Владимир Путин: «Прекратить курильский пинг-понг»

Впервые в качестве президента РФ Владимир Путин высказался по поводу территориальных претензий Японии, отвечая на вопрос не японцев, а своих сограждан. Накануне первого официального визита в Японию в сентябре 2000 г. он посетил Сахалин, где заверил жителей области в том, что «возвращать острова не собирается». Это высказывание обескуражило японцев, но ненадолго. Со времен Ельцина токийские политики научились различать заявления российских высокопоставленных лиц, сделанные «для внутреннего пользования», то есть на российскую аудиторию, и подлинные цели и намерения Москвы, проявляемые в ходе переговоров за закрытыми дверями.

Хотя высокий российский гость старался склонять японскую сторону к обсуждению в первую очередь вопросов развития торгово-экономических отношений, обойти вопрос о границе японцы позволить не могли. Так как никаких принципиально новых подходов к разрешению территориального спора ни у Токио, ни у Москвы не было, решили ограничиться повторением прежних «ельцинских» формулировок. В российско-японское совместное заявление по итогам визита был включен пункт, который гласил: «Стороны согласились продолжать переговоры с тем, чтобы, опираясь на все достигнутые до сих пор договоренности…, выработать мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи». Тем самым, как и при Ельцине, эти входящие по Конституции РФ в состав России земли по сути дела признавались спорными.

Соглашаясь на такую запись, Путин в то же время отверг идею японского правительства о так называемой демаркации японо-российской границы, в соответствии с которой пограничная линия двух стран переносилась на север и проходила бы между островами Итуруп и Уруп, что означало переход всех южных Курил во владение Японии. Вместо этого президент в беседе с японским премьером довольно прозрачно намекнул на возможность иного подхода, упомянув, что российская сторона руководствуется не только подписанными Ельциным совместными заявлениями 1993 и 1998 годов, но и Совместной декларацией СССР и Японии 1956 года. При этом он дезавуировал посулы Ельцина «подписать мирный договор к 2000 году». Было разъяснено, что в заявлениях бывшего президента речь шла лишь о стремлении «прилагать усилия» к достижению взаимоприемлемых договоренностей.

Намек был понят — японские газеты подчеркивали, что Путин впервые признал действенность Совместной декларации, а, значит, предстоит продолжение переговоров по территориальному вопросу. Отмечалось, что «Путин стал первым из нынешних российских лидеров, признавшим действенность декларации и возможность ее использования в качестве юридической основы для продолжения переговоров двух стран, связанных с их территориальным спором». Делался вывод о склонности нового президента искать развязки политического противоречий с Японией, что порождало у официального Токио определенный оптимизм.

То, что Путина поняли правильно, фактически подтвердили представители МИД РФ, которые в своих разъяснениях японским журналистам предпочли не подтверждать, но и не отрицать подобное толкование замечаний президента. Сам же Путин на пресс-конференции в Токио ограничился лишь констатацией сложности ситуации.

«Что нужно сделать для окончательного решения проблемы, которая существует между Россией и Японией?» — задал он вопрос и сам ответил на него: «Если бы мы это знали на сто процентов, то, наверное, сейчас отвечали бы на другие вопросы».

Следует отметить, что занятая Путиным, а вернее, навязанная дипломатами еще из ельцинского окружения позиция содержала в себе явное противоречие. С одной стороны, в совместном заявлении объектами спора вновь назывались все южнокурильские острова, на которые претендует Япония, а с другой — намечалась линия на возвращение к условиям Совместной декларации 1956 г., где речь идет лишь об островах Хабомаи и Шикотан.

Уловив настроение Путина искать пути «окончательного разрешения проблемы», японские политики решили помочь в таком поиске. План состоял в том, чтобы втянуть российское правительство в обсуждение конкретных вопросов о «возвращении» для начала островов Хабомаи и Шикотан. На состоявшейся в марте 2001 г. в Иркутске встрече лидеров двух государств, в конфиденциальном порядке Путин согласился обсуждать вариант передачи Японии Малой Курильской гряды (острова Хабомаи и остров Шикотан). Если верить тогдашнему премьер-министру Ёсиро Мори, Путин заявил тогда, что в случае переизбрания президентом на второй срок готов вести переговоры по поводу Шикотана и Хабомаи. По утверждению бывшего японского премьера, дословно было сказано следующее: «Передачу Японии Хабомаи и Шикотана сейчас трудно реализовать. А вот если меня переизберут на второй срок, то я приложу все силы для возвращения Японии этих островов». Впоследствии МИД РФ отказался подтвердить это высказывание.

Услышав подобное из уст президента, Мори принялся «ковать железо, пока горячо». Он всячески убеждал собеседника согласиться на «возвращение» всех южнокурильских островов, заявляя о готовности Японии получить желаемое не одновременно, а как бы в рассрочку — сначала Хабомаи и Шикотан, а затем, по прошествии некоторого времени — Кунашир и Итуруп. При этом японская позиция подавалась как якобы проявление нового более гибкого подхода к решению территориальной проблемы.

Естественно, Путин не мог согласиться с таким «расширительным» толкованием своего согласия на продолжение переговоров о двух островах, о чем и было прямо сказано японскому премьеру. Более того, президент счел необходимым указать на существующие разночтения записанного в Совместной декларации, заявив, что статья 9-я «нуждается в дополнительной работе экспертов для выработки единообразного понимания» ее положений. Суть же «разночтений» состоит в том, что японская сторона почему-то считает, что текст 9-й статьи якобы предполагает передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан вне зависимости от подписания мирного договора. Договор же, по японской версии, может быть заключен лишь после разрешения в пользу Японии вопроса о принадлежности островов Кунашир и Итуруп.

Несмотря на то, что в Иркутске президент Путин отверг предложение японской стороны о начале так называемых «переговоров по двум колеям», а именно по Хабомаи и Шикотану и отдельно по Кунаширу и Итурупу, он подписал согласованный российскими и японскими дипломатами документ, в котором повторялись и даже расширялись выгодные Японии формулировки ельцинского периода. Тем самым как бы повисало в воздухе предложение президента рассмотреть возможность возвращения к компромиссу 1956 года.

Затем практически на всех встречах с японскими лидерами В. Путин призывал их искать не нарушающий интересы обеих сторон некий компромиссный вариант территориального размежевания. В политический лексикон было пущено японское слово «хикивакэ», то бишь ничья. Это надолго озадачило японцев. Они пытались выяснить, что за содержание вложил российский президент в понятие «хикивакэ». В конце концов, пришли к выводу, что это все то же предложение японцам ограничиться получением после подписания мирного договора Шикотана и Хабомаи.

Несколько лет назад по этому поводу у меня состоялась весьма примечательная своей откровенностью встреча и беседа с действующим видным японским политиком. Знакомы мы много лет, поэтому разговор был, что называется, без обиняков.

В частности, моим собеседником было сказано: «Ваш президент должен понять, что его попытки вернуть нас, японцев, в 50-е годы и уговорить согласиться лишь на Хабомаи и Шикотан не имеют перспективы и, более того, обижают нас, если не сказать резче. Если пойти по этому пути, как мы объясним избирателям упорную политическую и дипломатическую борьбу за возвращение всех исконно японских территорий. Предлагая подобное, Путин призывает нас к капитуляции. Ведь получить Хабомаи и Шикотан мы могли еще от Хрущева более полувека назад. Все эти «хикивакэ» только затуманивают вопрос, вводят японцев в заблуждение. Уж лучше бы он прямо сказал, что не собирается возвращать северные территории. Честнее было бы, право…»

Доводилось слышать в Японии и другое мнение о том, что сдаваться не в японской традиции, и японцы будут ставить вопрос о возвращении Курил до достижения поставленной цели. Отвечая на вопрос о том, на что все же в Японии делают расчет, некоторые собеседники, раскрывая карты, говорили:

«Сейчас условия для возвращения островов еще не созрели, и мы это понимаем. Но Россия может столкнуться с резким ухудшением социально-экономической ситуации в стране, когда во избежание протестных выступлений народа потребуется серьезная помощь из-за рубежа, в том числе из Японии. Или другая ситуация, когда, пожертвовав северными территориями, Москва сможет побудить Японию оставаться нейтральной в случае столкновения России с США или с Китаем (?!)».

В связи с изложенным позволю предположить, что президент Путин, столкнувшись с японским «упорством», убедился в бесперспективности уговаривать своих японских коллег искать какие бы то ни было компромиссы. И для обоснования своей позиции в последнее время справедливо и обоснованно прибегает к аргументации, использованной советским правительством при фактическом дезавуировании «хрущевского компромисса» о сдаче Японии Хабомаи и Шикотана, а именно о том, что и эти острова в условиях сохранения и укрепления японо-американского военного союза не подлежат передаче. Ибо по существующим соглашениям между Токио и Вашингтоном на них могут быть созданы угрожающие России военные объекты, что признается токийскими политиками высокого ранга.

О вопросах безопасности в связи с так называемой курильской проблемой В. Путин впервые подробно говорил во время прошлогодней декабрьской поездки в Японию. Тогда он заявил: «В 1956 году, когда Советский Союз и Япония близко подошли к разрешению этого спора и подписали (и не только подписали, но и ратифицировали) Декларацию 1956 года, как мы знаем, это исторический факт, Соединённые Штаты, которые считают, что у них есть интересы в этом регионе, практически устами тогдашнего госсекретаря господина Даллеса объявили ультиматум Японии: если в Японии сделают что-то, что противоречит интересам Соединённых Штатов, то тогда Окинава уйдёт полностью под юрисдикцию США.

Почему я это говорю? Мы должны с уважением относиться ко всем государствам региона, в том числе и к интересам Соединённых Штатов. Это совершенно очевидно. Но что это означает? Это означает, что у нас, например, во Владивостоке, чуть севернее, две большие базы флота, наши корабли океанской зоны выходят в Тихий океан, мы должны понимать, что будет происходить в этой сфере. Но в этом отношении, имея в виду особый характер отношений между Японией и Соединёнными Штатами и договорные обязательства в рамках Договора о безопасности между США и Японией, как будут строиться эти отношения, мы не знаем.

Когда мы говорим о гибкости, мы хотим, чтобы наши японские коллеги и друзья учитывали все эти тонкости и все озабоченности российской стороны. Кроме того, мы вернулись к переговорам на базе Декларации 1956 года, которая предполагала, если вы помните, возвращение Японии двух островов, правда, непонятно, на какой основе. Но окончательно Декларация вступала в силу, и там это написано, после заключения мирного договора».

О серьезности для безопасности России японо-американского союза, направленного и против нашей страны, В. Путин вновь говорил по итогам своей очередной встречи с премьер-министром Японии Синдзо Абэ в ноябре нынешнего года в Дананге, прямо заявив об ограничениях в проведении Японией внешней и военной политики: «Есть много вопросов по мирному договору, и мы должны тоже посмотреть, какие обязательства есть у Японии с ее партнерами в сфере обороны и безопасности… Это повлияет на ход переговорного процесса по мирному договору с Японией. Какие обязательства она имеет, и что может и не может делать самостоятельно», — откровенно отметил российский президент. При этом он не скрывал и то, что изменить ситуацию в одночасье невозможно и для этого потребуется продолжительное время. Было заявлено: «Вполне естественно, что если есть какие-то договоренности (с США — А.К.), то нужно их соблюдать. И нужно думать, как это отразится на наших отношениях. Это большая работа и, может, действительно, рассчитанная не на один год».

Замечу, что серьезные японские политики и аналитики с пониманием относятся с такой аргументации российского президента, с досадой признают, что она ставит японское руководство в весьма неловкое положение. Да и что можно ответить, когда, по сообщениям японским СМИ, Токио собирается закупать в США такое наступательное оружие, как, например, Томагавки, предназначенные в первую очередь для «возвращения островов, оккупированных врагами», а также размещать на японской земле окружающие российскую территорию новейшие системы ПРО?

Отрадно, что Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами РФ со всей серьезностью и обоснованностью разъясняет как японским руководителям, так и народу своей страны о недопустимости передачи законно принадлежащих России земель кому бы то ни было, тем более государству, находящемуся в союзе с главным потенциальным противником. Приходится только удивляться по поводу того, что японские политики даже в обстановке возросшей опасности начала в регионе вооруженного конфликта, чреватого применением оружия массового поражения, все еще пытаются склонить российское руководство к территориальным уступкам.