49 дней без еды, которые потрясли мир: одиссея команды Зиганшина
Сложно сказать, как бы развивались мировые события в период обострения холодной войны СССР и США, если бы не обыкновенное разгильдяйство командования Тихоокеанского флота СССР, которое в марте 1960 года не позаботилось о безопасности экипажа самоходной баржи «Т-36». Героизм и стойкость, проявленные командой младшего сержанта Асхата Зиганшина в экстремальных условиях, поразили весь мир. Он, а также рядовые Филипп Поплавский, Иван Федотов и Анатолий Крючковский — были награждены орденами Красного Знамени, а министр обороны Родион Малиновский лично вручил им именные штурманские часы с напутствием: «Чтобы больше не блуждали». Сам Эрнест Хемингуэй прислал героям телеграмму.
Нынешнее поколение вряд ли знает, чем прославились эти четверо обычных солдат. Но тогда, в 60-х, советские мальчишки варили и ели кирзовые сапоги, подражая героям, весело распевая: «Зиганшин буги, Зиганшин рок! Зиганшин съел второй сапог!». Весной 1960 года это имя потеснило с первых полос мировой прессы новости космической и ядерной эпохи. О четырех парнях с Дальнего Востока говорили, что они стали популярнее ливерпульского квартета.
Хрущев и космос
В 1960 году отношения между СССР и США снова ухудшились. Советский Союз в лице советского вождя Никиты Хрущева пугал мировую общественность непредсказуемой внешней политикой, подкрепленной стучанием туфлей по столу на заседании Генеральной Ассамблеи ООН и фразами типа «Мы вас похороним». Известно, что 2 января 1960 года Хрущев вызвал ведущих разработчиков ракетной техники, и, тыча пальцем в конструктора Королева, произнес: «С боевыми ракетами справились. Теперь, Сергей Павлович, будем вам драть задницу за космос». Хрущев спешил. Еще в 1957 году запуск первого спутника впервые в истории воплотил его любимый лозунг: «Догнать и перегнать Америку», но, по данным разведки, США уже вот-вот планировали запустить в космос человека. Так что в начале 1960-го года всё, кроме ракетной техники, советскому лидеру казалось второстепенным.
Т-36, шторм и глобальная политика
Молодого деревенского паренька из Самарской области Асхата Зиганшина техника привлекала с детства. До армии он окончил сельскохозяйственное училище, курсы трактористов-машинистов широкого профиля. Работа в поле ему очень нравилась. Но когда пришло время — попал по распределению в бронетанковые войска, где готовили старшин-рулевых. Начинающим моряком (хоть и в солдатской одежде) стал после учебы в Южно-Сахалинске на судоводителя. Получив звание младшего сержанта, прибыл нести службу в инженерно-строительных войсках на Курилах.
Десантный катер Т-36, которым был приставлен командовать Асхат Зиганшин, не был предназначен для плавания в открытом океане: его использовали как морской грузовик, которому даже не присвоили имя. Членами экипажа этой вспомогательной посудины были простые стройбатовцы, приписанные к расположенной на острове пограничной заставе. Задача команды заключалась в доставке продуктов и боеприпасов с больших судов, которые не могли бросить якорь у скалистого берега острова Итуруп.
К середине января 1960 года навигация там уже закончилась и почти все баржи были подняты на берег на зимнюю стоянку и ремонт. Но в тот день, 17 января, должен был прийти рефрижератор с мясом, и специально для его разгрузки на воду были спущены две баржи: Т-36 и Т-97. Вышли на рейд, привязались к «бочке» и стали ждать пароход. Но не дождались — нагрянул ураган. О надвигающемся тайфуне экипаж никто не предупредил. Положенным по уставу 10-суточным пайком военных тоже не обеспечили.
«Обычно на барже был запас продуктов — галеты, сахар, чай, тушенка, сгущенка, мешок картошки, но мы готовились к зимовке и все перенесли в казарму. Хотя по правилам на борту полагалось держать НЗ на десять суток», — вспоминает Зиганшин.
Из донесения начальнику штаба Тихоокеанского флота:
«17 января 1960 года в 09:00 по местному времени в результате сильного шторма со швартовки в заливе острова Итуруп была сорвана самоходная баржа «Т-36». Связь с судном отсутствует. На борту экипаж в составе: младший сержант Асхат Зиганшин, рядовые Филипп Поплавский, Иван Федотов и Анатолий Крючковский».
Последняя полученная радиограмма с баржи была следующей: «Терпим бедствие, к берегу подойти не можем». Борьба со стихией оказалась неравной. Ветер достигал 60 метров в секунду, а тайфун гнал на остров волны пятнадцатиметровой высоты. Удар одной из них пришелся в рубку и разбил радиостанцию. Так на Курилах началась одна из самых громких одиссей XX века. Экипаж трижды пытался выбросить баржу на берег, но всякий раз ее несло прямо на скалы. Одна из таких безуспешных попыток окончилась пробоиной. У берега волна поднялась стеной, и с высоты пятиэтажного дома швырнула судно на камни. Экипажу чудом удалось избежать катастрофы. К 20:00 небольшое судно вынесло в открытый океан. Команда по два человека разместилась на дизелях, и грелась, не теряя надежды. Ни у кого даже мысли не возникло бросить казенное имущество (баржу) на произвол судьбы, и попробовать добраться до берега при помощи подручных средств. Солдаты верили, что их, как и челюскинцев, страна не оставит в беде.
Когда ветер чуть стих, взвод солдат прочесал берег. Были обнаружены обломки сметенного с палубы бочонка для питьевой воды и доски, на которых четко читалась надпись «Т-36». Путая фамилии и имена, командование ТОФ поспешило разослать родственникам «пропавших» телеграммы с уведомлением об их гибели. Ни один самолет и корабль не был направлен в район бедствия. До сих пор открыто не говорилось, что причиной тому были не погодные условия, а совсем иные обстоятельства: в судьбу четверки солдат вмешалась глобальная политика.
«Военная тайна»
Солдаты из четверки Зиганшина долгое время были убеждены, что к ним никто не пришел на помощь из-за непогоды. Но, оказывается, несмотря на шторм и туман, район бедствия баржи «Т-36» кишел судами, но в их боевом задании поиск пропавших без вести не значился. Их интересовало только предстоящее испытание секретной боеголовки. Для остальных кораблей район предполагаемой траектории полета и падения ракеты был закрыт.
Тем временем экипаж баржи «Т-36» продолжал надеяться на лучшее и бороться за жизнь — свою и судна. Приходилось постоянно скалывать намерзающий лед: моряки надеялись, что очередной вал не опрокинет плоскодонное речное судно.
Спустя несколько дней Зиганшин нашел газету «Красная Звезда», а в ней — заметку о проведении ракетных испытаний баллистических ракет для запусков тяжелых спутников Земли и межпланетных полетов в квадрате, куда несло маленькое судно. Первые запуски должны были состояться ориентировочно с 15 января по 15 февраля. И только военным специалистам было известно, что баллистические ракеты, о которых говорилось в сообщении ТАСС, предназначены не для спутников, а для нового межконтинентального носителя ядерного оружия. Осознав важность статьи, экипаж баржи понял, что им надо продержаться до марта. Они решили экономить и так мизерный запас еды.
«Страха мы не испытывали, нет. Все силы бросили на откачку воды из машинного отделения. С помощью домкрата залатали пробоину, устранили течь. Утром, когда рассвело, первым делом проверили, что у нас с едой. Буханка хлеба, немного гороха и пшена, ведро перемазанной мазутом картошки, банка с жиром. Плюс пара пачек «Беломора» и три коробка спичек. Вот и все богатство. Пятилитровый бачок с питьевой водой разбился в шторм, пили техническую, предназначенную для охлаждения дизелей. Она была ржавая, но главное — пресная!», — вспоминает Зиганшин.
20 января боевая ракета «Р-7», сконструированная Королёвым, стартовала с полигона «Тюра-Там». Ее головная часть успешно приводнилась в Тихом океане. Падение боеголовки зафиксировали и ракету немедленно приняли на вооружение.
«Каша из Топора»: один сапог да три спички
Для экипажа баржи «Т-36» тянулись мучительные недели дрейфа. К тому же судно оттаяло и дало течь. За терпящими бедствие неотступно следовали акулы, как будто чувствовали, что люди обречены. Но сами солдаты так не думали. Они продолжали выживать. Последнюю картофелину команда съела 24 февраля. Асхат Зиганшин как заправский Робинзон Крузо проявил чудеса смекалки и изворотливости. Именно он додумался, как можно употребить в пищу такие вроде бы несъедобные вещи как сапоги, ремни и гармошку. Спустя годы на вопрос, какая она на вкус — кожа кирзовых сапог, Крючковский отвечал: «Очень горькая, с неприятным запахом. Да разве тогда до вкуса было? Хотелось только одного: обмануть желудок». А Асхат Зиганшин почти через 50 лет говорил, что помнит этот вкус до сих пор.
«Пока могли шевелиться, пробовали ловить рыбу. Точили крючки, мастерили примитивные снасти… Но океан бушевал почти без перерыва, за все время ни разу не клюнуло. Какая дура полезет на ржавый гвоздь? А мы и медузу съели бы, если бы вытащили. <…> К тому времени мы уже съели ремешок от часов, кожаный пояс от брюк, взялись за кирзовые сапоги. Разрезали голенище на кусочки, долго кипятили в океанской воде, вместо дров используя кранцы, автомобильные покрышки, прикованные цепями к бортам. Когда кирза чуть размякала, начинали жевать ее, чтобы хоть чем-то живот набить. Иногда обжаривали на сковородке с техническим маслом. Получалось что-то вроде чипсов. А куда деваться? Обнаружили кожу под клавишами гармошки, маленькие кружочки хрома. Тоже съели. Я предложил: «Давайте, ребята, считать это мясом высшего сорта…». Поразительно, но даже расстройствами желудка не маялись. Молодые организмы все переваривали!» — вспоминает Зиганшин.
Поразительно, а может быть, и естественно, но ни паники, ни драк, даже ссор среди экипажа не было — поддерживали друг друга, как могли. Пока была цела гармошка, Филипп Поплавский даже иногда играл на ней.
Последние дни дрейфа были очень тревожными. У моряков оставалось полчайника пресной воды, один сапог да три спички. Они понимали, что с такими запасами могли бы протянуть не более пары суток. Когда их спасли, весили они не больше 40 килограммов, каждый потерял в весе как минимум по 30 килограммов.
Вражеское спасение
На 49 сутки дрейфа на маленьком суденышке ничего, кроме кожи и мыла, мореплаватели не ели уже двенадцатый день. От бессилия они почти не двигались, и решили было написать предсмертную записку с именами, но вдруг услышали шум вертолета. К тому моменту узники баржи уже страдали от галлюцинаций, но звук нарастал. Из последних сил они выползли из трюма на палубу.
В интервью «Российской газете» Заганшин очень подробно описал этот момент.
«7 марта услышали какой-то шум снаружи. Сначала решили: опять галлюцинации. Но не могли же они начаться одновременно у четверых? С трудом выбрались на палубу. Смотрим — над головами кружат самолеты. Набросали на воду сигнальных ракет, пометили район. Потом вместо самолетов появились два вертолета. Спустились низко-низко, кажется, рукой дотянуться можно. Тут уже мы окончательно поверили, что мучениям конец, помощь пришла. Стоим, обнявшись, поддерживаем друг друга.
Из люков высунулись пилоты, сбросили веревочные трапы, показывают знаками, как подниматься, что-то кричат нам, а мы ждем, когда кто-нибудь спустится на баржу, и я как командир поставлю свои условия: «Дайте продукты, топливо, карты, и мы сами домой доберемся». Так и переглядывались: они — сверху, мы — снизу. Вертолеты повисели-повисели, топливо кончилось, они улетели. Их сменили другие. Картина та же: американцы не спускаются, мы не поднимаемся. Смотрим, авианосец, с которого вертолеты взлетели, разворачивается и начинает удаляться. И вертолеты следом. Может, американцы подумали, что русским нравится болтаться посередине океана? В этот момент мы по-настоящему струхнули», — вспоминает Зиганшин.
Спасителями оказались моряки американского флота USS Kearsarge, следовавшего из Японии в Калифорнию.
К тому моменту, когда советские солдаты все-же решились подняться на борт авианосца, они были измождены настолько, что даже не могли сами передвигаться. Зиганшин и тут помог товарищам, предупредив, чтобы не ели много из предложенной еды.
«Налили по миске бульона, дали хлеб. Мы взяли по небольшому кусочку. Показывают: берите еще, не стесняйтесь. Но я парней сразу предупредил: хорошего — понемногу, поскольку знал, что с голодухи нельзя обжираться, это плохо заканчивается. Все-таки вырос в Поволжье в послевоенное время», — отмечает Заганшин.
Позже корабельные медики установили, что всем четверым жить на барже оставалось от силы сутки. Желудков у них практически не осталось. Американские моряки удивлялись, откуда у ребят нашлись силы, и как они догадались сразу отказаться от добавки еды. А тогда, в душе, куда Заганшин отправился после скромной трапезы, его силы закончились, командир потерял сознание и очнулся только спустя трое суток в лазарете. На борту авианосца спасенные думали больше не о себе, а о барже — в те времена потеря вверенного им социалистического имущества не поощрялась. Даже пытались договориться, чтобы перегнать баржу следом. Советское судно практически сразу было уничтожено, но, чтобы не волновать солдат, американцы пообещали, что за судном придет другой корабль.
Зиганшина еще долго беспокоила мысль о том, что советских военных подобрали враги, и как теперь они смогут вернуться на Родину? Правда, несмотря на непримиримые идеологические разногласия, экипаж американского авианосца заботился, выхаживал четырех «мореплавателей», даже командир авианосца ежедневно справлялся об их здоровье. И под наблюдением медиков спасенные быстро шли на поправку.
«Очнулся через три дня. Первым делом поинтересовался, что с баржей. Санитар, присматривавший за нами в корабельном лазарете, лишь плечами пожал. Тут у меня настроение и упало. Да, здорово, что живы, но кого мы обязаны благодарить за спасение? Американцев! Если не злейших врагов, уж точно не друзей. Отношения у СССР и США в тот момент были не ахти. Холодная война! Словом, впервые за все время я откровенно сдрейфил. На барже так не боялся, как на американском авианосце. Остерегался провокаций, опасался, что нас в Штатах оставят, не разрешат вернуться домой. А если отпустят, что ждет в России? Не обвинят ли в измене Родине? Я же советский солдат, комсомолец и вдруг попал в пасть акулам мирового империализма… Сказать по совести, американцы относились к нам исключительно хорошо, даже специально вареники с творогом сварили, о которых мы мечтали на барже. Коком на авианосце служил потомок эмигрантов с западной Украины, он знал толк в национальной кухне… И все же в первые дни после спасения я всерьез подумывал о самоубийстве, примерялся к иллюминатору, хотел выброситься. Или на трубе повеситься», — вспоминает Зиганшин.
Через неделю, когда команда баржи могла уже самостоятельно передвигаться, на борту авианосца была организована пресс-конференция. Советских журналистов на нее не пустили. Правительство США предложило политическое убежище, но командир Асхат Зиганшин ответил, что возвращаться на Родину он не боится.
На следующий день четверку спасенных принимало советское консульство в Сан-Франциско. Солдатам зачитали приветственную телеграмму Хрущева. Тот благодарил экипаж баржи «Т-36» в связи с их героическим поведением во время 49-дневного дрейфа в Тихом океане. Но советские СМИ давать информацию не спешили. Америка уже неделю чествовала советских солдат как героев, а газета «Правда» только спустя неделю вскользь упомянула о подвиге советских солдат в океане.
«Что я нашелся, не погиб и не пропал без вести, в марте 60-го родные услышали по «Голосу Америки». Точнее, не они сами, а соседи прибежали и сказали, мол, про вашего Витьку по радио передают. Асхатом меня звали только домашние, а остальные именовали Виктором. И на улице, и в школе, и потом в армии», — пояснил Заганшин.
В советском консульстве экипаж баржи «Т-36» сменил американскую форму на элегантные костюмы. Героям выдали по 100 долларов и повезли по магазинам…
Через несколько дней, когда команда баржи покидала Сан-Франциско, оглянулись на бухту. Командир авианосца USS Kearsarge выстроил на верхней палубе весь экипаж корабля. Военные моряки двух держав, готовые уничтожить друг друга в ядерной схватке, теперь понимали друг друга без слов», — скажет в своем фильме Роман Газенко «Их могли не спасти. Узники Курильского квадрата».
Бум вокруг тихоокеанского дрейфа
Подвиг советских солдат почти на год (до полета в космос Юрия Гагарина) вытеснил с первых полос мировой прессы новости космической и ядерной эпохи. Одиссея команды Асхата Зиганшина продолжилась на легендарном океанском лайнере Queen Mary. Это путешествие стало кругосветным. Затем солдаты вернулись дослуживать на Курилах, а в океан больше не выходили. Ежедневно сыпались приглашения выступить с рассказами о дрейфе баржи «Т-36». Герои даже не подозревали, что главная их заслуга не в том, что выжили, а в том, что вернулись на Родину. Страна нуждалась в героях, и про отважную четверку спешно сняли художественный фильм «49 дней» (режиссёр Генрих Габай).
Кстати, «49 дней» было первым стихотворением Владимира Высоцкого, которому суждено было стать песней.
«Отец ни в коем случае не хотел как-то умалить героизм и мужество этих простых пареньков. Просто эпический пафос, с которым события зачастую преподносились в средствах массовой информации, всегда вызывал у народа иронию. На самом деле даже в то время люди тихонько, осторожно, про себя посмеивались над пропагандой, над вождями и суровой действительностью. <…> Не случайно у нее подзаголовок — «Пособие для начинающих и законченных халтурщиков».
Да, друзья! Такое трудно забыть. Это было суровое и прекрасное время, когда страна нуждалась в героях. Надо было во что бы то ни стало, порой путем беспринципной лжи, превозносить духовные преимущества и достижения социализма. Обыкновенное разгильдяйство командования, как обычно, было прикрыто героизмом простых солдат. Потом об этом был снят фильм по сценарию мэтров советской прозы Юрия Бондарева, Владимира Тендрякова и Григория Бакланова. Кстати, режиссер фильма «49 дней», участник Великой Отечественной войны Генрих Габай в 1972 году, не в пример героям своего фильма, легкомысленно покинув социалистический рай, свинтил в загнивающую Америку», — отмечает Никита Высоцкий.
Дальнейшая судьба знаменитой четверки складывалась по-разному. Зиганшин с марта 1964 года по май 2005-го бороздил воды Финского залива. Сначала работал с пожарными, потом с водолазами. Федотов служил в речфлоте, плавал по Амуру. О том, что у него родился сын, Иван узнал, когда их американский авианосец подобрал. Вернувшись в Москву и получив отпуск, сразу рванул на Дальний Восток, к семье. Поплавский, окончив училище в Ломоносове, никуда уезжать не стал, там и осел навсегда. Участвовал в экспедициях в Средиземном море, Атлантике, вел наблюдение за космическими аппаратами.
«Он, как и Федотов, к сожалению, уже умер. Остались мы с Крючковским», — сожалеет Зиганшин. В прошлом году, несмотря на почтенный возраст, он все еще работал — сторожем на лодочной станции.
«Живу с дочкой и внуком Димой. Жену Раю похоронил <…> С Крючковским иногда созваниваемся, стариковскими новостями обмениваемся», — рассказывал он в 2015 году «Российской газете». О политике с армейским товарищем Зиганшин предпочитает не говорить:
«Была одна страна, которую развалили. Теперь вот на Украине война… Когда-нибудь она закончится, только, боюсь, нам не дожить».
О том, что с ним приключилось в далеком 1960 году, иногда сожалеет:
«Если бы тогда нас не унесло в море, после службы вернулся бы я в родную Шенталу и продолжал бы работать трактористом. Именно тот шторм сделал из меня моряка, всю жизнь перевернул…»
Справка:
Технические данные самоходной баржи «Т-36»:
Длина — 17,3 м;
Ширина — 3,6 м;
Осадка — 1,2 м;
Водоизмещение — 100 тонн;
Силовая установка — два дизеля;
Скорость — 9 узлов