Русские и Латвия

Эту статью я посвящаю памяти

Гарольда Вячеславовича Астахова

История русских в странах, возникших после 1991 г. на пространстве бывшего СССР, а до этого — Российской Империи, — это история преодоления предательства. Каждое новое предательство усиливало гнет. Когда оно преодолевалось, гнет слабел и лучше становилось не только русским, но и, объективно, народам-соседям и тем государствам, в которых наши соотечественники оказались волею перестроечного разрушения. Об этом — преодолении предательства и обретении на этой основе новых сил для продолжения борьбы — недавно вышедшая в Латвии книга известных русских политиков Татьяны Аркадьевны Жданок и Мирослава Борисовича Митрофанова «Русские Латвии на изломе веков. От заката СССР до кризиса Евросоюза»^[1].

Я читал эту книгу с противоречивыми чувствами. С одной стороны, — печали и стыда за то, что Россия образца 1991 г. и большинство ее политиков оказались не в состоянии адекватно ответить на вызов защиты своего народа — особенно в той его части, которая, будучи отсечена волюнтаристски воздвигнутыми границами или лишена гражданства, была подвергнута дискриминации. С другой, с чувством искреннего уважения к тем в Латвии, кто этот вызов принял и сделал на поприще борьбы с русофобией и шовинизмом (который бывает не только «великодержавным») гораздо больше, чем можно было ожидать в тех условиях.

Слабину ведь тогда, в годы заката СССР, дали не только мы, в России: большая часть населения Латвийской ССР и очень многие русские в том числе повели себя в годы «перестройки» и сразу после 1991 г. таким образом, который, уверен, не может не вызывать у них сегодня, как минимум, досады. Детали этих настроений и общественных процессов в книге Татьяны Жданок и Мирослава Митрофанова выписаны ясно и подробно.

Татьяна Аркадьевна и ее соратники, сплотившиеся вокруг дела защиты всех тех, кто оказался обездолен культурно, исторически и социально, были тогда и остаются сегодня людьми, сделанными из другого материала. Не стали, потому что они живые, но и не теста, потому что их не раскрошишь. Помню весну 1997 г., когда я приехал в Ригу в качестве советника-посланника нашего посольства. Ельцинская линия полного соглашательства с этнократическими элитами в «новых независимых государствах» была тогда уже существенно поколеблена Е. М. Примаковым в качестве министра иностранных дел России, а линия неполного соглашательства, последовавшая за его увольнением с поста председателя правительства России, еще не наступила; наше давление на прибалтов в интересах восстановления утерянных в этом регионе военно-политических позиций и возвращения соотечественникам отнятых у них гражданских и культурных прав нарастало.

Далеко не все русские Латвии, однако, встретили эту нашу активность приветливо. Многих она даже испугала, ибо требовала и от них более определенной позиции. Отсюда пошло нашептывание: а не слишком ли вы обостряете, надо отнестись к латышам с пониманием, развивайте экономику, а политика приложится. А главное — просто увеличьте финансирование русских организаций, особенно этнографического характера (у нас ведь полно «русских» — было тогда и остается сейчас — стремящихся свести «национальность» к условным балалайке, косоворотке и матрешке). Татьяна Жданок, Гарольд Астахов, Владимир Бузаев, Яков Плинер, Мирослав Митрофанов, Геннадий Котов, тогда еще совсем молодой Юрий Соколовский, другие, наоборот, мыслили принципиально иначе, требовали и от себя самих, и от России полного выполнения своего долга.

Эта жизненная и политическая установка, нашедшая за четверть века свое воплощение во множестве дел и свершений, дала авторам книги не просто право, как они пишут, бросить «вызов… системе взглядов, согласно которым русские за пределами России в постсоветскую эпоху — это исключительно жертвы обстоятельств, не способные изменяться и менять реальность в своих интересах» (с. 3), но и достаточные основания говорить о русской общине Латвии как об активном делателе истории.

Работа Татьяны Жданок и Мирослава Митрофанова с первых своих страниц, посвященных истории Латвии в XX веке, вызывает к себе доверие. Написано емко и ответственно, на основе обилия фактов и с привлечением оценок как сторонников, так и оппонентов. Их более чем уместное цитирование я бы отнес к числу авторских находок, благодаря которым латвийская история последних десятилетий звучит в книге на разные голоса.

Не буду обсуждать конкретные формулировки главы, посвященной истории, — в конце концов, каждый читатель сможет при желании сам поразмышлять над ними и поспорить с авторами, но главные мысли разделов, в которых говорится о жизни прибалтийских губерний Российской Империи и особенно о периоде после 1945 г., поддержу. Кстати говоря, мне по душе, что авторы пишут Российская Империя с заглавных букв. Чем она хуже Советского Союза, Российской Федерации или Соединенных Штатов Америки — ведь во всех этих случаях второе слово названия обозначает тип государственного устройства?

Подводя к основной теме своего исследования, авторы пишут и о политических репрессиях, связанных с восстановлением советской власти в Латвии в 1940 г.^[2] и после Великой Отечественной войны, которые, естественно, затронули не только латышей, но и русских и представителей других народов, и о сложностях новой индустриализации, повлиявших на демографию. В то же время, они подчеркивают, что по социально-экономическим показателям Латвийская ССР опережала большинство других республик, а ее ВВП на душу населения в начале 1980-х гг. был соразмерен среднедушевому валовому продукту в Испании. В республике отсутствовала безработица; медицина и образование, включая высшее, как и везде в СССР, были бесплатны и доступны для всего населения. И еще один важнейший, в том числе и с точки зрения национального самосознания латышей, факт: Латвия и Эстония были теми республиками бывшего СССР, где в 80-е годы XX века средняя зарплата работника в сельском хозяйстве, основе национального жизненного уклада, превышала среднюю зарплату промышленных рабочих и государственных служащих. Вроде бы все это — прописные истины, но напомнить их новым поколениям, не жившим в СССР, нелишне.

Особенно подробно авторы останавливаются на языковой ситуации. Для немалого числа читателей этой книги, думаю, будет откровением узнать, что в советской Латвии латышская молодежь училась в школах на один год больше русской молодежи. Другими словами, хорошее знание русского языка, открывавшее доступ в любые высшие учебные заведения СССР, давалось не в ущерб латышскому языку или литературе, а в дополнение к ним. О многом говорит и такой приведенный в книге факт: в Академии художеств, Консерватории и на очном отделении Историко-философского факультета Латвийского государственного университета обучение велось только на латышском языке. «…Дух народа расцвел невиданно ярко — такого всплеска культуры и искусства, как в шестидесятые — девяностые годы прошлого века, Латвия не видела никогда», — цитируют (с. 31) в этой связи авторы известного латышского композитора Имантса Калниньша^[3].

Дают Жданок и Митрофанов и свое видение слабостей советской системы. С ними можно соглашаться или не соглашаться, но это страноведчески интересное видение, поясняющее причины того, что они называют «дискомфортом», который испытывали латыши в СССР. Этот «дискомфорт», однако, как отмечают авторы, не помешал существованию неформальной сделки: в обмен на лояльность латышской элиты к советской власти союзные органы гарантировали поддержку латышской культуры и развитие всех ступеней образования на латышском языке, а также продвижение национальных кадров в сфере управления и в правящей коммунистической партии.

Сделки элит, однако, вещь обоюдоострая. Но хуже, когда имеет место предательство элиты в отношении своего народа. История последних лет существования Латвии в составе нашей общей страны, рассказанная Татьяной Жданок и Мирославом Митрофановым, есть горькое тому подтверждение. Народный фронт Латвии (НФЛ), получивший в силу своих демократических обещаний на начальном этапе существования поддержку немалого числа общественно-активных русских, уже очень скоро предал их и встал на позицию «Латвии для латышей». В свою очередь, Интернациональный фронт трудящихся Латвийской ССР, выступавший с позиций сохранения СССР и Латвии в его составе, как справедливо подчеркивают авторы исследования, не получил такого же доступа к ресурсам советских учреждений и Компартии, которым обладал НФЛ. Результатом стало его быстрое вырождение из потенциального противовеса Народному фронту в стагнирующую организацию.

Авторы не называют происходившее в 1986 — 1991 гг. так, как оно того заслуживает, пишут просто о «неспособности» высшего руководства СССР провести хозяйственные реформы, сохраняя политическую стабильность. В изложенных на страницах книги фактах, однако, мы находим немало подтверждений имевшего место тогда политического предательства своей страны и своего народа руководством Латвийской ССР и, главное, союзным руководством во главе с Михаилом Горбачевым.

Никто, как это к сегодняшнему дню стало совершенно ясно, и не собирался тогда сохранять политическую стабильность. В центре была взята установка на вхождение России, освободившейся от «груза» среднеазиатских и закавказских республик, «в Европу», что было невозможно без десоветизации, которая всячески поощрялась, начиная с 1986 г. Прибалтийские республики рассматривались как фактор, призванный способствовать нахождению взаимопонимания между Москвой и западными столицами. Соответственно, на все угрозы, связанные с созданием в Латвии, Литве и Эстонии жестких этнократий и их переходом в стан НАТО и ЕС, в Москве закрывали глаза.

Местные партийные и советские чиновники это хорошо чувствовали и понимали. Латыши были связаны еще и внутренней национальной порукой. Русские повели себя менее солидарно, но, как бы то ни было, дух предательства ощущало все население Латвийской ССР. У одних от этого опускались руки; другие считали, что судьба им благоволит. Но судьба оказалась роком, который, искусив латышей возможностью поставить себя над соседом, сегодня толкает некоторых видных лидеров национального самосознания восточноевропейского народа, устремившегося на Запад, в объятия ислама…

Страницы, посвященные 1986 — 1991 гг. читаются как политический детектив. Да это и была, на наш взгляд, многоуровневая спецоперация Запада против СССР, осуществлявшаяся в Латвии через НФЛ, в основном, руками латышей, бежавших из страны вместе с отступавшими гитлеровцами, и их потомков под общим лозунгом «Реванш!». Высшее союзное руководство было настолько увлечено сдачей Западу более значительных рубежей, а руководство второго эшелона в некоторой своей части — сдерживанием этого предательства, что им было не до латвийской, или эстонской, или литовской конкретики. Поэтому вслед за верхушкой компартии Латвии вся советская государственная машина Латвийской ССР работала в те годы на отрыв этой республики от Союза, демонтаж социализма, создание основ будущего «независимого» этнократического режима.

Чувствуя, что у них полностью развязаны руки, лидеры НФЛ, как подчеркивают авторы, уже не опасались откровенно лгать тем русским, кто был готов продолжать оказывать им поддержку. Здесь в исследовании вновь веско звучат цитаты из документов тех лет. Например, из программы Народного фронта (октябрь 1989 г.): «НФЛ выступает за то, чтобы гражданство было предоставлено всем постоянным жителям Латвии, заявившим о своем желании обрести таковое и связавшим свою судьбу с латвийским государством». И еще: «НФЛ поддерживает право национальных меньшинств на всестороннее среднее образование на родном языке, а также способствует открытию и дальнейшему развитию национальных школ» (с. 58).

Подробно описывая платформу и действия своих политических противников, авторы одновременно в деталях разбирают разногласия в своем стане, среди противников антиконституционных действий НФЛ. С особым сожалением они говорят о не сложившихся тогда отношениях между объединением депутатских групп Латвийской ССР «Союз» и новым руководством Компартии Латвии во главе с А. Рубиксом, пришедшим на смену тем, кто встал на сторону НФЛ (Я. Вагрис, А. Горбунов и др.). Созданный КПЛ Комитет общественного спасения (КОС) не смог перенять реальную власть в республике и сохранить Латвию в составе СССР. Почему это произошло, авторы наглядно показывают на примере политической позиции сопредседателя КОС известного хозяйственного руководителя и члена президентского совета СССР Альберта Каулса, который предпочел не идти на конфликт с Народным фронтом, а при новой власти, после принесенных им извинений за сотрудничество с А. Рубиксом, получил право участвовать в политике.

Предательской по отношению к русским гражданам СССР, проживавшим в Латвийской ССР, как, впрочем, и по отношению к русским на всей территории Союза, стала политика руководства РСФСР во главе с Борисом Ельциным. В момент обострения отношений НФЛ с союзными властями после принятия декларации о государственной независимости Латвии Ельцин пришел на помощь латвийским сепаратистам, одновременно в принципе отказавшись контактировать с фракцией «Равноправие» Верховного Совета Латвийской ССР.

История с Договором об основах межгосударственных отношений между РСФСР и Латвийской ССР известна, он сыграл свою немалую роль в деле подрыва СССР. Договор был подписан в январе 1991 г., а ратифицирован российской стороной в январе 1992 г., когда СССР уже прекратил свое существование. В заслугу Ельцину иногда ставят тот факт, что в договор, мол, были включены некоторые положения в защиту интересов русскоязычного населения, в частности положение о гарантиях свободного получения гражданства всеми гражданами СССР — постоянными жителями соответствующих республик. Жданок и Митрофанов тоже это отмечают. На деле, однако, это положение латвийской стороной всегда игнорировалось, а российское руководство никогда всерьез не пыталось заставить Ригу следовать своим обязательствам. Как правильно пишут авторы, договор укрепил позиции Народного фронта, и, добавлю от себя, уменьшил число сторонников тех, кто реально пытался бороться и за сохранение союза, и за права жителей в готовившихся к отделению республиках.

В нарушение конституции СССР Борис Ельцин подписал декрет о признании Латвийской Республики 24 августа 1991 года. Не соответствовало конституции и решение о признании Латвии, Литвы и Эстонии независимыми государствами, принятое Государственным советом СССР. Но это, как говорится, наши проблемы. Проблемой же русских политиков Латвии стало то, что эти решения не просто подстегнули процесс международного признания сепаратистских республик, но и обеспечили условия, в которых новые латвийские власти развязали кампанию репрессий в отношении оппозиции. Без суда были запрещены Компартия Латвии, Интерфронт, Объединенный совет трудовых коллективов и Совет ветеранов. Были закрыты несколько выходивших на русском языке газет, распущены местные органы власти в районах компактного проживания русских. Понятно, что эти репрессии имели целью не подавление противников независимости — тут новым властям опасаться было нечего. Их целью было зачистить политическое пространство, лишить русских Латвии своих общественных организаций и лидеров в тот момент, когда принимались важнейшие для будущего страны решения, обеспечить непререкаемое доминирование латышей.

Исследование Татьяны Жданок и Мирослава Митрофанова — работа многоуровневая и полифоничная. Среди затронутых в ней сюжетов — описание гибели большей части народнохозяйственного наследия СССР с соответствующими социальными последствиями, история разделения жителей Латвии на граждан и «неграждан», денационализация земли и домовладений, ужесточение языкового законодательства, вывод российских войск и массовая эмиграция в 1990-е, неудачная попытка русских жителей организовать свою жизнь в «независимой» Латвии на принципах культурной и хозяйственной автономии, история деятельности Латвийского комитета по правам человека (ЛКПЧ) и других общественных организаций с участием русского населения Латвии, борьба за сохранение образования на русском языке и исторической памяти русских и латышей, противодействие пронацистскому реваншизму и многое другое. Но если главной темой исследования является противостояние шовинизму и русофобии, то главный его нерв — столкновение двух линий внутри тех сил, которые заявили о себе в качестве противников этнорадикализма и агрессивной антироссийской, сугубо прозападной ориентации Латвии.

Сторонниками первой из них — линии последовательной борьбы против дискриминации и ассимиляции русских — были политики, создавшие в 1990 г. фракцию «Равноправие» Верховного Совета Латвийской ССР, и те, кто позже присоединился к ним^[4]. Проводниками второй линии были деятели «Атмоды», создавшие в 1993 г. объединение «Согласие — Латвии, возрождение — народному хозяйству», которое в 1994 г. стало «Партией народного согласия». Их корни уходят в НФЛ, но авторы отдают должное их принципиальной реакции на скорую трансформацию НФЛ из общественно-политического объединения, заявлявшего о своем общедемократическом характере, в группу политических организаций этнорадикального, шовинистического характера. Так, именно в силу несогласия с лишением гражданства большой части жителей Латвии и резким ужесточением законодательства о языке с поста министра иностранных дел ЛР в 1992 г. ушел один из основателей ПНС Янис Юрканс.

Так в чем же состоит столкновение этих линий? Сторонники «Равноправия» поставили себе задачу в прямом смысле слова борьбы за равенство в правах всех постоянных жителей Латвии, причем борьбы с использованием, как они сами пишут, всех методов — «от парламента до массовых уличных акций» (с. 165), и сохраняли приверженность этому своему политическому идеалу в течение всех лет до настоящего дня.

Юрканс, Урбанович и их сторонники^[5] взяли установку на то, чтобы их партия стала некой «центристской» политической силой, которая бы одновременно защищала права национальных меньшинств, выступала за улучшение отношений с Россией и одновременно была бы приемлема для латышского истеблишмента в качестве участника правительственной коалиции. В целях этой «приемлемости» они были готовы снижать принципиальность постановки тех или иных политических и правозащитных вопросов, искать «согласия» с силами, формирующими латвийские правительства. Что это за силы, думаю, всем понятно.

Казалось бы, история так называемого правительства Чеверса должна была дать хороший урок тем, кто рассчитывал что-то менять в Латвии путем вхождения в правительство. Авторы пишут об этом подробно, а я напомню вкратце. Это правительство было создано в 1995 г. по итогам выборов Блоком национального примирения (входившие в него партии, включая ПНС, получили 47 из 100 мест в парламенте и имели поддержку 5 депутатов от блока Соцпартия — «Равноправие»), но в силу предательства некоторых депутатов утверждено не было. Было ли это предательство единичным случаем? Нет, такая история повторялась потом многократно в различных вариантах. Что стояло за ренегатством тех или иных деятелей, читатель тоже хорошо понимает: личные слабости конкретных людей и системная работа тех, кто призван был сохранять прозападную латышскую (в данном контексте эти слова являются фактически синонимами) Латвию в поле влияния США и ЕС.

Можно, конечно, посмотреть на эти поиски «согласия» или «приемлемости» с другой стороны — не политической логики, а совести: возможно ли в принципе согласие с теми, кто последовательно хочет заставить тебя отказаться от родного языка (а то, что преобладающая часть латышского истеблишмента хотела в те годы и хочет сейчас именно ассимилировать русских, на мой взгляд, — очевидный факт, особенно после резко полярного голосования русской и латышской общин в ходе референдума 2012 г. о придании русскому языку статуса второго государственного). В этой связи стоит обратить внимание и на особую подлость понятия «интеграция». Вся возня вокруг этой так называемой «интеграции» была не чем иным, как прикрытием самой настоящей ассимиляции, только в растянутом, «ползучем» варианте.

Авторы правильно отмечают, что приемлемыми «согласисты» хотели быть не только для латышского истеблишмента — во всяком случае, «европеизированной» его части — но и для российских политических и бизнес-кругов прозападного свойства, проявлявших интерес к Латвии. И это многое объясняет в их политическом мировоззрении. Мы же помним, что и само руководство России в те годы, в начале 2000-х, в качестве приоритетной ставило задачу продемонстрировать свою «приемлемость» для Запада в качестве полезного партнера, не бороться за справедливый международный порядок, а войти в сформированную Западом мировую «правительственную коалицию». Реализма прибавится позже, отметкой станет Мюнхенская речь Владимира Путина, но даже в 2015 г. мы все еще слышали от некоторых российских политиков пожелания так или иначе «вернуться к доконфликтному статус кво». Что же говорить о запущенном с помощью российских либералов маховике политической поддержки ПНС — «Согласия»!

Соглашусь с авторами, что именно 1998 г. стал особенным годом в смысле конфликтности внутриполитической ситуации в Латвии и нарастания желания все большего числа русских бороться за свои права. Жданок и Митрофанов справедливо называют его «годом беспрецедентной общественной активности», выделяя выборы VII Сейма, референдум по закону о гражданстве и массовые акции против института «неграждан», пикетирование Сейма при рассмотрении вопросов о государственном языке и об образовании. Но совершенно специфическую роль сыграло жестокое обращение полиции с участниками пикета пенсионеров 3 марта 1998 г., которое вызвало, наконец, должное внимание в России к происходящему в Латвии. Раздались призывы включить экономические рычаги. Усилить нажим на Латвию вынуждены были также международные организации.

В этот год в нашей стране оформился так называемый «комплексный», или «пакетный», подход к отношениям с Латвией, (как, впрочем, и Эстонией), предусматривавший развитие экономических связей в прямой увязке с выполнением Ригой наших пожеланий по прекращению дискриминации русского населения, а также со степенью учета латвийской стороной интересов России в военно-политической сфере. В те годы это стало возможным только благодаря тому, что министром иностранных дел России, а потом председателем правительства являлся Евгений Максимович Примаков. Я о его роли в изменении российской политики в Прибалтике неоднократно писал и повторяться не буду.

В данной статье, однако, мне хочется отметить еще одного человека, сыгравшего ключевую роль в разработке и начале проведения этого подхода, в отстаивании российских национально-государственных интересов на прибалтийском направлении, защите соотечественников от дискриминации и ассимиляции. Это Александр Иванович Удальцов. В 1997 — 2001 гг. он являлся послом России в Латвии, а в 2001 — 2005 гг. — директором Второго Европейского департамента МИД России, в ведение которого наряду с Великобританией, Ирландией, Финляндией, Швецией, Норвегией и Исландией входили Латвия, Литва и Эстония. С 1997 по 2000 гг. я был у него заместителем в качестве советника-посланника в Посольстве России в Латвии, а с 2001-го и до марта 2005 г. — куратора прибалтийского направления в МИДе и имел возможность практически ежедневно наблюдать его последовательность и изощренность в политической и дипломатической работе — как внешней, так и внутрироссийской.

Эстафету у него в Латвии принял Игорь Иванович Студенников, являвшийся послом с февраля 2001-го по сентябрь 2004 г. Странно, что последующие послы — Виктор Калюжный и Александр Вешняков — в книге упоминаются, а вот об Удальцове, немало помогавшем и непосредственно ЗаПЧЕЛ, и в целом русской политике в Латвии, авторы не говорят ни слова.

Возвращаясь к мысли о борьбе внутри противостоявшего этнорадикалам в Латвии фронта, обращу внимание на сюжеты, связанные с историей взаимоотношений лидеров «Равноправия» с Альфредом Рубиксом. Именно лидеры «Равноправия» сыграли ключевую роль в организации акций протеста против его заключения в тюрьму (1992 — 1997), обеспечивших досрочное освобождение бывшего первого секретаря КПЛ. Но настоящего сотрудничества не получилось: ему помешала политико-идеологическая конкуренция и личное соперничество. В июне 2003 г. Соцпартия по инициативе Альфреда Рубикса вышла из ЗаПЧЕЛ с формулировкой «непреодолимые идеологические противоречия». Татьяна Жданок, в свою очередь, так описывает суть этой коллизии: «Соцпартия может стать истинно левой партией тогда и только тогда, когда в обществе установится равноправие. Абстрагированные социалистические идеи на нашей почве могут идти в нечто никак не напоминающее плоды социальной справедливости… Социализм без равноправия — это национал-социализм… Главными нашими лозунгами на предстоящих выборах в Сейм должны быть антифашистские лозунги» (с. 128).

Не буду комментировать в деталях перипетии борений между Социалистической партией Латвии (детищем, напомню, самого «Равноправия»), и собственно «равноправцами», но на одном аспекте восприятия этими двумя силами друг друга считаю необходимым остановиться. Подводя итоги последнего десятилетия XX в., авторы пишут о том, что одним из существенных препятствий на пути укрепления русских партий стала «конкуренция между догматизмом поклонников лидера Компартии Рубикса и правозащитными приоритетами либеральной части русской общественности». Догматизм в применении любой научной теории — вещь чреватая, но вот диалектически применить марксистско-ленинский, классовый подход к ситуации в Латвии в 1990-е — первой декаде 2000-х есть смысл. И этот подход покажет именно то, что фиксируют авторы исследования: объединение противников обострения ситуации вокруг проблемы прав русских шло далеко не только по национальному критерию. Капитал поддерживал капитал. Латышских шовинистов поддерживал крупный международный и местный капитал, а местный русский капитал, а также капитал российский клеились к ним. Соответственно, приверженность лидеров ПНС латышской национальной элите была приверженностью во многом классовой — приверженностью к тем, у кого деньги и власть. Точно так же в соответствии с этим, классовым, принципом — ради «сохранения достигнутого им материального положения» — местный средний класс потянулся к ПНС.

Именно поэтому принцип «русские голосуют за русских», о котором пишут авторы исследования и который действительно восторжествовал на рубеже 2000-х и привел многочисленных русских и близких русскому делу политиков в парламент, расшибся об интересы капитала, в том числе и русского. Деньгами и интригой капитал не без труда, но неизменно перечеркивал результаты труда подвижников. Именно так и произошло в 2003 г., когда после мощного успеха ЗаПЧЕЛ на выборах 2002 г., ставшего логичным результатом напористой работы объединения в 1998 — 2002 гг., а также, что это скрывать, серьезной политической поддержки России, объединение было раздроблено. Вновь предательство. Но мало того, что оно было раздроблено, ПНС перетянули на свою сторону часть избранных в парламент представителей ЗаПЧЕЛ. Их последующие судьбы, в основном незавидные, авторы тонко выписывают по ходу исследования.

«Равнодушное (я бы добавил, что порой и враждебное — прим. М. Д.) отношение бизнес-элиты к коллективным интересам общины в решающие для нее годы», с понятной горечью пишут авторы исследования, привело к тому, что в Латвии не удалось сформировать «структуру русского национального меньшинства по образцу региональных и национальных меньшинств Европы»^[6]. В русской общине победил «индивидуальный способ выживания, равнодушие и отчуждение большинства русских латвийцев от жизни государства и общества» (с. 284−285).

Если же, забегая немного вперед, говорить об изменении позиции российского капитала, произошедшей лишь на рубеже 2010-х гг., то он перестал (да и то, не полностью) взаимодействовать с теми, кто подвергал и подвергает его соотечественников дискриминации, не потому, что осознал, что это плохо; не в силу национального самосознания или приверженности «общедемократическим» принципам, а потому что, наконец, понял, что может сам зарабатывать большие деньги на транзите, и, во-вторых, потому что получил такое указание от соответствующих властных структур. Сами эти структуры тоже отнюдь не воспылали чувством национальной солидарности, а просто пришли к выводу, что продолжать ставить на первое место интересы «партнерства» с Западной Европой и, тем более, жертвовать ради этого реальными интересами страны в отношениях с соседями контрпродуктивно. Более того, — чревато потерей самой власти.

Вернемся, однако, к началу 2000-х. В России тогда происходили противоречивые процессы, шла борьба за то, на какой основе будут далее формироваться внешнеполитические интересы страны — корпоративной или общенациональной. Корпорации, которых совсем недавно Евгений Примаков начал ставить в условия необходимости учитывать государственные интересы, вновь брали силу. На латвийском и эстонском направлениях результатом их влияния на государственные органы стал отход от политических и правозащитных приоритетов. Они нахраписто навязывали свои интересы государству, а оно уступало им — но не все.

Вот как Татьяна Жданок и Мирослав Митрофанов передают суть происходивших тогда изменений, и я готов подписаться под этой оценкой:

«После 2003 года в России взял верх «сверхпрагматичный» подход к отношениям с постсоветскими странами. Этот подход базировался на вере в диктат экономических интересов. Предполагалось, что элиты постсоветских стран не смогут отказаться от личной выгоды от экономического взаимодействия с богатой Россией, что со временем должно привести к разрешению всех политических противоречий между государствами. Политтехнологи и олигархи постсоветской России переносили на постсоветскую элиту в соседних странах собственное восприятие мира, не принимая во внимание культурные отличия, исторические фобии и внутреннюю солидарность политических элит бывших «национальных» республик СССР. Россияне отказывались понимать, что у продажности есть границы и что лишь на экономической выгоде стратегические отношения между странами построить невозможно» (с. 191).

Говоря это, авторы отдают должное позиции «российских дипломатов и отдельных политиков, настаивавших на поддержке русского гражданского общества в странах бывшего СССР». Мол, благодаря ей «результирующий вектор» иногда менялся. Спасибо, как говорится, что не забыли, но мы настаивали не только на поддержке русского гражданского общества в странах бывшего СССР. Мы настаивали на примате национально-государственных интересов России, и поддержка соотечественников за рубежом была лишь их частью, хотя и немаловажной.

В марте 2003 г. в России был опубликован меморандум под названием «Эффективно ли защищает правительство России национальные интересы? Необходимость и потенциал активных действий в Прибалтике», подготовленный Проектным комитетом в составе Никиты Иванова, Модеста Колерова и Глеба Павловского^[7]. Меморандум сыграл немаловажную роль в противодействии указанной линии корпоративного давления на государство, но именно его по непонятным для меня причинам авторы исследования трактуют в качестве документа, в котором этот выше описанный «сверхпрагматичный», или «новый», подход нашел свое воплощение.

Это тем более странно, учитывая, что Проектный комитет весьма точно описывал то, что произошло в объединении ЗаПЧЕЛ в 2003 г.: «Успех (имеется в виду второе место, занятое ЗаПЧЕЛ по итогам парламентских выборов 5 октября 2002 г.) был достигнут во многом за счет российской поддержки: лидер блока Я. Юрканс даже был принят президентом России Владимиром Путиным. Однако 15 февраля 2003 года возглавляемая Я. Юркансом «Партия народного согласия» (ПНС) инициировала раскол и заявила о выходе из блока. Этот шаг открыл для ПНС возможности создания коалиций в рамках парламента и вхождения в правительство лично Я. Юрканса. Всю поддержку, оказанную ему Россией, Я. Юрканс принес в жертву личной карьере, не приняв на себя никаких политических обязательств даже в пределах «европейских стандартов». Напротив того, сделал явственный крен в сторону стандартов совсем другого рода».«Не обремененные ответственностью «друзья России» должны уйти в прошлое, — подчеркивали авторы меморандума. — Прежде чем поддержать чью бы то ни было политику, Россия вправе задаться вопросом об эффективности ее результатов».

Что в такой постановке вопроса могло вызвать неприятие со стороны политиков от «Раноправия» — истинной основы ЗаПЧЕЛ того периода? Ведь и Татьяна Жданок и Мирослав Митрофанов в своей книге с полным на то основанием критически пишут о линии Юрканса и Урбановича в те годы и в последующем.

В связи с меморандумом Проектного комитета авторы исследования «Русские в Латвии на изломе веков» приводят другое распространенное тогда в российской политической и экспертной среде мнение, согласно которому Россия могла бы найти точки соприкосновения с латышскими «прагматичными националистами», а русским было бы «выгодно состоять в латышских партиях, которые могут реально их защищать» (с. 193). Это была, действительно, ошибочная идея, и Жданок и Митрофанов в своей негативной оценке ее абсолютно правы. В латвийской политике было очень мало настоящих националистов; преобладали этнорадикалы и шовинисты, а еще — «прагматичные» либералы, делавшие карьеру в условиях этнократии. Ни те, ни другие, понятно, не могли образовать в Латвии партий, которые бы «реально защищали русских», ни взять партию, реально продвигавшую интересы русских, в свою коалицию. Впрочем, что я агитирую за очевидное: не все ли мы вместе наблюдали латвийскую политику последующие полтора десятка лет?

Но главное-то в меморандуме было другое: он был попыткой остановить неблагоприятное вмешательство в российско-латвийские отношения и шире — в формирование транзитной конъюнктуры в регионе Балтийского моря некоторых российских нефтяных корпораций. Это вмешательство не сразу, но все же было остановлено, а вот стремление к так называемому партнерству с Западом продолжилось и привело весной 2005 г. к полному отказу от комплексного подхода, включая согласие Москвы подписать российско-латвийский пограничный договор без всяких условий^[8]. Этот-то отход и оказал самое что ни на есть негативное влияние на перспективы русской политики в Латвии, и ответственность за него несут вовсе не авторы меморандума.

Тем не менее, при всех вышеописанных сложностях начала 2000-х, соглашусь с авторами, что период до 2004 г., то есть до вступления Латвии в ЕС, был благоприятным периодом для борьбы русских в Латвии за свои права. Соглашусь и с тем, что большинство формальных лидеров русской общины повели себя в те годы пассивно.

Наступательный характер действий в те годы стал результатом напора «нового» ЗаПЧЕЛ, которому удивительным политическим мужеством сохранивших верность своему флагу политиков и тех, кто поддержал их в этот драматический момент (здесь надо отдельно добрым словом вспомнить Юрия Петропавловского и Николая Кабанова), удалось не только пережить раскол и предательство, но и обрести новое дыхание.

О развернувшейся в 2003 г. кампании против дискриминационной образовательной реформы известно немало, однако книга Жданок и Митрофанова содержит интересные дополнительные подробности, касающиеся деятельности самого Штаба защиты русских школ, реакции внешних сил, а также факторов, приведших к затуханию протестов. Протесты осенью 2004 г. пошли на спад, это так, но факт остается фактом: митинг в защиту равных прав для русского населения Латвии, состоявшийся в Риге 1 мая 2004 г., то есть в день вступления Латвии в ЕС, собрал более 65 тыс. участников. Он действительно стал, как отмечается в книге, «подтверждением доверия русской части общества Латвии к ЗаПЧЕЛ как партии, которая наиболее адекватно отреагировала на вызов времени» (с. 262).

Из «согласистов» в русской весне 2004 г. в Латвии приняли участие единицы. Тем позорнее выглядели попытки руководителей ПНС, предпринятые в ходе выборной кампании 2006 г., перехватить у ЗаПЧЕЛ лозунги «Мы за русский язык, мы за русские школы!», а также распространявшаяся тогда клевета в том смысле, что «Школьная революция» использовалась лидерами ЗаПЧЕЛ в личных карьерных целях. Заслуга в том, что этот общественный и духовный подъем имел место, всегда останется за ЗаПЧЕЛ.

Как я уже упомянул, крупной темой начала 2000-х была подготовка Латвии к вступлению в Европейский союз и НАТО. С НАТО все очевидно: движение «Равноправие» и партия «ЗаПЧЕЛ» всегда были последовательными противниками вступления Латвии в эту военную организацию. Здесь книга спокойно фиксирует факты — от первых протестов в 1990-е до выступлений в Сейме и пикетов против участия латвийских военных в операциях в Ираке и Афганистане.

С ЕС ситуация сложнее. Если в 1995 г. «Равноправие» выступало против ускоренного присоединения к ЕС, то во время референдума 2003 г., полагая, что «период евроинтеграции Латвии оказывал положительное влияние на решение правозащитных проблем», руководство партии призвало избирателей проголосовать «за». Эта позиция была тогда критически воспринята кем-то в России и немалым числом русских в Латвии. Но вслушайтесь в аргументацию, которую приводят авторы книги (речь идет о заявлении «Равноправия» от 16 сентября 2003 г.): «В ЕС у русской общины Латвии могут появиться новые возможности для преодоления дискриминации. Опасно оставаться один на один с этнической олигархией в изолированном, отсталом, морально нездоровом национальном государстве…» «Почему один на один? В это время России уже твердо встала на путь поддержки соотечественников!» — скажет кто-то у нас. «А до отказа от «пакетного» принципа отношений, важнейшей составляющей которого была именно защита прав соотечественников, оставалось менее двух лет», — отвечу им я.

Символичным в этих обстоятельствах было назначение осенью 2004 г. послом в Латвию бывшего министра топлива и энергетики Виктора Калюжного. Его деятельность нанесла существенный вред позициям России в Латвии и Прибалтике в целом, но особенно возмутительной была его линия против ЗаПЧЕЛ. Авторы исследования имеют все основания оценивать его действия в Латвии так, как они это делают, а обильное цитирование его публичных заявлений дает дополнительные подтверждения — хотя профессионалы в этом никогда не сомневались — его низкого профессионализма и сильной степени ангажированности в корпоративных схемах. Примечательный факт: в феврале 2008 г. латышские СМИ наперебой публиковали «сенсационную» информацию о том, что его сыновья Михаил и Павел являются совладельцами латвийской фирмы «Terminala serviss»^[9].

Вступление Латвии в ЕС повлияло на форматирование политического пространства в Латвии, открыло для латвийских политиков возможности деятельности на европейской арене. С 2004 г. один из авторов книги — Татьяна Жданок — является депутатом Европейского парламента. Ее активная деятельность на этом поприще, особенно по ознакомлению европейской общественности с реальным положением русской общины Латвии, продвижению полезных для соотечественников правозащитных и культурных инициатив, а также по объединению организаций наших соотечественников на европейском континенте, вызывает глубокое уважение. Посвященные этому страницы книги раскрывают немало полезных для экспертов нюансов европейской политики. Будут они интересны и любому вдумчивому читателю.

Очень важно, что Татьяна Жданок была вновь выбрана депутатом ЕП и на выборах 2009 г., и в 2014 г. Некоторые российские комментаторы в 2009 г. поспешили акцентировать «слабые» результаты ЗаПЧЕЛ на муниципальных выборах и заявить, что те, кто в России призывал к поддержке этого объединения как «единственно правильной русской партии»^[10], либо сами ошибались, либо целенаправленно вводили в заблуждение своих адресатов. Это была поверхностная оценка. Свою роль в том, что результаты были именно такими, сыграл, на мой взгляд, следующий фактор: в работе муниципалитетов особое значение имеет поддержка партийных представителей со стороны бизнеса, а это по известным причинам не было сильной стороной «ЗаПЧЕЛ». Но и для самих русских в Латвии, и для России на перспективу большее значение имело как раз то, как их интересы представлены на общеевропейской площадке, в частности — в Европейском парламенте, как они там защищаются и продвигаются. И Татьяна Жданок делала это самым достойным образом. А избиратели имели в последующие годы возможность сравнить ее результаты и никчемные итоги присутствия в ЕП представителей от «Центра согласия». Занятое тогда объединением «За права человека в единой Латвии» на выборах в ЕП условное третье место — это был его несомненный коллективный успех, тем более что он вновь был достигнут в условиях тотального информационного (то есть, финансового) преобладания ЦС в масс-медиа, особенно на Первом балтийском канале.

Авторы исследования, надо сказать к их чести, уделяют анализу своих ошибок немалое число страниц, иногда даже, на мой взгляд, проявляя излишнюю самокритику. Какой смысл, скажем, писать о том, что ЗаПЧЕЛ недооценило значимость телевидения в общении с избирателями — разве нашелся бы кто-то, кто был готов предоставлять достаточно финансовых средств на телевизионные проекты ЗаПЧЕЛ? Или возьмем рассуждения о том, что в эти годы содержательная составляющая предвыборных кампаний стала быстро терять значимость, на первый план вышли личная харизма кандидата и интенсивность его рекламы, что ЗаПЧЕЛ не учел изменение «запросов» избирателей, «проморгал» переход к «лидерской политике». Во-первых, для уважающего себя политика и просто человека подстраиваться под идущий вниз культурный уровень избирателя или окружения — дело чреватое: можно так и застрять там, внизу. А во-вторых, о каком лидере, хотел бы я спросить, идет речь? Никакого настоящего нового лидера у русской общины Латвии тогда не появилось — им была и оставалась группа политиков и общественных деятелей во главе с Татьяной Жданок. А понимал это избиратель или перестал понимать, по большому счету, важно в первую очередь для него самого: лучше или хуже делается дело его защиты в органах власти.

Кстати говоря, по поводу понимания: для меня вовсе не является фактом, что латвийский избиратель не понимал, кто такой Нил Ушаков. Вполне возможно, что понимал, но его реальное избрание некоторым образом было компенсацией за унижение: вот вы говорите, что нас ассимилируют (признать, что тебя ассимилируют, а ты с этим ничего сделать не можешь, конечно, тяжело), а у нас зато мэр русский! А он, на самом деле, как показали последующие годы, вовсе и не тот, кого можно было бы назвать настоящим русским.

На феномене под названием «Нил Ушаков» стоит остановиться подробнее. С многим из сказанного о нем Жданок и Митрофановым надо согласиться, но есть что добавить. Нил Ушаков, в моем понимании, — это ассимилированный «русскоязычный», то есть тот, кто говорит на русском языке, но для кого Россия перестала быть духовной Родиной, центром мира. Откуда они появляются, понятно, ибо нашими противниками за последние десятилетия многое сделано для разрыва связи времен, исключения из национального достояния важнейших культурных и мировоззренческих наработок и достижений, особенно достижений советского времени, искажения восприятия русскости и вообще проблемы национального самосознания.

В свое время, придя на пост мэра латвийской столицы, Нил Ушаков пообещал «устроить в Риге маленький Лас-Вегас», и это не было просто проявлением «потаенной мечты рижского обывателя». Это было еще одним свидетельством идейной скудости, а свято место, как говорится, пусто не бывает. Пустота по части своего мировоззрения заполняется чужим для русского человека идейным содержанием, которое, как мы видим, споро осваивается. Тем более что и помощники у него за эти годы были своеобразные. Будут ли местные и наши прозападные (или собственно западные?) кукловоды продвигать его дальше к вершинам? До определенной степени. Удобно, конечно, когда какие-то антироссийские идеи продвигаются человеком, в адрес которого только недавно звучали здравицы и приветствия в связи с его успехами как «русского политика» и «представителя интересов соотечественников». Но не думаю, что из Ушакова или кого-то подобного когда-нибудь сделают, например, главу правительства Латвии. Это было бы слишком вызывающим ходом по отношению к латышам, особенно шовинистически настроенным латышам, чья мечта, причем не потаенная, сводится к тому, чтобы русские в Латвии, любые русские, в том числе и лояльные латышской этнократии, оставались на положении людей второго сорта.

Если вернуться к вопросу об ошибках, то таковой, действительно, была предпринятая ЗаПЧЕЛ в 2006 г. на выборах в Сейм попытка расширить свою электоральную платформу и позиционировать себя как партию общедемократического левого свойства, для которой социал-демократические лозунги имеют приоритет над традиционными русскими вопросами. Авторы сами о ней пишут, и к сказанному ими на этот счет нечего добавить кроме того, что на выборах 2010 г. ЗаПЧЕЛ полностью вернулась на платформу представительства интересов русского населения Латвии, но нужные 5% уже не набрала — инициатива при поддержке «доброхотов» из России была перехвачена «Центром согласия».

Недавняя история Латвии с точки зрения русского латвийца — это, конечно, вещь интересная, но из всего сказанного в книге Жданок и Митрофанова, мы, в России, конечно, должны еще раз извлечь урок для нас самих. И этот урок, в первую очередь, касается нашей позиции по поводу всего, что происходило с нашими соотечественниками за теми рубежами, которые наметились в последние годы «перестройки», а после 1991 г. пролегли во всей своей полноте.

1990-е, надо сказать, оставили для последующей политической работы на латвийском направлении не такой уж плохой багаж. О заделах, созданных при Евгении Максимовиче Примакове, я уже писал, но вот другой пример. Жданок и Митрофанов пишут о том, что условием поддержки, оказанной «Равноправием» в 1997 г. Андрису Берзиньшу в качестве мэра Риги, было его обещание восстановить памятник Освободителям Латвии в Задвинье, пострадавший от террористического акта этнорадикалов-реваншистов накануне выборов в самоуправления. Хорошо, что такие вопросы ставились и договоренности по ним достигались. Правда, однако, заключается в том, что любой мэр Риги был бы вынужден отремонтировать памятник, поскольку обязательство латвийской стороны обеспечивать сохранность не только захоронений, ни и мемориальных сооружений было включено в качестве отдельной статьи в двустороннее соглашение по вопросам социальной защищенности военных пенсионеров РФ. Этот документ вошел в пакет соглашений о выводе российских войск, подписанный в 1994 г., и деваться тогда латвийской стороне было некуда^[11]. Ничего подобного ни в случае с Эстонией, ни с Литвой сделано не было. Здесь, как и в ряде других вопросов (например, по радару раннего предупреждения о ракетном нападении в городе Скрунде, который продолжал работать до августа 1998 г.), следует отдать должное послу по особым поручениям МИД России, руководителю Государственной делегации РФ на переговорах с Латвией Сергею Сергеевичу Зотову.

Татьяна Жданок, Мирослав Митрофанов, их соратники сожалеют о возможностях усиления латвийской русской политики, упущенных после 2002 г. в силу выбора, который заинтересованная в Латвии часть российского истеблишмента (а также российского и латвийского бизнеса) сделала в пользу ПНС — «Центра согласия». Впрочем, сожаление в данном случае, — это слишком мягкое слово. Судите сами.

Есть одна политическая сила — «Равноправие» в разных его ипостасях и связанные с ним общественные организации. Ее историю до произошедшего в 2003 г. раскола мы обсудили. Что же происходит дальше? В апреле 2003 г., то есть через два месяца после раскола единого «большого» блока «За ПЧЕЛ», «остатки» «ЗаПЧЕЛ» занимают третье место в рейтинге политических партий, а в июне — второе (с. 231). Блок ЗаПЧЕЛ^[12] успешно проходит муниципальные выборы 2005 г., его депутаты избираются в 18 самоуправлений из 20, в которые они выдвигались, а в Даугавпилсе представитель ЗаПЧЕЛ становится вице-мэром города, причем происходит это несмотря на внедрение в латвийскую политику новых якобы «русских» партий, не рассчитанных на политическую перспективу, но имевших своей задачей просто оттянуть голоса от ЗаПЧЕЛ.

За 2002 — 2006 гг. фракция ЗаПЧЕЛ выдвинула в Сейме 162 законодательные инициативы по отмене различий в правах граждан и неграждан (фракции ПНС и Соцпартии — 48 предложений по этому вопросу; с. 304). В IX Сейме фракция ЗаПЧЕЛ продолжала настаивать на решении проблем, важных для русского населения: ликвидация массового безгражданства и его последствий, развитие системы образования на русском языке, ликвидация иных форм дискриминации, противодействие искажению истории, поддержка культуры национальных меньшинств, противодействие русофобии. Если фракция ЦС выдвинула за эти годы всего 48 соответствующих инициатив, то ЗаПЧЕЛ — 264. Наиболее важные из них разобраны в книге.

16 марта 2005 г. активисты ЗаПЧЕЛ провели яркую манифестацию против шествия бывших легионеров СС, а 16 марта 2006 г. эта фракция внесла в Сейм проект декларации «О недопустимости оправдания преступлений нацистского режима, прославления лиц, воевавших на стороне нацистов, и попыток возрождения нацизма». 2009 г. ЛКПЧ и Латвийский антифашистский комитет организовали в Риге конференцию «Мир без нацизма».

В 2007 г. ЗаПЧЕЛ резко осудил эстонские власти за снос памятника советским воинам в центре Таллина и защищал эстонских антифашистов от репрессий после варварского разгона манифестации в защиту Бронзового солдата. «Центр согласия» и Соцпартия в целом остались безразличны к этому событию. В 2008 г. ЗаПЧЕЛ стал инициатором акций в поддержку позиции России по грузинской агрессии против Южной Осетии. Татьяна Жданок тогда посетила с визитом Цхинвал, в то время как фракция ЦС даже не стала голосовать против резко антироссийской резолюции Сейма, просто не участвовала в голосовании.

Напористая политическая позиция — и, тем не менее, в 2010 г. ЗаПЧЕЛ не удается преодолеть 5%-й барьер, и в парламент она не попадает. На вновь организованную тогда вокруг нее предательскую информационную блокаду обратили внимание даже латышские эксперты. Авторы приводят на этот счет оценку политолога Иветы Кажоки: «Аудитория крупнейших русских изданий была подвержена основательной промывке мозгов в пользу «Центра согласия» и «За лучшую Латвию»… Одна из нелатышских партий, ЗаПЧЕЛ, была брутально выдавлена из многих русских СМИ». Благодаря этому ЦС, как я уже отметил, получил 29 мест в парламенте. И что? Его опять не взяли в правительство.

А теперь взглянем на ПНС — «Центр согласия», его результаты с точки зрения честного и вдумчивого русского избирателя. Во время «Школьной революции» ПНС как партия в целом не поддержала уличные протесты в защиту образования на русском языке (хотя отдельные члены ПНС в них участвовали). Во многом из-за этого, но и по другим причинам на муниципальных выборах 2005 г. ПНС не дотянула до 5%-го барьера, но в 2006 г., пообещав избирателям после выборов обязательно войти в правительство, она в парламент уже прошла и с неплохими результатами — 14,42% и 17 мест.

Выше было отмечено, насколько «согласисты» отставали в парламентской активности по важным для русских Латвии проблемам в 2002 — 2010 гг. Но не просто отставали! В своей предвыборной кампании в 2010 г. ЦС, как подчеркивают авторы, полностью ушел от вопросов, которые касались русского языка, образования и вопросов массового безгражданства (с. 370). При этом (вот она — сила пиар, если избиратель отвыкает думать!) ЦС получил уже 29 депутатских мандатов, но вновь был проигнорирован латышским истеблишментом в качестве потенциального участника правительственной коалиции.

В 2011 г. фракция «Центра согласия» проголосовала вместе с латышскими этнорадикалами за увеличение так называемых «языковых штрафов». В книге в этой связи приводится мнение активиста ЗаПЧЕЛ Андрея Толмачева, который оценил этот шаг как «еще один сигнал со стороны ЦС правящей элите, что ради вхождения в правящую коалицию ЦС готов идти на все, вплоть до сдачи «русских вопросов» (с. 375). Это, однако, был не первый сигнал такого рода. Став в 2009 г. так называемым «первым русским мэром» Риги, Нил Ушаков вскоре закрыл 10 русских школ, в том числе и те, в которых его сторонники проводили агитацию накануне выборов, обещая поддержку. Соглашусь с мнением авторов, что «спешка и бескомпромиссность, с которой Нил Ушаков одобрил ликвидацию русских школ, очевидно, должна была доказать латышской политической элите, что Ушаков полностью контролирует русскую общину, может предотвращать любые протесты с ее стороны, а потому является удобным партнером для осуществления власти на любом уровне» (с. 365). Отказался новый мэр и от переименования улицы Джохара Дудаева в Риге, хотя неоднократно, в том числе во время визита в Москву, обещал это сделать.

Приняв эти сигналы, после выборов 2010 г. латышские этнократы пошли по пути ужесточения своей политики и, в частности, начали кампанию за полный перевод всех русских школ на латышский язык обучения. Ответом стала инициатива созданного с этой целью не без поддержки ЦС общества «Родной язык» по проведению референдума за признание русского языка вторым государственным. Даже понимая практическую бесперспективность такой постановки вопроса, ЗаПЧЕЛ поддержала идею референдума, увидев в ней главное: возможность новой демонстрации консолидированной позиции русской общины в защиту своих прав. Референдум в силу особенностей латвийской системы организации народного волеизъявления состоялся лишь в феврале 2012 г. «За» проголосовало почти 25% участников.

Между тем, на внеочередных выборах 2011 г. «Центр согласия», вернувшись к конформистской политике, призвал «объявить мораторий на национальные и языковые вопросы и заняться экономикой» (с. 387−388). Он получил 31 мандат. Казалось бы, «очередной успех», но «успех», по моему глубокому убеждению, контрпродуктивный. И дело даже не в том, что ЦС вновь не взяли в правительственную коалицию. Хуже была сама демонстрация того факта, что даже почти треть парламента ничего поменять во внутренней и внешней политике Латвии не в состоянии: этнократический режим непоколебим.

ЗаПЧЕЛ между тем продолжил активную деятельность. В 2011 г. им был инициирован новый референдум — об изменении закона о гражданстве с целью ликвидации института «неграждан» в принципе, то есть присвоения негражданам гражданства без прохождения процедур натурализации (так называемый «нулевой вариант»). Комментируя эту инициативу, Татьяна Жданок подчеркнула суть проблемы: «…международные эксперты спрашивают: почему не видно широкой волны протеста в вашей стране? Хочу напомнить истину, выстраданную опытом всех угнетаемых: права не дают — их берут» (с. 390−391). Руководство ЦС отказалось от участия в инициативе проведения этого референдума, хотя он был гораздо более перспективен, чем референдум по языку. Эту оценку подтвердило решение Центральной избирательной комиссии, отказавшей инициаторам референдума в праве проведения его второго, решающего, этапа.

Но даже оба этих референдума и события вокруг них не вызвали международного интереса. «Латвийская этническая демократия оказалась приемлемой для западных партнеров», — с полным на то основанием пишут авторы. Но и Россия тоже оказалась не готовой в политическом смысле противопоставить латышской этнократии, продолжающей дискриминировать русских, что-то более весомое, чем дежурные заявления, добавлю я. Максимум, на что она решилась пойти, — это перенаправить на свои порты часть шедшего ранее через Латвию транзита, да и то только в меру соображений экономической целесообразности.

Что же касается не ситуации в целом, а конкретной политической силы, сохранившей в течение всех прошедших после 1991 г. лет приверженность борьбе за равные права для всех постоянных жителей Латвии и за подлинное добрососедство с Россией, то странно было бы ожидать, что кто-то из логичных «благотворителей» отдаст ей за это должное. Авторы исследования это хорошо понимают и пишут о себе так: «Как латышская, так и российская элита не были заинтересованы в существовании партии, являвшей собой пример уникальной на постсоветском пространстве самоорганизации русского гражданского общества без участия государства и олигархов». И это не проявление обиды, а диагноз.

Но ничто не вечно в этом мире, а уж неготовые правильно отвечать на вызов времени элиты — тем более. В заключении авторы несколько смягчают сделанные по ходу изложения оценки отношения к ЗаПЧЕЛ российского истеблишмента, подчеркивая, что откровенно недружественной к ЗаПЧЕЛ позиция официальной России была короткое время — в 2005 — 2006 гг., а потом, мол, возобладал «нейтральный подход при уважительном отношении лично к лидерам и активу ЗаПЧЕЛ». Личное уважение, конечно, дело хорошее, но гораздо важнее та констатация, которая следует за этим утверждением: Россия поддерживала русскую часть гражданского общества Латвии, но не поддерживала ЗаПЧЕЛ как русскую партию (с. 425). Другими словами, Москва видела в русских за рубежом лишь объект своего внимания, но отказывала им в субъектности.

В этом нет ничего удивительного: такая же линия проводилась в отношении соотечественников на Украине (и авторы тоже об этом упоминают). Но где все эти многочисленные организации соотечественников, в деятельность которых на Украине были вложены немалые средства, оказались в момент кризиса 2013−2014 гг. и потом? «Центристская» же партия типа «Центра согласия» — партия Януковича — оказалась не просто не в состоянии гарантировать интересы российского бизнеса на Украине, не только не захотела последовательно сопротивляться наступлению Запада на интересы России, но и, что мне представляется самым важным и о чем Татьяна Жданок и Мирослав Митрофанов в отличие от вышеупомянутого почему-то не говорят, она оказалась не в состоянии защитить самих русских ‑ и в политическом, и в прямом физическом смысле слова. И об этом уроке мы ни в коем случае не должны забывать.

Не могу не обратить внимания еще на один момент, который вызвал у меня вопросы и, полагаю, заставит задуматься не одного внимательного читателя. В исследовании полностью (за исключением пары мало значимых фотографий) отсутствуют упоминания о роли Церкви — что Латвийской православной церкви Московского патриархата, что старообрядческих общин — в жизни русских Латвии в рассматриваемый период: «на изломе веков». Ведь должен же был быть и, наверное, существовал какой-то батюшка, который был духовным помощником если не всего русского движения в защиту права на образование на родном языке, то хотя бы некоторых его активистов! В книге немало и других сюжетов, в которых Церковь могла заявить свою позицию. Поддержка со стороны Церкви была, но была негласной? Или ее не было? Вопросы серьезные… И ответить на них так или иначе придется — и политикам, и исследователям, и самим представителям Церкви.

* * *

Возрастающая агрессивность внешней среды — как на международном, так и на внутреннем, уровне — будет требовать от русских и в России, и в соседних странах дальнейшего национального возмужания. «Собирать камни», то есть усилить внимание к укреплению своего самосознания, «уклоняться от объятий», то есть забыть о «единстве» и «согласии» с теми, с кем его быть по определению не может, жестко давать сдачи, когда тебя задирают, усиливать ритуал как наглядное проявление верности традиции, называть, наконец, вещи своими именами.

В 2014 г. партия ЗаПЧЕЛ получила новое название: «Русский союз Латвии». Это о многом говорит и ко многому обязывает.

Статья опубликована в «Журнале российских и восточноевропейских исторических исследований» № 3 (10), 2017 г.

[1] Жданок Т., Митрофанов М. Русские Латвии на изломе веков. От заката СССР до кризиса Евросоюза. «Averti-R» SIA. Рига. 2017. 431 с.

[2] Впервые советская власть в неоккупированной германскими войсками части Латвии — в Цесисе, Валмиере и Валке — была установлена практически сразу же после революционных событий в Петрограде в октябре (ноябре по н.с.) 1917 г. В декабре 1917 г. в Валмиере II съезд Советов рабочих, солдатских и безземельных депутатов Латвии провозгласил советскую власть и избрал правительство — «Исколат», действовавшее до февраля 1918 г. Во время расширения зоны германской оккупации латышские большевики потеряли власть, при помощи РККА вернули ее в декабре 1918 — январе 1919 гг., провозгласив 13 января 1919 г. в Риге Латвийскую Социалистическую Советскую Республику (ЛССР), а в ходе развертывания гражданской войны, проведения военной интервенции странами Антанты и при поддержке польских войск в январе 1920 г. — были вытеснены с территории ЛССР. 11 августа 1920 г. в Риге представители РСФСР подписали с правительством Латвийской Республики (ЛР) «Мирный договор между Россией и Латвией», увенчавший поражение большевиков на территории Латвии и отторжение от Псковщины в пользу ЛР населенных русскими земель в районе ж/д станции Пыталово.

[3] В 1990 — 1993 гг. И. Калниньш был депутатом Верховного Совета ЛССР/ЛР; в 2006 — 2010 гг. — депутатом 9-го Сейма от национал-радикальной политической партии «Отечеству и свободе/ДННЛ». В 2010 г. Калниньш перешел в Союз «зеленых» и крестьян. В 2012 г. он принял ислам, а годом позже публично критически высказался в адрес Евросоюза и одобрил политику президента России Владимира Путина и президента Белоруссии Александра Лукашенко.

[4] В 1993 г. входившие во фракцию политики организовали движение «Равноправие», в 1994 г. создали Социалистическую партию Латвии и блок «Равноправие» — Соцпартия, потом партию «Равноправие» (1996). В 1998 — 2003 гг. эта партия сыграла ключевую роль в деятельности объединения «За права человека в единой Латвии» (ЗаПЧЕЛ), спасла это объединение в 2003 г. после того, как его покинули партнеры-«согласисты», провела это движение, а затем партию ЗаПЧЕЛ через сложные 2004 — 2014 гг. и создала на этой основе партию «Русский союз Латвии», действующую в настоящее время.

[5] В 1996 г. Партия народного согласия потеряла свою фракцию в Сейме, в 1997 г. восстановила ее, а в 1998 г. уже успешно (6 мест в Сейме) участвовала в парламентских выборах в составе объединения ЗаПЧЕЛ. Весьма успешным было участие блока ЗаПЧЕЛ в выборах 2002 г. (всего 25 депутатских мандатов, из них у ПНС 13). Этот результат стал возможен благодаря активной политической поддержке России (авторы об этом не пишут, но это так). Потом Юрканс с Урбановичем спровоцировали раскол ЗаПЧЕЛ с задачей избавиться от конфликтного груза «Равноправия», но это вызвало волнения в самой ПНС, закончившиеся уходом Юрканса из своей партии. Далее ПНС действовала в составе объединения «Центр согласия» (общий результат 17 мандатов на выборах IX Сейма), а затем, с 2010 г., в составе Социал-демократической партии «Согласие», формально увеличивала число своих сторонников в Сейме (в настоящее время — 23 места). Многие годы оно руководило рижским самоуправлением, а представитель объединения Нил Ушаков являлся и является мэром латвийской столицы.

[6] Идея сформировать такую структуру в силу членства самой Татьяны Жданок и, с 2007 года, блока ЗаПЧЕЛ в Европейском свободном альянсе — партии регионов и национальных меньшинств Европы, в принципе, понятна. В качестве задачи-минимум к ней вопросов нет, тем более что и ее-то решить не удалось. Однако русские Латвии — это явно не национальное меньшинство и даже не «локальная национальная община». Они принципиально отличаются от каталонцев, басков или, скажем, шотландцев тем, что являются частью великого народа и только вместе с ним могут совершать то, что в конце книги ее авторы формулируют в качестве одной из основных задач своей партии — воспроизводить свою культуру и традиции.

[7] Никита Иванов являлся тогда помощником начальника Управления Президента России по внешней политике Сергея Приходько, Модест Колеров — главным редактором информационного агентства REGNUM, Глеб Павловский — президентом Фонда эффективной политики.

[8] Осенью 2004 г. МИДом России латвийской стороне была предложена идея подписания в пакете с договором о границе декларации об основах отношений, или так называемой «большой политической декларации». В ней имелось в виду определить принципы соседства, включая отказ от дискриминации по национальному или историческому принципу, отказ от санкций как инструмента политики и недопущение использования своей территории для враждебных соседу действий. Латвийская сторона эту идею восприняла критически, но и не ответила категоричным отказом, поскольку была заинтересована в подписании пограндоговора. В марте 2005 г. российская сторона сама сняла это свое предложение.

[9] См., например: сообщение агентства BNS, 10.02.2008; Novicka A. Vēstnieka intriga // Diena, 13.02.2008.

[10] Конечно, ЗаПЧЕЛ не была «единственно правильной русской партией». А где она такая была — может быть, в России? Но ЗаПЧЕЛ, конечно же, уже тогда была самой последовательной и принципиальной партией, защищавшей интересы русских и выступавшей за по-настоящему добрососедский подход к отношениям с Россией.

[11] Позже случаи пренебрежительного отношения посольства и МИДа к отслеживанию нарушений данного обязательства латвийской стороны и реакции на них, к сожалению, имели место. Как, например, в 2007 г., когда памятный камень красноармейцам — освободителям города Бауска был демонтирован и перенесен со своего исторического места в центре города на кладбище на окраине.

[12] После выхода из «большого» ЗаПЧЕЛ отдельные члены Соцпартии и ПНС создали партию «Свободный выбор в Европе народов» — BITE (по-латышски «пчела») и тем самым сохранили объединение.