Почему Варшаве опасно окунаться в свою историю

И о полемике. Одно из информационных агентств обратило внимание на публикацию ИА REGNUM «И что у Польши есть в Закавказье, кроме амбиций?». Как можно судить, озвученные в ней тезисы вызвали определенную реакцию некоторых экспертов. Мы решили использовать это как повод для возможной дискуссии, затрагивающей проблемы проекции исторического прошлого Польши на современную политику и геополитику. Процитируем критику:

«Некоторые аналитики скептически относятся к внешнеполитическим возможностям Польши, полагая, что на Кавказе сегодня Польша всего лишь проводит операцию «Блеф», рассчитывая на какие-то скромные контракты с закавказскими государствами. Но при этом такие «аналитики» продолжают задаваться вопросом, а «какими ресурсами располагает Варшава на этом направлении, кроме своих амбиций?» и не знают ответа на выращенный в себе вопрос. Как рассуждает в этом направлений Станислав Стремидловский на ИА REGNUM : «Ранее Варшава на восточном направлении действовала при поддержке Брюсселя и ряда европейских столиц. Не исключено, что дипломатическая линия Польши в Закавказье теперь строится с учетом наличия нового могущественного покровителя, который использует Варшаву как операционного агента, посредника между Западом и Азербайджаном, Арменией и Грузией, причем каждое из перечисленных трех государств ведет собственную инициативную игру с ЕС и США, зачастую посредством закулисных сделок и переговоров». Однако, такие аналитики и эксперты, продолжая бить в бубен по указанному сверху месту, упускают из поля зрения тот факт, что так называемая «постсоветская весна» в Грузии и на Украине разразилась именно в контексте польской геополитической теории Междуморья, а школа польского прометеизма продолжает и сегодня оставаться одним из сильнейших мозговых центров как Европы, так и Нового Света».

Безусловно, Варшава использовала концепцию прометеизма в момент ее зарождения, когда во главе Второй Республики находился маршал Пилсудский, чье становление как политика проходило в Российской империи, он был знаком с многими революционерами, включая националистов разных мастей. И прометеизм в период между Первой и Второй мировыми войнами был поддержан ресурсами Польского государства. Но считать, что это детище маршала являлось и является определяющим для современной польской внешней политики, которая прометеизм воспринимает исключительно как исторический прецедент (пытаются эксплуатировать его в основном иностранцы, например, немецкий политолог Андрес Умланд в рамках выдвигаемого им проекта нового Междуморья), будет большим преувеличением. Для примера. Когда США в рамках плана переустройства Ближнего Востока включили элементом его так называемую «арабскую весну», это имело поддержку не просто интеллектуальную, но и дипломатическую, и силовую со стороны Вашингтона. Однако так называемая «постсоветская весна» — если можно в принципе объединить две «оранжевые революции» на Украине и приход к власти Михаила Саакашвили в Грузии — совершенно точно не была инициирована Варшавой, которая реагировала на нее реактивно. Поэтому снова повторим наш вопрос: что у Польши есть в Закавказье, и не только там, а в целом на постсоветском пространстве, кроме амбиций?

Кое-что имеется, но есть нюанс. По большому счету, единственным народом бывшей Российской империи, с которым у поляков есть опыт безконфликтного исторического сосуществования и вне России, являются армяне, которые еще в конце первого тысячелетия от Рождества Христова начинают осваивать Киев, помогают киевским князьями в начале XI века отбиваться от польских королей, затем переселяются дальше на запад во Львов, который в 1267 году становится центром армянской епархии, а освященный в 1367 году собор — епархиальным. Но окончательно они полонизировались и стали своими только после 1630 года (подписание унии с Римом), причем, не только купцами или переводчиками становились армяне, в войске Яна III Собеского под Веной в 1683 году сражалось около 5 тысяч армян. Впрочем, и раньше они имели свой устав, правда, довольно долго их не допускали до местного самоуправления. Армяне, как и православные, были ограничены в праве занимать некоторые высокие должности, это эмбарго снимет король Сигизмунд II Август в 1563 и в 1568 годах, помимо православных и армян его решения затронули также татар, иудеев и караимов турецкого происхождения. Сегодня среди известных поляков армянского происхождения можно назвать ксендза Тадеуша Исаковича-Залесского, который последовательно борется с реабилитацией бандеризма на Украине и критикует польские власти за то, что они закрывают глаза на это явление, за что его периодически подозревают в «работе на Путина».

Во всех остальных случаях либо есть конфликтный исторический опыт, либо знакомство произошло в рамках Российской империи. Например, поляки, добровольно прибывшие в Баку в XIX—XX веке и принявшие активное участие в обустройстве этого места, о чем сейчас напоминают в Польше и Азербайджане, жили в интернациональном городе, который таковым был благодаря политике Российской империи и значительно отличался от современного Баку, где симпатии к армянам являются страшным мыслепреступлением. Это первое. И второе. Спокойное сосуществование поляков с другими народами вне пределов этнической Польши обеспечивали русские. Этот фактор имеет значение даже сейчас. Более трех лет как Украина отвернулась от России и сближается с Польшей. Но куда ездят действующие польские политики? Можно ли их увидеть во Львове, Тернополе, Ивано-Франковске? Нет. Зато Харьков в октябре сего года посетил маршал Сената Польши Станислав Карчевский, а в декабре в русскоязычный город планирует прибыть президент Польши Анджей Дуда. Конечно, Харьков для поляков родное место, они жили здесь и работали, достаточно вспомнить активное участие в создании Харьковского университета графа Северина Потоцкого. Но Западная Украина куда сильнее связана с Польшей, так как была одно время частью Речи Посполитой. Однако туда гостей из Варшавы сегодня не тянет.

Все постсоветские республики, образовавшиеся после распада Советского Союза, так или иначе выходят на контакты с Западом. Как часть Запада, элемент Европейского союза, они воспринимают и Польшу. Но это не значит, что в столицах этих государств рассматривают Варшаву в качестве посредника между собой и ЕС, что отчетливо видно на примере того же Киева, чей национализм не только антироссийский, но и антипольский. Что касается Закавказья, то здесь у Польши лучший потенциал имеется в отношении Армении. Но и Ереван институционально является наиболее пророссийским в регионе по сравнению с Баку и Тбилиси. Так что пока Варшава пытается упорно делать вид, что постсоветское пространство, в частности Закавказье, — это своего рода tabula rasa, на которой можно рисовать, что угодно, игнорируя Москву, ее амбиции будут оставаться только амбициями.