Благая весть в полупустом зале
Довольно интересный театральный опыт мне посчастливилось получить пару недель назад в бывше-нынешней церкви лютеранской, что стоит на Кирочной улице в граде Петербурге. Вообще театры, как мы знаем, делятся на те, которым дают много денег, и они в меру возможности выполняют государственный, почти оборонный заказ, например, на воспроизводство «классики» (звания, позолота, бархат и прочие батманы) или «разрешённого авангарда» (с правильными лицами «настоящих борцов за искусство», которые не успели попасть в опалу и счастливы у госкормушки); есть те, которые умело продают пошлятину; а есть и те, которым привычно обходиться ковриками и недорогими наборами грима. Это скорее такой вариант…
Этому режиссёру не впервой репетировать и ставить в полузаброшенных заводских помещениях (нынче все они «арт-зоны» и «лофты»), играть спектакли в почтамтах, а то и вот в помещении «церкви»… Конечно, это не церковь основной христианской конфессии отечества, где своя строгая театральная деятельность, облачения, охранники, ценники и вечные ценности. Речь идёт о лютеранской церкви Аннекирхе… Строго говоря, там и так часто бывают выставки и концерты. Это почти культурный центр. Во многом в надежде собрать на восстановление и реставрацию. И это интересно, поскольку раньше здесь был кинотеатр и даже дискотека с игровыми автоматами… Что тут святотатство, а что нет? Но сама игра в спектакль в «бывшей» церкви делает это интересным вопросом.
Скажем сразу, что в самом спектакле только при огромном желании можно найти какое-то оскорбление чьих-то чувств. В спектакле нет обнаженного тела, разрывания или разрубания икон, ничего, что могло бы кого-то оскорбить… Хотя мы знаем, что для радикальных верующих оскорбительным может быть почти всё что угодно. Если на сцену вынести чёрный ящик, то всегда можно додумать, что в него такого оскорбительного положили…
В известном смысле это даже не спектакль и не «опера», как заявлено в программке, а просто чтение Евангелия под музыку (что очень ценно — импровизированную). Кружок чтецов и певцов. Тут и оперные, и актёрские, и прочие манеры работать с голосом и текстом… От «госпелов» и «спиричуэлс» до «хоралов» и «академического оперного вокала»… То есть с точки зрения любопытства к музыкальной составляющей стоит сходить. Виолончель, электроарфа, деревянные духовые, саксофон, валторна. Поскольку сами инструменты играть не умеют, то разумно упомянуть и музыкантов: Алина Ануфриенко, Кристина Казарян, Борис Лесной, Владимир Лучанский, Гоша Родин. Их старанием стало интересней медитировать о Писании в течение трёх часов. Понятно, что такого рода театральные работы не могут быть поставлены по заурядным текстам. Тут должно быть что-то великое, эпическое, священное… Некоторые пьески не защищены авторскими правами и находятся в свободном доступе. Почему бы не работать с ними? Одна из прошлых работ режиссёра была по тибетской «Книге Мёртвых». Тут сразу такой большой смысловой объём… Жизнь. Смерть. Бессмертие. Туда. Сюда… А Библия… Там есть и отцеубийство, и инцест, и антисемитизм, и наоборот… Уничтожение человечества потопом. Благие вести. Спаситель. Смысл истории человечества. Всё серьёзно.
По крайней мере эта акция в полуразрушенной (полувосстановленной?) церкви произвела на меня глубокое впечатление. Именно свой пограничностью. Это не богослужение, но это и не «традиционный» спектакль. Это что-то рождающееся (и тут же умирающее) прямо на глазах. Хотя многие зрители уходят после первого акта… И их можно понять. Как бы ничего не происходит. Кому интересно просто узнать благую весть? Конфликт, характер, перипетии, герои… Всё это вынесено за скобки. Понятно, что проект текуч и может именно этим интересен, он может меняться, вбирать новых людей, занимать какую-то нишу, трансформироваться, новые режиссёрские решения и погодные условия, всё может как-то меняться, меняться, меняться… Если вы придёте посмотреть сами, то увидите другую работу.
В основном «опера» представляла собой буквальное прочтение текста Евангелия от Луки с помощью приглашённых актёров. Иногда актёры ходили. Иногда стояли. Позже из разговора с одной из актрис я узнал, что были попытки введения хореографии на репетициях, но режиссёр отказался пока от этого. В основном все читали текст: кто-то с телефонов, кто-то из книг. Телефонов на всех не хватило. В этом монотонном, подчёркнуто стёртом чтении была какая-то «документальность», «док», «вербатим» на службе евангелизации. И в этом был парадокс. Священное Писание оказывается вполне документально скучным. Иногда фигурировал мегафон. В целом спектакль строился подчёркнуто бедно. Но при этом был буквально загромождён звуками, текстами, музыкой, пением… Проекцией картинок на стены. Ещё хранящие трещины. Разве что не снег в храме. Пауз почти не было. Кроме антракта, где можно было выйти из необогреваемой холодной церкви на ещё горячий последний воздух лета.
В этой театральности не было места «психологическому театру», «конфликту характеров», «петелькам и крючочкам» (как говорил небезызвестный Алексеев)… Что мы видим на сцене? Так называемый «постдраматический» театр, перформанс, ритуал, чёрт-те что… Остаётся открытым вопрос: чем он является для самих участников? Увы, с очевидностью заметно, что не тем же, чем для верующих в церквях, дацанах и так далее, — но тогда чем? Не заподозрить же актёров и актрис в том, что им просто важно оказаться на сцене в белых одеждах по любому поводу.
Ценность этой работы для меня в том, что спектакль вынуждает размышлять. Именно его «недоделанность», открытость, в чём-то почти черновой (как кажется) характер делает работу интересной. Словно бы можно просто выйти на сцену и прочитать «Слово Божье», чтобы все сидящие просветлели. И уверовали. Стали там ходить через ушко иголки, кормить хлебами, превращать воду в вино. Полувосстановленная церковь понравилась мне чуть ли не больше, чем роскошные и показательные соборы. И уж точно дорогие театры. В конце концов, там висели картины, не было охраны, показывали спектакли, играли импровизационную музыку, стоял биотуалет у входа. (Другого просто не было в неотремонтированном здании.) Считать ли это формой богослужения? Каждый мог решать сам.
Настоятель перед спектаклем рассказал, что когда-то лютеранская община была большой и могущественной. Я настолько стал цинично относится к вопросам веры… Но лучше театр, который называется театром, чем всё остальное.