материалах, а в преднамеренной вторичности, пародийности и карнавальности, в обесценивании и сведению к бессмыслице всего и вся. Эта тенденция разрушительна. Причем, это не то разрушение, которое должно предшествовать созиданию чего-то нового, как было у активно эксплуатируемых постмодернистскими «паразитами» футуристов и супрематистов. Это полное и абсолютное разрушение, за которым лишь пустота.

Впрочем, подобное искусство не зло само по себе, оно симптом опасных процессов, протекающих во всей современной западной цивилизации. В нашей стране это помножено на историческую катастрофу гибели СССР (ее причиной не в малой степени, надо сказать, было как раз тотальное омещанивание и потребительство, которые справедливо высмеивает Козин, не видя при этом ничего другого и не показывая даже намека на надежду). Всяческие «тупые» и «паразиты» — плоть от плоти этой катастрофы, так что, может быть, и не стоит пенять на зеркало, которое не вынесло вида отразившейся в нем чудовищной хари, искривилось и так и продолжает кривляться? Впрочем, понять — не значит пытаться получить удовольствие…