Надо сказать, что на литературных вечерах я почти не бываю. Да и навык пить водку в печальных скверах в сиреневом воздухе лицемерно-холодного лета, замысловато шутить, ссылаясь на тайные цитаты, курить, курить, курить, правильно и изысканно нервничать, любить, носить пиджаки кожаные и замшевые, как-то всё это меня — увы — покинуло навсегда… Да и как говорить о стихах, ибо вещи это настолько личные и частные, это всё равно, что спорить о том, у кого на что должна быть аллергия, например. Или можно ли любить, кого хочешь, а не кого надо. Или о том, какой стиль лучше. Говорить о литературном процессе — чуть проще, тут проступают какие-то социологические, гендерные, поколенческие и прочие контуры. Интересно, что литературный процесс делают люди… Кто бы мог подумать. Одни становятся «издателями», другие «организаторами премий» (какая малость привлечь спонсорские деньги, и вспышки камер, а то и «идеологию»), третьи просто завсегдатаями всех объединений и конкурсов, четвёртые обивают пороги редакций толстых журналов, пятые спят, шестые шестерят, седьмые качают ногой… Поэты, которые пишут тексты и читают, давно потеряли шансы зарабатывать хоть что-то своей поэзией. Даже «хорошей». Хотя бы на квартиру в Москве. Разве что премии… Отдельная тема. А так. Скажите спасибо, что можно собираться в парках у памятников и курить. А то и уходить в кусты любоваться луной. И чувствовать себя «избранными». Спасибо. А поэзия, которая всегда вроде бы как есть рядом, а то и внутри, но найти её оказывается невозможно, как только переводишь на неё взгляд. И трагедия давно становится обыденностью. С маленьким тиражом. Но лучше процитируем.

congerdesign
Книга

И вдруг всё сошлось. Мы смотрели не отрываясь,

как выцветшие фрагменты занимают свои места —

и трюмо, и люстра, совсем такая, какой её описал Кавафис,

и флагом сигнальным — лёгкий платок у запачкавшегося рта.

Ватман, следящий серым зрачком из незапертого портфеля,

Неловкие сгибы коленей твоих под тонким моим плащом.

Тени, перебивающие друг друга. — Вся жизнь. — Вся эта неделя,

После которой так трудно поверить, что ничего не кончено, что будет что-то ещё.

REDioACTIVE
Люстра

Конечно, цитировать, по стихотворению (особенно любовному) — хамство, стихи, такого рода, вероятно стоит читать корзинами цветов, антологиями, собраниями сочинений, благо многие тексты автор публикует у себя на сайте. Я вот читал Кавафиса, но совсем не помню — как он описал люстру. Горела ли она? Скрипела ли она? Остаётся почесать затылок. Но это прекрасный повод перечитать. Это любовные стихи, прекрасно косноязычные, вполне традиционные до какой-то степени. Напряжение вполне ощутимо. Здесь даже есть пунктуация, которая в большинстве текстов книги опускается. Вообще эллипсис, умолчание, намёк, окольность — это, пожалуй, главное блюдо в этом меню. То есть это скорее полуфабрикат, который нужно доготовить. Такая поэтика настаивает на вглядывание в шум ветвей и листвы, словно бы это детская головоломка, где нужно отыскать птичку в кроне, пока она не улетела. Самое страшное здесь — прямое высказывание. Нужно говорить о другом… Чтобы говорить о самом важном. Или делать вид, что говоришь. Ещё одно стихотворение.

скажи пластмасса и я пластмасса

скажи лавина и я сойду

скажи мне слово для жарки мяса

скажи мне слово для сна в саду

я видел облако над серова

я видел радугу с крымских гор

я верю в бег без конца и крова

я верю в кровь и её узор

скажи мне слово и я ослаблю

узлы и мускулы, цель и цепь

о разрубающий саблей саблю

я видел свет на твоём лице

перелистнуть не хватило роста

пройти насквозь не хватило сил

скажи мне слово, чтоб стало просто

но так, как если я не просил

на карте память и пара чисел

вокруг цветная от слов вода

я верю в скорость, и я превысил,

а прав и не было никогда

tassilo111
Радуга в горах

Фонетика, движение души, дикции, мысли, частные и очень личные ассоциации, с претензией на метафизику, а, возможно, совершенно органичные для автора. И вероятно, что эти тексты какой-то очень важный для автора разговор с сами собой, не менее важный, чем шифрованные сообщения одного шпиона другому. И, может быть, для кого-то очень важен именно этот шифр. В этой спецслужбе — общаются так. За предательство и переход на сторону традиционалистов и неоклассиков — расстрел. Парадоксальность чтения поэзии (а по большому счёту чтения мира вообще) заключается в том, что смысл во многом вкладывается читателем, а филолог вообще вынужден любить текст как таковой, вполне любой (вспомним размышления об этом автора книги «Записи и выписки»)…

Придворный Демьян Бедный, Чикатило (который писал стихи), Джугашвили, Мандельштам, Пушкин (и его дядя), Овидий, Виталий Савин, Булгарин, Маяковский, Гомер, тридцать юношей прекрасных из литературного кружка «Лунный свет», пару трактористов из лито тридцатых годов (очень милые люди), профессора из литературного института, сам Элиот, выпускница с дневником, дембеля с альбомами, Джойс неповторимый, несколько диссидентов (уехали в Сорбонну и Оксфорд), ваш сосед по даче — отставник (пишет на пенсии о патриотизме), реперы и рокеры (порою крайне одарённые в своих текстах), шансонье с отрыжкой, Пригов, дюжина вундеркиндов, Имеряк Фолклёрович Анонимов, мириады сетевых творцов… Все в каком-то смысле очень интересные авторы, если найти правильный угол зрения. Обесценивать легко. У каждого есть свои основания для этого. Находить смысл и понимать — трудно, неблагодарно, скучно зачастую… Вот и мне надоело. Пора заканчивать и этот текст.

А стихи Ксении Чарыевой не лишены очарования. И ждут своих читателей на страницах, на сайтах, на волнах эфира по обе стороны вечности.