Дуэт для кисти и фотокамеры — из глубины. Души
Художник всегда смотрит из своих творений — если, конечно, он настоящий художник, а его творения — не поделки, изготовленные ради денег. Художник Владимир Яковлев, отдававший все, что удавалось заработать, матери, а после ее смерти и до конца своих дней ютившийся в психоневрологическом интернате, явно не из числа этих ушлых ремесленников. Всемирная слава не застала его на этом свете. А потому в его картинах, рисунках, скульптурах из перемешанного разноцветного пластилина живет его неприкаянная, страждущая, но всеми своими струнами преданная красоте душа. И это только логично, что однажды другому художнику, использующему вместо карандаша и кисти фотоаппарат, пришла мысль эту душу в рисунках проявить и сделать зримой.
На выставке «Александр Забрин. Вспоминая Владимира Яковлева», открывшейся 6 октября в музейно-выставочном центре РОСФОТО, два главных героя — художник и фотограф. Для Алексея Забрина эта выставка особеная. До знакомства с Владимиром Яковлевым он выставлял в основном свои работы, посвященные миру музыки, прежде всего джазу. Но встреча, случившаяся много лет назад, проложила тропинку к новым страницам в его творческой жизни.
«С Владимиром Яковлевым мы познакомились в 90-х годах на выставке «Другое искусство», и с тех пор он меня заворожил, — рассказывает фотограф. — На следующий год я еще продолжил съемки, уже в интернате. Я не мог его не снимать, потому что это такой живой человечек, у которого внутри так много прекрасного, и он в своих рисунках, в своей живописи всё это изображает, и получается какое-то откровение. И это вот откровение меня приворожило. Я как смог показал, какой он есть, показал кусок его жизни».
На выставке представлен этот «кусок жизни» — трагический, даже пугающий. Зарисовки из безжалостно реального и одновременно призрачного мира «психушки» — той безрадостной обстановки, в которой жил художник, и портреты этого маленького, погруженного в себя, очень одинокого человека с почти вечной папироской в зубах. Папироски нет лишь на некоторых снимках, например, на тех, где Владимир Яковлев рисует, мучительно приблизив лицо к самому листу — художник в последние годы был почти слеп. Фотограф трижды навещал Яковлева в интернате вместе со знакомым, художником Кириллом Мамоновым, который подкармливал бездомного творца, приносил ему папиросы. Так появились эти 60 снимков, которые были показаны вместе с работами Яковлева на выставке в Москве в 1995 году. Именно после этого Забрин начал выставлять и другие свои работы на «немузыкальные» темы — зарисовки советской провинции 70-х годов, цикл «Верю — не верю» из непарадной жизни русских монастырей, которую обычно не видят туристы, «МОНГОЛ. Две реальности» — фотографии со съемок фильма «Монгол» Сергея Бодрова-старшего и другие циклы.
В 2004 году, когда Владимира Яковлева давно уже не было в живых, у Алексея Забрина появилась цифровая камера с функцией наложения, позволяющей совместить два кадра. Фотограф стал искать объект, чтобы опробовать новую «фишку».
"У меня на столе как раз лежали портреты Яковлева, — рассказывает Забрин, — я взял из каждого фрагмент — лицо и подумал, что бы наложить. Я достал каталоги его работ и начал накладывать картинки, по-разному смещая их, глядя как цветовые пятна ложатся на лицо. Смещал рисунок или сам портрет, пока вдруг — раз — и не получалось как нужно. Рисунки брал самые разные, графичные, даже карандашные, совсем маленькие рисуночки».
Работы Владимира Яковлева, представленные на выставке сами по себе и в художественном слиянии с его фотопортретами, взяты из личной коллекции Натальи Шмельковой, которая поддерживала Яковлева, как и многих других непризнанных в советские времена, заплутавших в лабиринтах реальности и воображения художников и литераторов. Некоторые работы до сих пор вообще не выставлялись, как, например, две скульптурные композиции из пластилина. Многие фотографии на выставке сопровождаются отрывками из бесед с Яковлевым, записанных Шмельковой. Своеобразным эпиграфом экспозиции являются стихотворные строки Яковлева, может быть, наивные, несколько неправильные, но полные преклонения перед красотой мира, совсем как его художественные работы:
По широкому полю кукурузными хлопьями
Расплескался солнечный день.
И бежит тропинка за горизонт…
И так хочется запах обнять травы,
Изрешетчатой солнечными зайчиками.
Владимир Яковлев считал, что «картины — это сама музыка». Может, именно потому и сложилось такое необыкновенное заочное соавторство художника, сочинявшего свои картины как музыку, и фотографа, который много лет пытается уловить душу музыки при помощи своей камеры?