«Больше бургеров — больше демократии!»
Философия знает различение «знака» и «символа». Символ — не есть обозначение какого-то конкретного предмета. Его буквальное значение не несёт особой ценности. Однако символ открывает для нас некоторую огромную сложную область, с ним связанную. Так, знак «Р» означает только парковку — и всё, а символ яблока может вызвать размышления о любви, греховном искушении и смерти.
В какой-то момент «Макдоналдс» перестал быть просто рестораном, к которому можно подходить с мерками здорового питания, дешевизны, качества ингредиентов. Он стал символом. Для мира — символом глобализации. Для России — символом новой постперестроечной реальности и её благ.
«Макдоналдс» вездесущ. Он есть и в Китае, и в Египте, и в Великобритании. Ресторан был открыт даже на печально известной базе Гуантанамо. Жители крупных городов, посещая регионы, удивляются: «Здесь нет «МакДака»! Это означает, что в данный провинциальный город ещё не дошла цивилизация (и не говорите, что жители «глубинки» так уж далеки от подобных оценок). «Индекс Биг-Мака» стал показателем глобальной экономики. Пояснения, что гамбургер из «Макдоналдса» можно считать «универсальным слепком народного хозяйства», правдоподобны, но и не могут не вызывать двойственных чувств: кажется, что хозяйство это работает не на забегаловку быстрого питания, и потому должно измеряться иной меркой. Наконец, «Макдоналдс» стал целью бесчисленных условно «антиглобалистких» протестов и даже терактов.
К символике не стоит относиться как к чему-то случайному и маловажному. Она может ёмко показать нам как сущность того, что есть, так и образ того, что будет. Что поднимал на флаг Запад ещё в начале ХХ века? «Марсельезу», лозунги Великой французской революции — свободу, равенство и братство. Он был «просвещённым» Западом, взращивающим человеческую личность через образование, творчество и гражданственность.
Редьярд Киплинг во время поддержки Соединёнными Штатами борьбы испанских колоний за освобождение писал про «бремя белых»: необходимость нести в «отсталые» регионы культуру и цивилизацию. Конечно, уже в XIX веке «гуманитарные бомбардировки» и введение демократии «на штыках» оканчивалось установлением американского контроля, и поэта справедливо упрекали в высокомерии и даже расизме. Но ощущение некоей высшей миссии тогда ещё было не выхолощено, не превратилось в фарс. Сохранялся ещё пафос «сияющего града на холме», Нового Иерусалима, оплота человечества, ниспровергающего хаос и апокалипсис.
О живости этих символов свидетельствует и факт их признания окружающим миром. Лидеры освободительной борьбы в Южной Америке начала XIX века рассчитывали на помощь США и ориентировались на их внутреннее устройство (Боливар, заподозривший американцев в измене революционным идеалам, был всё-таки в меньшинстве). Удивительно, но даже великий Фидель Кастро вплоть до самого момента прихода к власти был отнюдь не коммунистом, а ярым сторонником идей отцов-основателей Соединённых Штатов. Очевидно, что не «бургеры» с усилителем вкуса вдохновляли его.
Государственные символы США наполнены отсылками к республиканскому Риму, с его активной гражданственностью. Но именно римская история даёт нам пример падения великого государства. Сторонник республики Брут убивает Юлия Цезаря, заподозрив того в желании узурпировать власть и восстановить царизм. Он выходит к народу и успокаивает его, адресуясь к идеалам свободы и гражданственности. Затем слово берёт соратник Цезаря — Марк Антоний. Он старается поднять граждан на восстание речами о благодеяниях убитого римского лидера. Однако финальным — и главным — его аргументом становится то, что Цезарь в завещании приказал выплатить каждому из присутствующих по 75 драхм. Характерно, что денег этих народ никогда не увидит.
С этого момента дорога Рима предопределена. Люди скинут с себя бремя гражданства, принятия решений и передадут его императору. Элита, получившая полную власть, устанет и станет мечтать о загородных усадьбах, дачах, домашнем хозяйстве, спокойной жизни себе в удовольствие. Даже Вергилий, которому было поручено написать главный имперский эпос, прославится в первую очередь благостными сценками пастушеской и сельской поэзии. Взгляд элиты будет устремлён назад, в «золотой век», необходимость прогресса станет лишь ненужным беспокойством. Всё это будет обречено на метания между тиранией и смутой. Так у Пушкина после расправы очередного элитного клана над Борисом Годуновым «народ молчит, народ безмолвствует». Однако не только граждане превратятся в мещан: власть имущие тоже «обмельчают». Нет ли в этой истории чего-то схожего с процессом развала СССР и предательства партии?..
В любом случае бургер, жуткого вида клоун и толстый американец как символы мирового господства — это совсем не то же, что «град на холме» и даже «бремя белых». Соединённым Штатам пришлось столкнуться с этой трансформацией на практике: попытка навязать миру «Новый мировой порядок» провалилась именно из-за того, что американский обыватель не готов диктовать миру свою (или чью-то ещё) волю. Рим невозможен без гражданственности. Он смог победить Ганнибала — представителя злейшего врага, Карфагена, — только выставляя против его армии легион за легионом, полководца за полководцем, ведя настоящую отечественную войну.
Теперь американский Рим вынужден сам стать Карфагеном: играть на бедах соседей, поощрять все мировые силы, способные устроить на территории других стран хаос. Сдавать этому хаосу своих союзников. У США есть деньги и военная техника, но у них почти не осталось солдат, способных к боевым действиям, выходящим за пределы компьютерной симуляции. В Ираке американцы не смогли справиться с массовым дезертирством, отказом военных возвращаться из отпуска, «посттравматическим синдромом» (невозможностью адаптироваться к жизни) и самоубийствами после войны. В принципе, первые признаки этой проблемы были видны ещё во Вьетнаме.
* * *
Правы те, кто говорит: «Мы сильны слабостями наших врагов». Хуже, чем американцам, живётся тем, кто сдал собственные символы ради их «бургеров». Тем, кто поистине «развил тему», предложив мерить успехи государства «чистотой туалетов» или сделать деньги ведущей идеей. Нет и не может быть рациональности и высокой гуманистической идеи у тех, кто толпился в Москве, желая причаститься открытию американской забегаловки. Эта штука сильнее, чем очереди за смартфоном от Apple, в которых можно усмотреть интерес перекупщиков, стремление «успеть купить» или иные минимально здравые причины. Даже из соображений комфорта имело смысл прийти в «Макдоналдс» вечером, через день, на следующей неделе. Но люди жаждали именно открытия, как акта символического. Нужно чрезмерно врать себе, чтобы не увидеть на фотографиях всю нелепость своих соотечественников (а может, и свою собственную) в тот момент. Здесь нет места сухим рассуждениям на тему эффективности и дешевизны американского фастфуда, вытеснившего почти все альтернативы.
После этого невозможно уйти от вопроса: «Продали ли вы идеал справедливого советского государства, во имя которого ваши предки пролили столько своей крови, за возможность вкусить самое низкое — бургер — от западного образа жизни?» Нельзя было и просто продолжить разговор о свободе и демократии. Демократия требует граждан, имеющих честь, готовых на лишения, презирающих потребительство — по крайней мере, возведённое на уровень символа, цели или ценности; никто же не говорит, что демократ не имеет права обедать в заведении быстрого питания. «Я ем, чтобы жить, а некоторые живут, чтобы есть». Демократии нужны эти пресловутые «духовные скрепы» — как уважение к памяти предков, погибших за страну, как нежелание разменивать «высокое» на «низкое». Необходима возможность «высокое» от «низкого» отличить, в конце концов.
Перестройка подхватила развенчание «вождизма» и «культа личности», объявила: «Партия, дай порулить!» Однако этот лозунг не перерос уровень шутки из КВН. Делегирование ответственности и права решать всенародному вождю превратилось в надежду на истинность и прогресс Запада. Того Запада, который обнаружит свою несостоятельность и как империи (солдаты не те), и как демократии (с бесконечным переходом власти между двумя партиями и ограниченным кругом династий). Мы, кажется, так и не поняли, что народовластие — трудная и дорогая «штука». Это не просто возможность кинуть в урну бюллетень. Она требует иного уровня напряжённости народа, большего, чем во времена «застоя». В чём-то даже более сильного, чем в период сталинской мобилизации.
* * *
Можно обвинить в произошедшем «совков», до такой степени задушивших народ, что он к «Макдоналдсу» кинулся как к символу освобождения. Действительно, при всех усилиях «американских спецслужб» проиграла всё равно правящая «коммунистическая» партия — между прочим, обладавшая ничуть не менее сильными «инструментами». Можно заметить, что был «дефицит» (никак не могу взять в толк, почему при работающих заводах был дефицит, а после их остановки — изобилие) или «низкое качество» товаров народного потребления (хотя я бы посмотрел в глаза тому, кто это скажет про советские продукты питания). Однако ошибочно полагать, что время «крайностей», «истерий» и «головокружений» позади.
В апреле 2016 года в Томске был открыт первый «Макдоналдс». История повторилась. Толпы, давка, истерика на входе, странные выражения на лицах успевших занять барские места в забегаловке и вкусить «пищи богов». Жуткого вида клоун, огромными ножницами перерезавший ленточку…
В патриотической прессе стало традиционным пророчить России мрачное будущее, приводя в пример Украину. Что ж, вот вам ещё одна аналогия: этот месяц. Открытие «Макдоналдса» в Запорожье. Визг, давка на входе, сломанная (или кому-то показалось?) дверь. Ребята, сражающиеся в Донбассе, — воплощение современного героизма. Однако нельзя же сказать, что украинский народ в целом успешно противостоит лжи бандеровских СМИ, возмущён зверствами фашистских карателей, охвачен единым революционным порывом. Жизнь на «киевской» части день ото дня явно не становится лучше, но мне видится в ней отчаянное цепляние за мирное, спокойное мещанское существование. А точнее, за любую его видимость. Майдан мог быть остановлен гражданским обществом, даже были какие-то намёки и на антибандеровские митинги, и на поддержку «Беркута»… Но решимости оказалось мало, и проснулась она слишком поздно.
Не нужно надеяться на то, что Запад «сгниёт», поражённый вирусом потребительства. Не стоит обольщать себя мыслью, что авианосцы США стали менее мощными и точными. Необходимо признать, что Россия не сможет «встать с колен», пока народ её не вытравит из себя все перестроечные заблуждения и иллюзии. Пока люди не осознают, что Запад уже давно не предлагает путь «развития», «совершенствования человека», «всечеловеческих ценностей», цивилизации и так далее. А также то, что сами-то (сами!) не демократии и всеобщего прогресса хотели, разрушая Советский Союз и говоря «да!» Ельцину, к тому моменту уже на 100% дискредитировавшему себя. Что демократия требует не потребительских идеалов и способности делать карьеру, а активной гражданской позиции, высоких идеалов и широкого кругозора.
Признав это, надо ужаснуться и вытравить заразу из себя — чувствуя вызов хаоса на Востоке и одобряемого Западом фашизма на Украине. Не так важны «Макдоналдс» или KFC, или красивая одежда, или хороший автомобиль сами по себе — как то место, которое они занимают в жизни. И возможность не стать их рабом, не терять разум в предвкушении открывающейся в городе американской забегаловки. Современная Россия взыскует даже не потребителя, выбирающего «отечественного производителя» вместо иностранного конкурента. Она требует гражданина, обладающего чёткой системой ценностей, имеющего честь, разумного и небезразличного. Обезумевшие толпы — оружие враждебной стороны.