Россия и Парижское соглашение: как России с ним жить и выжить?

Тезисы выступления руководителя Центра экологии и развития Института Европы РАН Сергея Анатольевича Рогинько на Пленарном заседании Климатического Форума городов России, прошедшем 21−22 августа 2017 года в Москве.

Парижское соглашение сегодня — предмет особого внимания, особенно в связи с решением США о выходе из него. И эта ситуация требует от нас взвешенного обсуждения с участием stakeholder’ов. Пока это обсуждение идет в основном в прессе, нынешний Климатический Форум, по сути — первая по-настоящему крупная площадка, за что хотелось бы выразить благодарность Департаменту природопользования и окружающей среды города Москвы.

Как России относиться теперь к Парижскому соглашению? Есть две школы мысли, две позиции, которые регулярно озвучиваются. Одна — это песня про «зеленый поезд», в котором едет цивилизованное человечество и в который мы должны обязательно вскочить, даже с закрытыми глазами, если, конечно, не хотим попасть в число стран-изгоев со вполне понятными последствиями. Другая — про «назад в будущее», объявляющая всю климатическую тематику чепухой с бантиками и отвергающая всю так или иначе связанную с ней повестку, включая энергоэффективность и энергосбережение.

Обе позиции уязвимы, и истина, как это часто бывает, находится где-то посередине. Сейчас нет времени на их подробный разбор. Ограничимся лишь тем, что, с одной стороны, после выхода из «зеленого поезда» США возникает вопрос: что теперь понимать под мейнстримом для того же цивилизованного человечества? С другой стороны, важно понять, что Штаты, сбрасывая обременительные для экономики обязательства, не отказываются от экологической повестки как таковой. Более того, ставится цель сделать Америку «самой экологичной страной в мире».

Поэтому, на наш взгляд, вряд ли стоит «выплескивать ребенка вместе с водой» и отказываться от климатической повестки, особенно в части энергосбережения. Рассуждения о том, что наши природные ресурсы безграничны, не помогут в реальной жизни, в которой тот же «Газпром» инвестирует десятки миллиардов долларов, идя за газом на Крайний Север. Эти средства можно было бы хотя бы частично сэкономить за счет энергоэффективных решений в потреблении газа у нас в стране. Никто не дал нам права разбазаривать ресурсы — с чем останутся наши потомки?

Конечно, нельзя и отрицать нашего права на особый путь в том, что именуется низкоуглеродным развитием. Оно определяется рядом факторов, и прежде всего размерами страны, в которой перевезти груз из Кубани на Сахалин — это не то же, что из Парижа в Марсель. Расстояния и энергозатраты другие. Другой уровень энергозатрат связан и с нашим климатом, в котором на обогрев тратится гораздо больше топлива, чем в той же Европе. Наконец, есть структура экономики и то место, которая наша страна пока занимает в международном разделении труда. Добыча ресурсов и производство продукции «первого передела» — занятия энергоемкие, но другие альтернативы мировой рынок нам вряд ли предложит в обозримом будущем. Тем более, что для перехода на новый тип экономики нужны длинные и дешевые деньги и доступ к лучшими мировым технологиям — и то, и другое нам закрыли санкции.

Эти санкции лишают нас доступного кредита, необходимого для выполнения обязательств по Парижскому соглашению. Россия изначально поставлена в худшие по сравнению с другими развитыми странами условия при том же типе принятых обязательств. Так что самое время задуматься над новой ситуацией и проанализировать те возможности, которые она предоставляет.

Во-первых, обольщаться перспективой распада Парижского соглашения после выхода США вряд ли стоит. «Эффекта домино» с массовым выходом других стран из Соглашения не произойдет — этого не произошло даже в 2001 году, с выходом Штатов из Киотского протокола. Хотя тогда, когда Буш-младший озвучивал свое решение, Протокол еще не вступил в действие. Сейчас по вполне понятным причинам задний ход еще более проблематичен.

Во-вторых: а что предлагается взамен? В тех же США озвучивались две альтернативы: «перепереговорить» Парижское соглашение на лучших для Америки условиях или заключить новое соглашение, опять-таки на условиях, выгодных Штатам. Оба сценария дают России определенные шансы улучшить свои позиции по классической схеме дзюдо, за счет усилий партнера. Хеджируя свои риски в потенциальном переговорном процессе, США могут сработать и в нашу пользу, поскольку характер рисков обеих стран в Соглашении примерно одинаков. Это, кстати, ясно руководству нашей страны: на Санкт-Петербургском экономическом форуме Президент РФ Владимир Путин отнесся к решению американской администрации «с пониманием», отдавая должное аргументации, базирующейся на экономических интересах.

Эта ситуация с возможной перекройкой формата Парижского соглашения в самом деле уникальна: она может дать шанс на изменение целого ряда параметров Соглашения. Например, цели документа — снятие привязки к температурным показателям, создающей впечатление того, что человечество действительно способно регулировать температуру на планете. Или изменение характера национальных обязательств (в качестве варианта — снятие для России абсолютных национальных лимитов на выбросы, ставящее нас в равное положение, например, с Китаем по правам на суверенное экономическое развитие). Кстати, именно эту возможность усмотрел для Турции Эрдоган, который на последней «Большой Двадцатке» заявил о том, что его страна готова вступить в Соглашение только на условиях относительных обязательств — без абсолютных национальных лимитов.

Неплохим бонусом стало бы принятие условий международной торговли сокращениями выбросов, гарантирующих России роль продавца, желательно — с конкретными объемами продаж сокращений. И, наконец, нужен адекватный учет поглощений парниковых газов лесами России. На протяжении последних лет этот вклад оценивался в размере 0,5 млрд тонн СО₂-эквивалента (при национальных выбросах в размере 2,6 млрд тонн, что делает Россию крупным нетто-эмиттером парниковых газов). Вместе с тем в последние годы в мире был проделан ряд работ, в которых поглотительный потенциал России оценивается во много раз выше, выводя Россию в разряд стран — нетто-поглотителей парниковых газов. Оценки такого рода содержатся в международных исследованиях, проводившихся в:

— IIASA (Международный институт прикладного системного анализа, Лаксенбург, Австрия, оценка — 2,4 млрд тонн)

— NIES (Национальный институт окружающей среды, Цукуба, Япония, оценка — 2,1 млрд тонн);

— Амстердамском университете (оценка — 2,6−3,0 млрд тонн);

— Лаборатории Климата и Экологии (Centred'Etudes-OrmedesMerisiers, Франция, оценка — 2,6 млрд тонн).

И это — только по лесам, не считая других компонентов биосферы: болот, лугов, заброшенных пашен и др., которые увеличивают объем поглощения еще процентов на 20. Тем самым создалась реальная возможность пересчета нетто-выбросов России, которые могут быть оценены либо как отрицательная, либо как близкая к нулю величина. Это, в свою очередь, дает России шанс полного хеджирования рисков, связанных с потенциальной ратификацией Парижского соглашения. Причем речь идет не только о первом периоде обязательств, которые Россией принятых на уровне 70−75% от показателей выбросов 1990 года, но и об обязательствах последующих периодов, повышение «амбициозности» которых предусмотрено каждые пять лет. При корректной оценке вклада отечественных лесов России можно будет не опасаться негативного эффекта для экономики от новых «повышенных» обязательств в рамках Соглашения. Даже такой катастрофический для нашего ТЭК сценарий обязательств, как 50% от уровня 1990 года, будет несложной задачей при доказанных выбросах России не выше 10−15% от уровня 1990 года.

Такой поворот событий сразу делает Россию ведущим продавцом национальных сокращений выбросов в рамках механизма торговли национальными сокращениями, предусмотренного п. 6.2 Парижского соглашения. «Резерв» квот на продажу на ближайшие 12 лет (до 2030 г.) может составить до 20−25 млрд тонн СО₂-экв., что даже при такой низкой прогнозной цене, как $10 за 1 тонну, может дать стране доход в размере до $250 млрд.

Одновременно практически до нуля сводится риск финансовых потерь России в случае введения глобального углеродного налога, спекуляции по поводу постоянно возникают на переговорах в рамках ООН и «Большой Двадцатки» и являются предметом исключительной озабоченности российского бизнеса. При нетто-выбросах, близких к нулю, объект обложения новым налогом практически отсутствует.

Еще одной политической альтернативой может стать тактика так называемого «совместного выполнения» Парижского соглашения, в котором российские квоты на выброс могут пойти в зачет одной из ведущих стран-эмиттеров, испытывающей трудности с выполнением своих обязательств в рамках Соглашения. Таким партнером может стать, например, Япония, а в перспективе — Китай (в случае принятия им в будущем обязательств по абсолютному ограничению выбросов).

Все эти новые возможности полностью меняют наше представление об актуальности рисков Парижского соглашения и одновременно создают России небывалую свободу маневра по вопросам участия в данной конструкции. Кроме того, Россия получает новую роль востребованного партнера, как обладательница дефицитного нового актива в виде квот на сокращение выбросов.

Позиции по всем перечисленным вопросам России предстоит разработать, а власти — оценить падающие ей в руки возможности политической игры. Но даже если эта игра будет выиграна на всех площадках (что вряд ли), тем не менее хотелось бы не давать повода для иллюзий тем, кто надеется на полный отход нашей страны от тематики, связанной с климатом и энергоэффективностью. Продекларированная нашим руководством климатическая политика вряд ли будет свернута, и требования, такие, как инвентаризации парниковых газов для предприятий и регионов, сохранятся. Стратегический путь в пределах разумных для любой страны решений — это путь сбалансированного развития, то, что подразумевается под термином sustainable development (наш перевод «устойчивое развитие» — это вредный смысловой нонсенс). В его основе должен лежать разумный баланс приоритетов экологии, энергосбережения и социально-экономического развития. Именно к этому и следует стремиться, разрабатывая внутреннюю и внешнюю климатическую политику нашей страны.