Гитлеровский лагерь смерти в Саласпилсе. Современная официальная латышская пропаганда называет его «воспитательным»

Ложь, как правило, не существует сама по себе; в большинстве случаев она призвана прикрыть те или иные преступления. Вот и тот набор лживых утверждений, касающихся внутренней и внешней политики СССР и отношения латышей к советскому строю, который составляет скелет вышедшей не так давно в Латвии брошюры историка, идеолога и политика-реваншиста, председателя комиссии историков при президенте Латвии Инесиса Фелдманиса «Крушение надежд. Новый взгляд на события Второй мировой войны в Латвии», призван прикрыть не просто согласие латышской буржуазной элиты с гитлеровским оккупационным режимом, но и пособничество ему.

Задумаемся, однако: если кому-то, как утверждает Фелдманис, не нравилась хозяйственная политика советской власти или навязчивая идеологическая работа и пропаганда, разве это оправдывает соучастие в уничтожении нацистами евреев в Латвии и мирного населения на территории России и Белоруссии? Если латышские патриоты хотели восстановления независимой Латвии, то в чём причина последовательного содействия укреплению немецкого оккупационного режима?

В том-то и дело, что местная латышская «элита» хотела не столько независимости, которая в конкретных обстоятельствах того времени была для страны типа Латвии в принципе невозможна, а возвращения немцев в качестве хозяев. Не зря в том месте своей брошюры, которое посвящено отъезду в 1940 году пожелавших сделать это латвийских немцев в Германию, Фелдманис подобострастно сетует, что страну покинули «представители народа, который внёс неоценимый вклад в культуру страны и был самой образованной и наиболее инициативной частью её населения». То же самое он повторяет в заключении.

Понятно, что историк не может сделать вид, что соучастия латышей в преступлениях нацистов не было вообще, но упоминает он об этом предельно коротко и индифферентно. Главное — доказать, что, служа Гитлеру, латышские эсэсовцы служили своему народу, своей стране. Для этого Фелдманис обращается к «высоким мотивам». Первый — надежда на то, что нацисты допустят «восстановление утраченной государственности» Латвии. Второй — борьба с «империей зла», «крестовый поход против большевизма». Последнее в сегодняшних обстоятельствах нового «крестового похода» Запада уже непосредственно против России без всяких там эвфемизмов типа большевизма, звучит, по мнению латышских реваншистов, особенно выигрышно.

Говоря о вере латышской буржуазной элиты в возможность собственной государственности при нацистском режиме, Фелдманис однако вынужден признать, что «в немецких планах суверенная Латвия не значилась». Латыши, пишет он, готовы были согласиться хотя бы с намёком на независимость, хотя бы с автономией, но им пришлось удовлетвориться лишь тем, что «политическая элита нацистской Германии была вынуждена время от времени обсуждать требования латышей».

Провал надежд на собственную государственность при нацистах стал очевиден в 1944 году, а меняться отношение латышей к немецкой оккупационной власти, по Фелдманису, стало уже в середине 1942 года. Если правильно уяснить причины этого изменения, считает Фелдманис, получишь «главный ключ к пониманию исторических событий» того периода. Раз так, то и мы давайте внимательно всмотримся и вдумаемся, что это было за изменение, и чем оно было вызвано.

Может быть, оно было вызвано тем, что по городам Латвии прокатилась волна расстрелов, в ходе которых были убиты десятки тысяч евреев? Нет, латыши в своём большинстве спокойно отнеслись к этому, а в некоторых случаях не только участвовали в них, но и сами выступали инициаторами. Репрессии в отношении коммунистов и советских активистов, уничтожение цыган и умственно отсталых лиц также мало кого взволновали.

Ни вышеперечисленные преступления, которые Фелдманис справедливо называет «политически и расистски мотивированным террором», ни полная ликвидация немцами латвийской государственности, которая в рамках СССР сохранялась, ни неприемлемая, по оценке самого же Фелдманиса, социальная и экономическая политика нацистов, — ничто не способно подвинуть идеолога латышского реваншизма с его позиции: «В конкретной ситуации, созданной Второй мировой войной, немцев можно считать меньшим злом нежели советских русских». Русские, мол, «воплощали угрозу коммунизма и уничтожения». А немцы угрозу уничтожения не воплощали? Воплощали, нехотя и не прямо, но всё же признаёт Фелдманис. Значит, всё дело в коммунизме? Нет, не только в коммунизме — это было бы лишь проявлением классового подхода, который, в принципе, может быть легче преодолён, чем подход расистский, и история послевоенной Латвии тому пример.

А вот расистский подход — это вещь действительно страшная. Во всех цитируемых Фелдманисом воспоминаниях о периоде немецкой оккупации немцы предстают как «бравые парни», «ухоженные», «элегантные», «вальяжные», «самодовольные», «с дружественными манерами», одним словом — «культурные люди», «такие же, как латыши» (!). Не чета «испуганным, замученным людишкам, которые только что покинули Ригу», или «угрюмым и недоверчивым русским», которые умеют лишь «хаотично и панически бежать» от немцев. И только осознав, что немцы смотрят на латышей сверху вниз и что в немецкой расовой шкале латыши стоят ниже даже эстонцев, латыши решились на то, …чтобы поддерживать немцев не так рьяно, как, по оценке Фелдманиса, они могли бы. Но поддерживать надо было, ибо для подобных Фельдманису, но живших за 70 лет до него, невозможно было, как мы понимаем, смириться с возвращением «советских русских», которые решили в своей большой стране уровнять всех людей не только по национальному, но и по социальному принципу.

На что именно возлагались надежды латышской буржуазной элиты, рухнувшие на завершающем этапе войны или вскоре после мая 1945 года? На то, что победит Гитлер? Или на то, что США и Великобритания начнут войну против СССР? И в том, и в другом случае Латвия и латышский народ перестали бы существовать в принципе. Значит, не так уж и плохо, что они рухнули.

Взглянем на эту проблему несколько под другим углом, с точки зрения того, чьи надежды рухнули. Рухнули надежды тех, кто рассчитывал, что с теми деятелями, которые правили в Латвии между великими войнами, с её ресурсами и в её положении можно построить действительно независимое государство. Если так думали недальновидные идеалисты, их жалко. Если — заведомые политические дельцы, то их — нет.

Рухнули надежды тех, кто готов был пресмыкаться перед немецкими нацистами в надежде на осуществление неких немецких посулов, которые и существовали-то, на самом деле, только в собственных головах коллаборационистов.

Рухнули надежды собственно латышских нацистов.

Всё это было хорошо, в том числе и для самих латышей. Я рад, что моя страна внесла в это обрушение свой решающий вклад.