Спешу довести до вашего сведения, дамы и господа, театралы, что около месяца назад случилось мне побывать на прелюбопытнейшем событии! Спектакле учебного театра, курса А. Д. Андреева, который проходил в учебном театре театральной же академии, которая ныне разжалована до института, который построил… Ах, театр, вешалки, номерки… Первый номер. Второй номер. Примы. Кордебалет. Но до этого пока рано. Пока все — якобы класс, курс, группа, мастерская. Все вроде бы на равных. Театр ведь учебный. Молодость, надежды на будущее, постижение тайн ремесла. Я пытался поступить когда-то к мастеру курса, но не смог. Поэтому рецензия моя должна быть отрицательной. Попробую приложить все силы…

Афиша поэтического вечера ОБЭРИУ «Три левых часа». 1928
Даниил Хармс

И правда есть чему позавидовать: живая музыка (хороший тон), танцы, акробатика (явный оммаж в сторону биомеханики), и всё так ловко, так замысловато… Хлоп. Топ. Оп. Вдруг кто-то раз из-под сцены выныривает. Не ожидали? Вот так. Зрители смеются. Ещё бы. Спектакль поставленный по авангарду, прежде всего Ювачёву, давно уже никакой не авангард. Начиная с дружного перестроченного хора славистов и далее везде Ювачёв и Ко стали предвестниками театра абсурда: читай Ионеско, Беккета… Это надо ставить так же, как когда-то Розанова. И с таким же чистосердечным усердием. В этом спектакле впрочем с абсурдом и обходятся по простому, петелька-крючочек, девочка-мальчик, песня-танец… Тексты как бы превращены с помощью режиссуры в почти светлые и ясные скетчи, этюды, вставные номера. Подтексты, мотивировки тщательно придуманы — так, что перед нами почти ясная повесть человеческой жизни. И даже то, что мы все умрём — сказано в спектакле прямо и без обиняков. Нас не будет.

Александр Введенский

Клоунские носы и старательный свет, и занавесы… За подчёркнуто (ненарочно) бедной сценографией: занавесы, из занавеса в занавес — примечательная игра на поклонах — где один ложный занавес переход в другой ложный занавес. Поэтому и спектакль сделан как чуть скрашенный текстами «отчётный концерт», «абсурдистский капустник», «блистательный экзамен мастерской». По текстам ОБЭРИУ тов. Актёры существуют так, словно бы им не менее аплодисментов нужно получить зачёт. А почему бы и нет? Хармс так Хармс. Зачёт так зачёт. В массовом сознании вокруг Хармса с его псевдонимами, чулками, дневниками, таксами и залезанием на фонари проспекта — достаточно разогретая атмосфера чтобы проходило на ура. Не только у родственников. В этом смысле, конечно, ставить спектакль по Ювачёву в Петербурге это интересно. Было бы интересней поставить спектакль на месте его предполагаемой гибели.

Актёры играют прекрасно отрепетированные сцены. Я часто думаю, что бы сделал подобный актёр на сцене, если бы вдруг он забыл про «режиссуру»? Ничего бы не сделал. Извинился бы. Спектакль отменили. Хореография бы распалась. Здесь актёры существуют как функции режиссуры. Скажем играют «сценическую неожиданность» — удар гитарой по голове. Да и всё здесь примерно такое же. Как бы настоящее. Развлекательное. Сценичное. Здесь не может быть особой импровизации. Как не может вдруг один акробат под куполом цирка в требуемый момент не поймать партнёра, а отвернуться и прочитать стишок. Лёгкий аромат казармы, церкви, отлаженного механизма творческого конвейера прелестных ужимок и прыжков… Говорят, что Мейрхольд взаправду размышлял о модных тогда взглядах на организацию индустрии актёра, как индустрии рабочего у станка. Под каким углом нужно держать руку, насколько отклонять корпус. Актёр-машина. Спортивные парады, шагистика, поднесения цветов вождю, обязательная эксцентрика времени.

Константин Вагинов

Ювачёв человек дерева и стекла, причуд и вычурностей, заумей и выпадов. Ломанный почти «шизофренический» мир. Говорят смешной. Говорят глубокий. Жаргон «падонкофф» и «албанский язык» у него появились много раньше, чем интернеты. Веком раньше. Раньше, чем книжка «Логика смысла» Делёза и пресловутая деконструкция Деррида. То есть заумным критикам тут есть про что писать… На мой личный вкус Ювачёв крайне переоценён. При всём уважении к его трагической судьбе. Хотя если кому-то смешно, то кто может запретить. Забавно, что многое ему приписываемое (из анекдотов, например) ему и не принадлежит даже. Это было мне интересно в юности. Но потом быстро прошло. И я думаю уже никогда не вернётся. Хотя перед написанием рецензии я с интересом перечитал большую часть корпуса текстов Ювачёва и пару его биографий. Трагикомедия жизни у некоторых выпирает отчётливей, чем нос у таксы.

Всеволод Мейерхольд

Что до спектакля… А что до спектакля? Долгих ему лет жизни. Смешных трюков. Прекрасной критики. Клоунских носов. Коротких юбок. Живой музыки. Очаровательных молодых актёров. Я живу ныне в Петербурге в двух минутах пешком от места, где жил когда-то сам Ювачёв. Часто проходя в магазин за пирогами мимо дома его (где когда-то по случайности и был спасён его архив), я думаю как было бы здорово, если бы я горячо полюбил этого писателя. Как Мандельштама, скажем. Но не люблю. Ничего кроме лёгкого любопытства. При всём уважении к Чижам и Ежам. Однако спектакль вовсю живёт и пышет молодостью, как самовар или паровоз. И, возможно, для многих зрителей это будет первый шаг в мир гения. А кому гений, кому дезертир в психиатрической больнице, кому просто никто. Тут ударения расставляются не по учебникам. В конце концов, всё это давно грустно и смешно одновременно. В театре это хотя бы по-человечески. И никто не умирает по-настоящему. И все хотят цветов, внимания, гастролей, аплодисментов, зачётов, чуда. Чуда радости существования. Каждый залезает на фонарь как умеет.