Любовь к родине с элементами садизма
Джонатан Свифт, известный нам как автор книг о путешествиях Гулливера, для широкой публики писал только и исключительно желчью. И в основном памфлеты. Для него литература была не столько призванием, которое он ощущал с детства, сколько способом выражения гражданской позиции, — тем более, что к политике Свифт имел четко определенное отношение и прославился как непримиримый боец с партийным террором всех мастей.
«Он действительно ненавидит лордов, королей, епископов, генералов, светских дам, титулы, знаки отличия и прочую дребедень, но нигде не видно, что о простых людях он более высокого мнения, чем об их правителях, что он стоит за большее социальное равноправие, либо увлекается идеями репрезентативных общественных институтов», — писал о Свифте знаменитый автор антиутопий «1984» и «Скотный двор» Джордж Оруэлл.
Так что из этого было правдой?
Родившийся в Ирландии, в семье протестантов, Свифт вырос в окружении католиков-ирландцев. Его отцом был мелкий судейский чиновник, умерший незадолго до рождения сына. Мать, оставшаяся в крайне тяжелом положении, практически не виделась с ребёнком, воспитанием которого занимался состоятельный брат его отца.
Образование Свифт получил в Тринити-колледже Дублинского университета. В 1689 году в Ирландии началась межкоролевская война, и Свифт, которому на тот момент было 20, уехал в Англию, где служил секретарем у богатого экс-дипломата Уильяма Темпла. Через три года он получил в Оксфорде степень магистра, а ещё через год стал священником англиканской Церкви и был направлен на службу в Ирландию. Однако, как он вспоминал, новые обязанности утомили его буквально за несколько месяцев, и он вернулся на работу к Темплу. После смерти патрона в 1699 году Свифт был вынужден искать новое место, обращаясь к лондонским вельможам, и когда его поиски увенчались успехом, его определили служителем собора святого Патрика в Дублине. Примерно в это же время он начал писать анонимные памфлеты.
Для всей же Англии начала XVIII века ознаменовалось яростной борьбой между политическими партиями вигов (представлявших буржуазию) и тори (большей частью ратовавших за интересы аристократии). Писательский талант Свифта сделал его своего рода призом, который желали заполучить обе партии, и первоначально он склонялся к лагерю вигов. Но победа их в парламенте в 1705 году, как ни странно, отвратила его от союзничества.
Джонатана Свифта всегда привлекала идея исправления нравов, для которого политика была бы лишь инструментом, но то, что происходило во время парламентских баталий между вигами и тори, он сравнивал в одном из писем с кошачьими концертами на крыше. Это были битвы за приоритет своей партии — и только, английскому обществу они не приносили ни малейшей пользы. Поэтому с 1705 по 1707 годы Свифт вновь пребывал в Ирландии, возглавляя один из англиканских приходов. Разочарование в политике вигов привело его к поддержке победивших в парламенте в 1710 году тори. Тори вызвали его расположение тем, что свернули войну с Людовиком XIV, осудили коррупцию и пуританский фанатизм. Практически, они осуществили то, к чему Свифт призывал в своих памфлетах. Поддержка Свифта виделась для политической партии тори настолько значимой, что их лидер, Генри Сент-Джон, виконт Болингброк, предоставил писателю возможность публиковаться в консервативном еженедельнике The Examiner, где Свифт вел авторскую колонку.
В 1713 году он с помощью своих друзей получил место декана собора святого Патрика в Дублине, финансовую стабильность и возможность больше внимания уделять литературной деятельности. Не присутствуя в Лондоне, Свифт активно участвовал в общественной жизни, продолжая писать статьи по насущным проблемам. Гнев свой он направлял на социальную несправедливость, сословную спесь и религиозный фанатизм. Это тем более удивительно, что такой шанс предоставила ему именно аристократическая партия тори.
В 1714 году виги вернулись к власти. Его друг и покровитель Боленгброк был обвинен в связях с якобитами — приверженцами свергнутого короля Якоба II, и ему пришлось бежать во Францию. В письме Свифт просил друга располагать им по своему усмотрению, добавляя, что это первый случай, когда он обращается с личной просьбой. Крупным эпизодом в политической жизни Свифта можно считать 1720-е, когда, после передачи последних ирландских свобод британский короне, вопрос о борьбе Ирландии за автономию встал особенно остро. Памфлеты Свифта тогда стали настоящей декларацией за свободу прав угнетённых. Мятежные «Письма суконщика», изданные анонимно в 1724 году, призывали к бойкоту английских товаров и вызвали потрясающий, оглушительный эффект во всём ирландском обществе. Срочно прибывший из Лондона новый наместник, Картерет, назначил крупное вознаграждение тому, кто укажет автора. Но оно осталось не вручённым — вся страна знала, кто написал «Письма», но не нашлось ни одного желающего продать Свифта.
В 1725 году самые одиозные английские правила и законы в отношении Ирландии были отменены. Декан англиканского собора святого Патрика, Свифт стал национальным героем и неофициальным лидером католической Ирландии.
«Что касается Ирландии, то здесь меня любят только мои старые друзья — чернь, и я отвечаю на их любовь взаимностью, ибо не знаю никого другого, кто бы этого заслуживал», — говорил Свифт.
До некоторого рода его эта любовь удивляла, потому что верил-то он в аристократов (еще со времен знакомства с Темплом), но жизнь его раз за разом убеждала, что простой народ надёжнее.
Вся бурная политическая жизнь Свифта, ненавидевшего разделяющие людей идеологии, отразилась в его литературных произведениях. Еще в 20-е он начал работу над своим самым известным творением — «Путешествиями Гулливера», где в фантастической форме описал приключения обычного лондонца, судового врача. Попадая в страны, столь разительно отличающиеся от всех известных, Гулливер оказывался способен особенно точно подмечать типичные черты и привычки их обитателей, вызывавших его искреннее изумление. Впрочем, при ближайшем рассмотрении читателем все эти несообразности оказывались принадлежащими европейцам — просто в книге они подавались гипертрофированно. Весь свой политический опыт, всю накопившуюся злобу к политиканству Свифт буквально выплеснул на страницы этой книги. Читаемой вначале как развлекательная, но от путешествия к путешествию становящейся всё более мрачным приговором фанатизму любого рода, будь то политический, религиозный или научный. Свифт всей душой презирал идеологизм, когда за громкой фразой начинают забывать, ради чего она произнесена. И показывал в своих книгах страшные бедствия — войны, порабощение, дикость, суеверия, — постигающие тех, кто пытается следовать оторванной от реальности идее.
В жестоком противостоянии страны лилипутов и практически не отличающихся от них обитателей соседнего государства, которые сражаются друг с другом насмерть из-за вопроса о том, с какого конца разбивать яйцо, видно отношение Свифта к войне Англии с Францией, протестантов с католиками. Столь же, а то и более, был он беспощаден к политическому сыску, поставленному во главу угла жизни государства, описывая воображаемую страну Лангден (анаграмма Англии), где большая часть населения состоит из шпиков и доносчиков. А кроме них — огромного штата судейских и следователей, которые из любого материала могли состряпать политическое обвинение. Понятно, каким неудобным союзником был Свифт для тех, кто пытался использовать его дар исключительно с целью демагогии, так популярной в борьбе вигов и тори.
Есть что-то интуитивно понятное в том, что «Путешествия Гулливера» вышли без подписи, но все сразу догадались, кто автор. Книгам о Гулливере была суждена огромная популярность не только во всей Европе, они стали одной из самых читаемых книг в мире. Первый же русский перевод вышел в 1772—1773 годах под названием «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям».
Свифт считал сатиру обязательным условием, без которого невозможно продвижение к благой цели сохранения христианских добродетелей в обществе. Будучи глубоко консерватором, сомневаясь в техническом прогрессе, видя опасности, подстерегающие «чистую науку», Свифт, тем не менее, люто ненавидел пережитки и нелепицы, доставшиеся Европе от Средневековья. Чего только стоит способ избрания премьер-министра в Лилипутии: когда король устраивал соревнования канатоходцев, то тот, кто выше подпрыгнет на канате, проявив наибольшую ловкость, и считался достойным премьером.
Вместе с популярностью, как это часто бывает, к Свифту пришло и недоброжелательство, продолжающаяся до наших дней. Обвинения, которые он бросал человеческим порокам, позднейшие «свифтоведы» пытались переадресовать от его лица всему человечеству. Как это сделал, например, Оруэлл. Но если как следует вчитаться в книги Свифта и узнать побольше про его жизнь, образ человеконенавистника быстро исчезает, уступая место настоящему Джонатану Свифту. Который написал для себя такую эпитафию:
Поставил автор цель благую — Лечить испорченность людскую. Мошенников и плутов всех Хлестал его жестокий смех… Сдержи перо он и язык, Он в жизни многого б достиг. Но он не помышлял о власти, Богатство не считал за счастье… Согласен я, декана ум Сатиры полон и угрюм; Но не искал он нежной лиры: Наш век достоин лишь сатиры. Всем людям мнил он дать урок Казня не имя, но порок. И одного кого-то высечь Не думал он, касаясь тысяч.