Что вскрыл на Ближнем Востоке катарский «гнойник»

Ближний Восток переживает критический момент. Рождаются и быстро рушатся тактические альянсы в конфигурациях, которые ранее трудно было себе представить. Буквально за сутки до начала катарского кризиса один из турецких политиков на ужине разговения заявлял, что «силы, действующие в регионе, намерены столкнуть лбами Турцию и Иран». Сейчас, говорит директор немецкого Центра исследований Афганистана Азиз Арианфар, «образуются два противоборствующих блока — Катар, Сирия, Турция, Иран, Ирак с одной стороны и Саудовская Аравия, Бахрейн, Египет — с другой».

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил, что «Анкара продолжит оказывать поддержку Катару». Эрдоган выставил требование, чтобы «Саудовская Аравия взяла на себя ответственность за примирение государств региона». Затем последовала террористическая атака на Тегеран, которую на первых порах власти сочли «незначительным эпизодом». Но когда ответственность за эти события взяла на себя ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), в Иране, который — по логике развития событий — обвинил во всем Саудовскую Аравию, поняли, что все может быть значительно серьезнее. Если считать, что в стране дали о себе знать так называемые «спящие ячейки» джихадистов, впервые с момента участия Тегерана в сирийском кризисе. И в прошлом Иран страдал от террористических актов, но в городах, а тем более столице они были редкостью. Это дает основания предполагать, что на иранском направлении готовится новый конфликт.

Настойчивое стремление Эрбиля провести 25 сентября референдум о независимости Иракского Курдистана обозначает повышение напряженности в регионе. Между Багдадом и Эрбилем налицо конфликт. Добавим к тому, что Турция и Иран также выразили несогласие с желанием иракских курдов провести референдум по независимости. Для Эрбиля может наступить сложный период. Согласно данным турецкой газеты Sabah, боевики Демократической партии Иранского Курдистана (KDPI) и Партии свободной жизни Курдистана (PJAK), «начали периодически атаковать Иран с малочисленных баз, расположенных в Ираке, что иногда приводит к смертельным столкновениям с силами безопасности».

В самом Северном Ираке существует фактор напряженности между курдами, арабами и туркменами. О своих правах заявили езиды — национальное меньшинство, жестоко пострадавшее от ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Их бойцы Сил народной мобилизации заявляют, что собираются обезопасить Синджар не только от джихадистов, но и вытеснить оттуда Рабочую партию Курдистана, а также курдскую самооборону пешмерга. В этой связи многие эксперты, пытающиеся уловить логику сложнейших процессов Ближнего Востока, ставят во главу угла то «энергетическую дипломатию», то конфликт между суннитами и шиитами, то территориальные, идеологические, политические, этнические проблемы, споры из-за природных ресурсов, геополитические амбиции лидеров некоторых региональных стран. И оказываются, по мнению одного турецкого исследователя, в «положении Ходжи Насреддина», который для того, чтобы связать свитер, посадил кусты, рассчитывая загонять в них проходящих мимо овец и собирать остающиеся на колючках клочки шерсти.

Но что в действительности сейчас происходит на Ближнем Востоке? Во-первых, наступает период «после «арабской весны», и игра проходит уже по другим правилам. Во-вторых, сама по себе история с Катаром не имела большого значения, если бы не вскрыла сложный геополитический «гнойник». Эксперты на Ближнем Востоке считают, что предпринятый Саудовской Аравией шаг по изоляции Дохи был разработан задолго до визита президента США Дональда Трампа в Саудовскую Аравию. Был ли к этому готов Вашингтон — вопрос открытый.

В-третьих, у мировой дипломатии, если судить по официальным заявлением глав внешнеполитических ведомств ведущих стран, существует проблема с диагностикой сложившейся ситуации и тактикой действий по выводу из кризиса. С одной стороны, звучат заявления о готовности принять участие в урегулировании конфликта. С другой, президент США Трамп подливает масла в огонь, продолжая обвинять Катар в финансировании терроризма. А министр иностранных дел ФРГ Зигмар Габриэль говорит, что «есть опасность перерастания» столкновения в войну. Канцлер Германии Ангела Меркель утверждает, что кризис невозможно разрешить, «если к разговору совершенно не будут привлечены определенные игроки — включая Катар, включая Турцию и включая Иран». Так она обозначает главных игроков в сложившейся геополитической интриге.

В-четвертых, ядро ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) перемещается из Сирии и Ирака на восток, в сторону Ирана и другие направления, подходя к границам государств Закавказья в ситуации, когда, по мнению турецкой газеты Daily Sabah, «Турция после «арабской весны» стала весьма хрупкой и открытой для вмешательств и манипуляций со стороны региональных и глобальных субъектов». Не случайно именно в этот момент многие американские аналитические центры (к примеру, центр Карнеги) стали выступать с докладами, в которых утверждается, что «на Южном Кавказе у США нет ни одного жизненно важного интереса», что этот регион может стать «убежищем для боевиков, направляющихся на Ближний Восток, чтобы присоединиться к конфликтам в Сирии или Ираке. Или тех, кто возвращается в Центральную Азию, а также на российский Северный Кавказ». Что же касается энергетической американской дипломатии, то, как выясняется, «значение энергетических ресурсов Каспия для региона и их влияние на него временами преувеличивали, что приводило к возникновению нереалистичных ожиданий», следовательно, «важно избегать этого в будущем».

К чему все это и кто ведет такую «игру»? Случайно ли страны Персидского залива в последние годы проявляют активный интерес к государствам Закавказья? Пока, считает Арианфар, мы видим «треугольник»: Иран поддерживает шиизм, Саудовская Аравия — ваххабизм, а Турция и Катар — «Братьев-мусульман» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Это три различных идеологических и политических течения в исламском мире, которые в той или иной степени используют государства как инструменты влияния на ситуацию на Ближнем Востоке, в арабском и исламском мире. Это продолжение или новая ступень в процессе дальнейшего переформатирования региона? И о каком регионе уже может идти речь?