Наступление национализма и сепаратизма: где выход?

Мир в последнее время активно переживает по поводу двух на первый взгляд региональных событий, двух референдумов о независимости: в Иракском Курдистане и в Каталонии. Оба плебисцита подавляющим большинством голосов приняли решение об отделении от тех государств, в пределах которых до сих пор существовали, и оба не порадовали не только те страны, от которых сепаратисты хотят отделиться, что вполне естественно, но и все другие страны, увидевшие в этих прецедентах угрозу уже для своей территориальной целостности. Опять же вспомним, что это отнюдь не первые ласточки регионального сепаратизма: до этого был шотландский референдум. А ещё раньше — Косово, где референдум если и был, то проведённый до такой степени «своеобразно», что вряд ли имеет право именоваться таковым. Теперь к ним добавились референдумы в итальянских (пока ещё?) Ломбардии и Венето. Всё это означает, что имеют место не просто некие отдельные аномалии, а глобальный процесс, суть и смысл которого необходимо понять. Впрочем, хотя бы начало и исток этого процесса вполне очевидны: это, по выражению президента России,«крупнейшая геополитическая катастрофа XX века», то есть распад СССР. Однако сам этот разворачивающийся парад сепаратизма требует адекватного осмысления и анализа.

Итак, что именно происходит? Идет отделение от классических национальных государств их иноэтнических, иноязычных или обособленных по какому-то другому признаку частей. А что такое классическое национальное государство и откуда оно взялось? И что такое нация, раз уж мы заговорили о национальном? Поскольку рассуждать мы будем диалектически, то есть познавать вещи в развитии, для начала нам придётся совершить путешествие в прошлое.

Перенесемся мысленно в Европу времён раннего Средневековья. Никаких наций пока что нет, а есть племенные союзы: франки, саксы, галлы и так далее. Эти союзы, ведомые своими вождями, захватывают определённые территории. Франция, например — это территория, захваченная племенным союзом франков, а Англия — племенным союзом англов, скооперировавшихся для этой цели со своими соседями саксами и ютами. При этом на захваченных территориях проживают какие-то другие племена, с другими языками и культурой. Постепенно начинают формироваться государства, но не по этническому признаку, а по признаку подданства тому или иному феодальному владыке. Какие-то племена, проживая совместно на более-менее устойчивых политически территориях, постепенно ассимилируются. Так возникает французский народ из франков и галлов или английский из саксов, англов, ютов и бриттского субстрата. И, кстати, древнерусская народность формируется из племенных союзов восточных славян примерно так же: помните некрасивую историю с князем Игорем и древлянами? Немаловажен момент легитимации власти феодальных королей и императоров: все они правят отнюдь не волей народа или хотя бы своих вассалов, а исключительно «милостью божьей». Что, кстати, выливается ещё и в конфликты между церковной властью и светской. Кстати, формирование народов через ассимиляцию происходит не везде одинаково быстро и равномерно: в Германии и Италии, где вместо сильной центральной власти существует относительно аморфная Священная Римская Империя, эти процессы сильно замедлены.

Но время идёт, развитие худо-бедно происходит, и существующему феодальному порядку вещей начинают грозить две опасности: экономическая и идеологическая.

Развивающиеся города подтачивают феодализм экономически. Вспомним, что слово «буржуазия» происходит от французского «буржуа» или немецкого «бюргер» — то есть житель «бурга», города, попросту — горожанин. Феодалы стараются города подчинить, горожане сопротивляются, некоторые города, например, Венеция или Генуя, достигают при этом большого могущества.

Экономическая борьба влечёт за собой идеологическую, сообразно духу эпохи проявляющуюся в религиозной форме: начинается Реформация. «Отец социологии» Макс Вебер утверждал, что капитализм родился из духа протестантской этики, но возникает вопрос — что всё же первично, и не родилась ли сама протестантская этика «по заказу» рождающегося капитализма?

Так или иначе, всё это заканчивается чередой буржуазных революций, кое-где, как, например, в Нидерландах, сопрягающихся ещё и с национально-освободительной, как её принято называть, борьбой. Не совсем верный в этом случае, на мой взгляд, термин — она не столько национально-освободительная, сколько национально-созидательная, создающая нацию. Да ещё и религиозная вдобавок — в этом случае религия выступает как предшественник идеологии.

Но «классический» случай созидания буржуазной нации — это, конечно, Франция. Великая французская революция сокрушила монархию, а вместе с ней ‑ и легитимность центральной власти для иноязычных и инокультурных частей страны, например Бретани. Результат — во многом парадоксальное Вандейское восстание, восстание крестьян под монархическими знамёнами, по сути своей, как мы теперь видим, антибуржуазное. Соответственно, необходимо было срочно придумать иную легитимацию центральной власти, иначе сохранить единство страны не удавалось.

Тогда-то и родилась концепция политической буржуазной нации как совокупности граждан одного государства. И когда мы говорим «родилась», мы имеем в виду «была сконструирована идеологами Просвещения», то есть французскими и английскими философами. Теория народа, а не бога, как источника власти («общественный договор» Руссо), теория государства, а не монарха, как высшего суверена, и «Левиафан» Гоббса с его войной всех против всех, ограничиваемой этим государством, — таковы основания этой идеологии. А это значит, что нация — любая нация — уже есть в той или иной мере конструкт.

В основе «национального» конструкта всегда лежит тот или иной сконструированный же миф «почему мы не такие, как все прочие». Не такие — читай, лучше. Национальная исключительность и национальное превосходство, как и вытекающая из них враждебность к тем, кто в эту нацию не входит, есть фундаментальные свойства нации как таковой. Не зря Карл Поппер в своей книге «Открытое общество и его враги» постулировал, что так называемое «открытое», то есть буржуазное, общество не может без этих самых врагов существовать, что оно сплачивается исключительно внешней угрозой, реальной или выдуманной.

И конструктом нация является тем больше, чем более форсированными методами приходилось её создавать. Скажем, немецкая или итальянская нации в силу изложенных выше причин были созданы позже других европейских наций, их конструкторам (в случае немцев мы точно знаем имя этого человека — Отто фон Бисмарк) приходилось действовать быстрее и жёстче, а ложащийся в основу национальной идентичности миф был сконструирован грубее и топорнее. В свете этого можем ли мы считать случайным, что именно Италия и Германия стали колыбелью и оплотом фашизма? И — возвращаясь в наше время — могло ли «сверхфорсированное» строительство «украинской нации» на основании грубейшим образом сфальсифицированного мифа, да ещё и под патронажем внешних сил, имеющих свои цели, стать чем-то иным, чем прямым построением фашистского государства? Да, получилась не нация, а злой шарж на неё, преувеличенно подчёркивающий все уродства проекта «нация» как такового. Но ведь эти уродства-то в нём есть и были всегда! Нет никакого «неагрессивного» национализма, никакого «толерантного» национализма, никакого «хорошего» национализма. Любой национализм изначально порочен, как и породивший его капитализм.

Теперь перейдём к вопросу о процессе и субъекте. У процесса национального строительства такой субъект есть — национальная буржуазия. Не целиком, конечно, а в лице создаваемой ею правящей элиты и связанной с буржуазией интеллигенции, первыми представителями коей и были, по большому счёту, Вольтер, Дидро, Гоббс, Локк и все прочие. К началу XX века, как это гениально описал в своей книге «Империализм как высшая стадия капитализма» Ленин, процесс построения европейских наций был в основном завершён, пребывающий в докапиталистической и, следовательно, донациональной стадии мир между ними был в основном поделен, лежащая в основе национализма агрессия (вспомним Гоббса и войну «всех против всех») неизбежно обратилась друг на друга, подпитывая мотивы чисто экономические. Результат — жуткая бойня Первой мировой войны.

А вот что случилось потом? Мир раскололся. Часть его, а именно Россия, а затем СССР, объявила о реализации принципиально иного проекта, некапиталистического, а значит, и не националистического. «Пролетарский интернационализм» — не пустая блажь, он вытекает из сути коммунистической идеологии, в которой агрессию предполагается не использовать и не поощрять, а постепенно изживать. Потому что человек человеку не волк, а друг, товарищ и брат. Но это «наша» часть мира. В той же, что осталась капиталистической, продолжали происходить некие процессы. И осуществлять их продолжал некий субъект. Большой вопрос — было ли рождение фашизма спонтанным, или к этому приложили руку британская и французская элиты, рассчитывая таким образом «окончательно решить» свои наболевшие проблемы? Или же имело место и то, и другое, то есть они использовали и подстегнули естественное развитие процесса? Последнее кажется наиболее вероятным. Так или иначе, фашизм появился, его агрессивность оказалась неконтролируемой, и он обратился в том числе против своих создателей. С великим трудом и жертвами он был побеждён, к сожалению, как мы видим, не окончательно. Да он и не мог быть побеждён окончательно, потому что скатывание к нему заложено в самой сути национального государства.

Но вот как раз с национальными государствами после Второй мировой войны дело обстоит не так просто. Во-первых, национальные элиты, или, точнее, некоторая их часть, окончательно объединились в элиту наднациональную, то есть глобальную, а ещё точнее, глобалистскую. Тут, конечно, мгновенно вспоминаются теории заговора: «мировое правительство» и всё прочее, вплоть до ящеров с Нибиру, ставшие симптомом, скажем так, психического неблагополучия. Но приверженцы данных теорий подтверждают свою неадекватность именно тем, что им якобы точно известен состав этого самого «мирового правительства», поимённо, причём несмотря на то, что оно, по их теориям, тайное.

Мы ничего подобного утверждать не будем, да и глобалистская элита — это, к счастью, отнюдь не мировое правительство. Что не означает того, что она не стремится им стать. В чём ей противостоит другая часть элит — национальная. В концептуальном плане всё это оформлено противопоставлением мировых проектов модерна и постмодерна, а в политическом проявляется почти во всех имеющих всемирное значение событиях, как глобальных, так и относительно локальных. Скажем, последние президентские выборы в США и противостояние Трампа как ставленника национальной американской элиты и Хиллари Клинтон как ставленницы элиты глобалистской — яркий тому пример. И надо понимать, что постмодерн — «общество спектакля», «общество потребления», «постиндустриальное общество», а теперь вот ещё и «информационное общество» — это уже не вполне капитализм. Во всяком случае, в том виде, каким мы его знали до середины XX века.

Таким образом, мы имеем столкновение двух проектов, и, соответственно, двух субъектов, их осуществляющих. В этом ключе надо рассматривать и недавние события в Иракском Курдистане и Каталонии — как боевые действия глобалистской элиты, направленные против национального государства как такового, на его демонтаж и слом. То, что для осуществления своей цели глобалисты используют как раз национализм, только местный, является в какой-то мере парадоксальным и характеризует изощрённость мышления этой элиты. Это далеко не первый акт этой войны против национального: сюда же относится и «арабская весна», и демонтаж Югославии с признанием независимости Косово, и даже в какой-то мере активная «помощь» в развале СССР. «В какой-то мере» — потому что как раз СССР не был национальным государством, там была другая модель формирования общей идентичности, альтернативная национальной, о которой мы поговорим чуть позже. Но разваливали его, в том числе, через активизацию местечковых национализмов, так что это вполне можно считать этот процесс ещё и отработкой технологии.

Цель тут тоже вполне ясна: во-первых, уничтожение национальных государств уничтожает и национальные элиты, сводя их к элитам местечковым, а следовательно, бессильным против могущества элиты глобальной. Во-вторых, таким миром — состоящим из тысяч и тысяч якобы независимых, а на самом деле, конечно, тысячекратно более зависимых от глобальной элиты регионов, — намного легче управлять. И в неоимперской модели «нового мирового порядка» тоже, но главным образом, конечно, именно в типично постмодернистской модели «управляемого хаоса».

Возникает вопрос: если нация и национальное государство — это такая гадкая штука, да ещё и склонная к скатыванию в фашизм, может, и пусть бы они были уничтожены? Здесь вопрос в том, что идёт им на смену. Постмодернистская модель мироустройства выглядит примерно так: раздробленный, в значительной мере погрузившийся в архаику и междоусобные конфликты мир с некими «островками» глобалистского благополучия в нём, отгороженными от окружающего их моря дикости и нищеты. Проживающие в этих островках «небожители» полностью зависимы от своих «элитных» господ, которые могут в любой момент выкинуть их «на мороз», в архаику. В этом мире ни у кого, кроме самой глобальной элиты, крайне немногочисленной, нет вообще никаких прав. Это тоже мир фашизма, просто фашизма не национального, а социального, когда за недочеловека считают не «представителя неполноценной расы», а просто того, кто беднее, не обладает властью и не входит в элиту, а также тех, кому выпало «счастье» эту элиту обслуживать.

Кстати, некоторые представители «креативного класса», что российского, что американского, это мировоззрение вполне ярко демонстрируют уже сейчас. Да и мир этот уже строится — сравните, например, центр Казани с её же окраинами. Или Москву с Костромой. Вот так примерно это и будет выглядеть, только ещё в разы контрастнее и с вооружёнными кордонами на границе «миров».

Всё это может выглядеть чистой фантастикой, скверной антиутопией, но «Обитаемый остров» Стругацких тоже когда-то казался всего лишь фантастикой, и кто тогда мог подумать, что практически всё описанное будет реализовано на той же Украине практически «один в один», разве что «вместо «выродков» там «колорады», да обошлись без таинственного излучения, одним телевидением. Кстати, в таких случаях всегда возникает вопрос — авторы гениально предугадали или были в курсе того, что существует и реализуется соответствующий проект? А может быть, не только были в курсе, но и участвовали в реализации, подготавливая к этому общественное сознание? Поди теперь, разберись…

И что же, мы в итоге можем выбирать только между плохим и очень плохим? Нет. Есть ещё и третья модель будущего, третий проект: уже не раз помянутый Советский Союз, собственно, и был воплощением этого проекта. Воплощением весьма несовершенным и в силу этого потерпевшим крах, и тем не менее существовавшим 70 лет и выполнившим великую историческую миссию. В этой модели иное представление о человеке и об обществе, поэтому становится возможным и выстраивание идентичности по иному принципу, когда идентичности не исключают друг друга («Украина — не Россия», «Каталония — не Испания»), а вложены друг в друга по принципу матрёшки. В этом случае региональная идентичность лишь дополняет идентичность общую, вносит в неё дополнительные нюансы. Ты мог быть украинцем, татарином или бурятом, но при этом ты всегда в первую очередь был советским человеком — именно по этому принципу строился советский народ, не зря названный новой исторической общностью людей, не только в смысле «вновь возникшей», но и в смысле «по-новому выстроенной». Именно по этому принципу в перспективе должно строиться и всё человечество, чтобы исключить конфликты, связанные с реальной или кем-то сконструированной этнической идентичностью, борьба за которую уносит миллионы жизней и угрожает самому существованию человечества.

Однако это — в перспективе, причём, поскольку советский проект пребывает в силу ряда допущенных ошибок в плачевном состоянии, далёкой и туманной. Сейчас-то что делать? А сейчас Российская Федерация, так уж исторически сложилось, по факту является лидером сопротивления мира национального миру глобалистическому. Именно это произошло в Сирии: с нашей помощью национальное сирийское государство отстояло себя от поглощения глобалистско-регрессивным ИГ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Именно поэтому национальные правительства Ирана и даже Турции пошли с нами на ситуативный союз. Именно поэтому правые националистические партии в Европе, как это ни странно, гораздо дружелюбнее настроены по отношению к России, чем европейские «левые» (за немногим исключением). Что, естественно, вызвало и продолжает вызывать у глобалистской элиты ярость и ненависть. Поэтому, как бы ни хотелось посочувствовать тем же курдам или каталонцам, надо чётко осознавать, что они по большому счёту играют на стороне глубоко враждебных нам сил. Точнее, эти силы ими манипулируют, подсовывая обманку якобы улучшения экономического благосостояния после обретения самостоятельности. При этом игра идёт «в две руки», ведь в так называемых национальных правительствах что Испании, что Ирака глобалистская элита тоже обладает немалым влиянием. Да и в РФ, если разобраться… Поэтому и с их стороны предпринимаются шаги, не способствующие урегулированию ситуации, а лишь усугубляющие её.

И, в конце концов, нам самим, живя в стеклянном доме, не стоит кидаться камнями. Потому что попытки расколоть по этническому (а кое-где — по псевдоэтническому, создавая новые «нации» вроде «поморов», «ингермандланцев», «казаков» или «сибиряков») принципу уже Россию предпринимались, предпринимаются и будут предприниматься. И им необходимо противостоять не только ситуационно, на тактическом уровне, но и на стратегическом, чётко понимая, какое место в глобальном процессе они занимают и кто за ними стоит. И играть не только в обороне, что всегда проигрышно, но и в нападении, способствуя интеграции на постсоветском и не только пространстве, выводя те или иные осколки СССР из-под влияния как глобалистских элит, так и элит псевдонациональных, ими созданных и находящихся под их полным контролем.

Но самое главное — не думать, что возможен какой-либо компромисс с глобалистскими элитами: уж если они с таким азартом и ожесточением травят «своего», но посмевшего выступить с национальных позиций Трампа, то с «какими-то» русскими они договариваться не будут тем более. Да и нет места России в их проекте мироустройства, так что это экзистенциальный конфликт — мы или они. Третьего не дано. А уж потом, отстояв национальный мир, в качестве его лидера можно будет подумать, что же делать с ним дальше и во что преобразовать, чтобы избавиться от того изначально скверного или изжившего себя к настоящему моменту, что в нём заложено.