Александр Горбаруков ИА REGNUM
На выборах в Голландии победила Турция

Этот день ожидали кто с нетерпением, а кто с опаской. Потому что Европа, европейское единство очень опасно вибрирует.

В конце января в немецком Кобленце состоялась конференция крайне правой фракции Европарламента «Европа наций и свобод». Там Марин Ле Пен, более чем реальный кандидат на кресло президента Франции, выразила уверенность, что «2017 год станет годом, когда проснётся континентальная Европа. Это уже не вопрос возможности, а вопрос времени». Эта азартная француженка, от имени национальных государств континента, фактически вызвала на дуэль брюссельских бюрократов. Чье управление привело к тому, что «народы Германии, Италии, Испании, все народы Европы подвергаются тирании». А на фоне успеха изоляционистов в Англии (Брекзит) и США (Трамп) в 2016 году это уже не эмоциональная уверенность, это вполне конкретный вызов. И первая схватка произошла в Голландии.

Голландия (Нидерланды) — это первая страна победившего и победоносного капитализма в истории Европы. Эта с XVI века парламентская республика столетиями была образцом развития как для Старого Света, так и для России. Домик царя Петра I, помещенный в каменный футляр, до сих пор бережно хранится в Заандаме.

Так что Нидерланды можно считать «матрицей» современной Европы. Поэтому в центре внимания политиков, аналитиков, журналистов, экспертов последних недель была фигура Герта Вилдерса, основателя и лидера «Партии Свободы». Оно и понятно, ведь вполне возможная победа евроскептика-радикала в «матрице современной Европы» была бы ментальным ударом по самому мировоззрению панъевропейского единства. Хотя все прекрасно понимали, что даже в случае победы стать главой правительства Вилдерс не имел шансов, поскольку все голландские партии-«тяжеловесы» отказались от самой возможности коалиции с ярыми националистами.

Но «свободовцы» не победили. По итогам голосования они заняли второе место, добавив в свой актив пять парламентских мандатов. Теперь их у Вилдерса двадцать. Победителем стал действующий голландский премьер Марк Рютте, хотя его «Народная партия за свободу и демократию» по итогам голосования потеряла восемь мест в парламенте. Как он теперь будет формировать правительство? Всего с тридцатью тремя мандатами и абсолютным провалом текущих партнеров по коалиции («Трудовая партия» получила всего 5,7% голосов, а это 29 мандатов — долой)? Это очень интересная интрига будущего…

Победу Рютте обеспечили турки. Точнее — антитурецкая акция, но все-равно турки. Утром 11 марта, за четыре дня до голосования, власти Голландии отозвали разрешение на посадку в стране самолета министра иностранных дел Турции Мевлюту Чавушоглу, а вечером не пустили турецкого министра по делам семьи и социальной политике Фатму Кайю на территорию турецкого консульства в Роттердаме. Женщину остановили и развернули в 30 метрах от здания. Турки возмутились, но их демонстрация была разогнана с помощью конной полиции, водометов и собак — в общем толерантно, демократично, по-европейски.

Возникает два вопроса: зачем Эрдоган отправил министров в Голландию именно в канун выборов? И почему голландцы так жестко и демонстративно подавили турецкий протест?

С Турцией все понятно: 16 апреля там референдум по 18-ти поправкам в Конституцию, которые превращают Эрдогана из ординарного президента парламентской республики в авторитарного Президента с функциями премьер-министра. То есть — диктатора. Для победы на таком референдуме необходима мобилизация населения. Ради агитации турецкой диаспоры в Голландию, собственно, и ехали Чавушогду да Фатима Кайя. А что лучше мобилизует избирателей, чем определение «образа врага»? Теперь он создан: это Евросоюз, который «своими действиями «вне дипломатии, закона, этикета» воскресил ментальность крестоносцев» (газета «Sabah», Турция). И, особенно, власти Голландии, которые «не понимают ни политики, ни международной дипломатии. Они являются последователями нацистов, они фашисты» (Реджеп Эрдоган, президент Турции).

А вот зачем это надо было Рютте — ответ на этот вопрос могут дать предвыборные опросы. Требование «сильной руки», жесткости по отношению к мигрантам вообще и афро-азиатам в частности — это, безусловно, восходящий тренд в общественном мнении «урожденных европейцев». И «роттердамским разгоном» Рютте, глава исполнительной власти Нидерландов, попытался войти в клуб брутальных и мускулистых «мачо от политики», типа Путина, Трампа или того же Эрдогана. И результат не заставил себя ждать.

За три дня до выборов Рютте шел всего «на полноздри» впереди Вилдерса. Опросы обещали ему 24 места в парламенте. Но на следующий день прогнозы выросли до 27-ми, а спустя еще сутки — до 29-ти мест. В день выборов экзит-полл предположил 31 мандат в кармане Рютте, а по итогам голосования он получил их ТРИДЦАТЬ ТРИ. Рост избирательных симпатий за три дня без малого на ЧЕТВЕРТЬ! Фантастика!!! Причем он явно оттянул на себя часть симпатиков Вилдерса: тому опросы отдавали 24 мандата, а через два дня, по итогам он получил их всего двадцать…

Если результаты политической акции равнозначно выгодны ее участникам, то вполне логично предположить ее согласованность между лидерами. В данном случае — между Рютте и Эрдоганом. Меня, конечно, могут упрекнуть в конспирологии, но я не против: conspiratio по латыни это и есть «согласие», «тайное соглашение».

Результат работы мозгового центра штаба Рютте следует признать технически безупречным, но последствия могут быть неприятными и для самого победителя, и для «урожденных голландцев». Второе премьерство Рютте проходило в комфортных условиях «короткой коалиции», состоявшей всего из двух партий. Нынешняя правящая коалиция будет куда более «длинной» и состоять не менее чем из пяти трудноуправляемых партий. И жизнь им осложнит молодая, но бурно ворвавшаяся в парламент, маленькая (всего три мандата), но крикливая партия «DENK» этнических турок Тунахана Кузу и Селчука Озтюрка. Ее уже сейчас называют «турецко-марокканской партией». То есть впервые в парламентское поле европейской страны вошла этно-конфессиональная политическая сила, которая, скорее всего, станет центром кристаллизации мусульманского протеста, а может быть — и европейско-мигрантского противостояния. И уж им-то внешняя поддержка, во всяком случае турецкая, обеспечена. Или кто-то сомневается?

Но, что бы то ни было, голландскую схватку евроскептики проиграли. Интеграторы из Брюсселя облегчено вздохнули, но это облегчение ненадолго — на электоральном горизонте маячит Франция. 15 марта должно было произойти еще одно знаковое событие. Французское правосудие решало: предъявлять ли кандидату в президенты от республиканской партии Франсуа Фийону обвинение в растрате государственных средств (платил зарплату из своих депутатских фондов жене и детям). «Ради спокойствия» (так в газетах) действо было перенесено на сутки ранее, и с 14 марта кандидат в президенты Франции Франсуа Фийон находится в статусе обвиняемого.

Если бы судебные следователи этого не сделали, то уже сегодня Фийона можно было бы с уверенностью назвать будущим президентом. Кандидат от республиканцев неоднократно называл правовую охоту на себя «политическим убийством». Но люди не любят покойников, но с трепетом относятся к воскресшим: Лжедмитрий это доказал русским, а Иисус Христос — всему человечеству. Снятие обвинений с Фийона дало бы неимоверный позитивный импульс его президентской кампании, и победа в ней стала бы вопросом не принципа, а времени.

Но «воскрешения» не произошло, и его шансы на Елисейский дворец становятся совсем призрачными. Шансов нет, а избиратели есть!

Во Франции есть правило: каждый кандидат в президенты должен представить в Конституционный совет 500 подписей «избираемых должностных лиц» (elected officials, всего их, по стране и заморским департаментам, 45 543) с поддержкой выдвижения. На этих выборах термин сбора таких подписей — с 25 февраля по 17 марта.

Так вот, хотя на Фийона и ведется охота, он предоставил 2 953 таких подписей (на 14 марта). Это больше, чем у нынешних лидеров избирательной гонки ВМЕСТЕ ВЗЯТЫХ (Марин Ле Пен — 618, Эммануэль Макрон — 1 548). Причем «охота на Фийона» не повлияла на настроения elected officials. За период с 10 по 14 марта он набрал 842 подписи (Ле Пен — 41, Макрон — 282). А это означает, что Фийон по-прежнему остается фаворитом управленческой касты государства.

Это, во-первых. Во-вторых, у Фийона есть клад, который в политтехнологии называется «ядерный электорат». То есть группа избирателей, которые всегда проголосуют за «своего» кандидата и никогда не проголосуют за того, кто «их» кандидата «подвинул». И «ядерный электорат» у Фийона мощный. Хотя его «убивают» уже с начала года, по опросам он остается на третьем месте с результатом 18,5−19% (в декабре 2016-го — 27−29%). С конца февраля этот результат не меняется, а это означает, что «сопутствующие» уже отсеялись, остались именно «ядерные».

Поэтому возникает естественный вопрос, к кому перетечет электорат Фийона, если он все-таки будет «убит» французской Фемидой?

Именно Макрон «подвинул» Фийона. А это означает, что приверженцы республиканца либо не придут на голосование, либо проголосуют за того, кто по своим принципам близок к «их» кандидату. Повторюсь, наиболее быстро растущие запросы нынешних европейцев — это даже не путинофобия, а евроскептицизм и противодействие миграционному потоку. А в этой области республиканцу Фийону ближе всего радикал Ле Пен. И именно к ней стоит ожидать перетекание немалой части приверженцев Франсуа Фийона. Макрону на них рассчитывать явно не стоит.

После выборов в Голландии значительная часть европейского экспертного сообщества взорвалась радужными оценками о «кризисе популизма» и что «англо-американские штучки» в континентальной Европе не пройдут. Но поскольку проблемы не исчезли даже перед лицом брутальности Рютте, а электорат — народ капризный, то и прогнозы о неизбежности проигрыша Марин во втором туре Эммануэлю Макрону кажутся, скорее, болезненным желанием, а не рациональным анализом.