Юрий Пименов: «Человек и Завтра» советского мастера

26 ноября 1903 в Москве родился советский художник Юрий Иванович Пименов. В его творчестве можно увидеть отголоски самых различных художественных течений, однако известен он в первую очередь как импрессионист.

Пименова нередко называют мэтром советского импрессионизма, тогда как сам он считал себя «реалистическим импрессионистом». В его работах было и то, и другое: и четкая графичность, и дымка, скрывающая людей, предметы, дороги и здания его любимой Москвы.

Охватить творчество Пименова в одной статье практически невозможно, даже если опустить биографические подробности. Если говорить о его циклах — 20-е и период «Общества станковистов (ОСТ)», 30-е с «Новой Москвой» и театральными работами, 40-е с дорогами Великой Отечественной войны, 50-е с натюрмортами «Вещи каждого дня» и 60-е с их «Новыми кварталами» — то видна история страны, несколько эпох, которые запечатлел художник.

В своем эссе о Пименове художник Игорь Долгополов пишет: «Мне на миг показалось, что на меня глянуло строгое лицо ценителя искусства, и я услышал слова: «Ведь это полотно — всего лишь репортаж» (речь идет об известнейшей работе Пименова «Свадьба на завтрашней улице» 1962 года). «Да, — мысленно отвечаю я. — Если хотите, это репортаж на высокую заданную тему: Человек и Завтра!».

Пименов действительно был художником очень советским. Бывает ли вообще живопись, особенно большая, без того, что додумываешь и прочувствуешь вслед за автором? В работах Пименова всегда был не просто дух времени, быстрого, строящегося, новаторского, но были и «человек», и «завтра». Образ будущего менялся с десятилетиями в его картинах и графике, живых, динамичных и светлых.

В «станковой живописи» с ее статикой и графикой будущее лязгало машинами, меняющими окружающий мир. В «Новой Москве» и «Работницах Уралмаша» это уже осязаемое будущее: перестроенный Охотный ряд, молодая женщина в летнем платье за рулем автомобиля, девушки-рабочие в театре как символ нового времени с его отсутствующими классовыми предрассудками.

Панно «Новая Москва» (оно же — «Физкультурный парад в Москве), созданное в 1939 году для заключительного зала Советской части на Всемирной выставке в Нью-Йорке, посвященного архитектуре и градостроительству, демонстрирует это будущее во всей его монументальности. Театр, ставший сначала хлебом Пименова в тяжелое время, а затем и любовью, — это тоже 30-е. И все же 1930-е годы — это уже Москва, ее улицы, стройки, новые люди, молодые и жизнерадостные.

На смену новой жизни, нежными и быстрыми мазками нанесенной на полотно, приходит суровый военный быт, где человек — серьезен и собран, а окружающий мир — разбит и разорен. Вспоминая военные годы, Пименов пишет о поземке, и она есть на всех его картинах. Например, «Ночная улица» 1942 года. Метет поземка, слышно, как воет ветер по улице, покрытой льдом. Какое будущее видит женщина, идущая по ночной Москве? У нее суровое лицо, на котором изображена решимость и спокойствие — впереди только победа.

«Я очень хорошо помню московские улицы — пустые, с поземкой. Вот такая поземка с тех пор осталась для меня воспоминанием войны. Такая острая поземка по асфальту — как она проходит быстро, быстро…» — рассказывает Пименов. Он не забыл и героиню своей хрестоматийной картины, теперь, в 1944 году, она ведет грузовик по разбитой дороге, по обочине которой лежат разбитые фашистские танки. Ее волосы, коротко стриженные по моде 30-х, теперь спрятаны под шапку, впереди у нее еще тысячи километров до Берлина.

После войны Пименов начал преподавать на художественном факультете ВГИКа, позже он оформляет фильм «Кубанские казаки», ставший гимном послевоенного восстановления страны. В живописи у него преобладают пейзажи, вновь улицы Москвы, и, особенно, женские персонажи — прохожие, цветочницы. Пименов как будто ненадолго замер, чтобы в «оттепель» разразиться новыми буйными красками, пришло другое время.

«Я страстно, органически не люблю абстрактных вещей. Они мне кажутся скучными, необыкновенно скучными. А вот все то, что лежит вокруг… Вот я выхожу утром, я вижу город. Я вижу людей, которые идут на работу… Вот я вижу парки, солнце, пятна солнца. Этот вот мир, который лежит кругом. Для того, чтобы его изобразить нужен реализм. Именно реализм, настоящий реализм он больше всего похож на натуру, на действительность своего времени», — говорит Пименов.

И его реализм 50-х и 60-х годов — да, это повседневная жизнь, но не повседневность. Ушли в прошлое великие стройки и великие победы, пришла мирная жизнь, которую люди, ошпаренные войной, стремятся отстроить и насытить уютом. Что ж, нет ничего плохого в выросших послевоенных детях, которых пытались посытнее накормить прошедшие войну и голод родители. Это уже изящные и стройные девушки и юноши, спорящие в кафе, заселяющиеся в новые квартиры, еще романтичные, наивные, чистые и жизнерадостные.

Пименов рисует новые кварталы, по опять разбитым, но уже стройкой, дорогам которых идут молодожены, вещи людей, простые и ясные, быт, покупки, цветы и зонты. Его картины — это картины человеческого труда, созидания и нового быта. «Эти новые комнаты знают уже хорошие детские игрушки, модную обувь и нарядные платья, хозяек в бигуди, распаренных предпраздничной готовкой, поездки в старинные театры и новые кино», — говорит художник, напоминая, что эти дома «не знают ночных бомбежек, не знают накрест заклеенных бумагой окон, замороженных комнат, обвалившихся от близких разрывов потолков, — они не знают войны и страха. И дай Бог им никогда их не узнать».

В 1960 году возвращается незнакомка за рулем автомобиля, мчащаяся по улицам Москвы — на этот раз она подъезжает к Крымскому мосту, уже с длинными волосами и в цветном платье, она вновь молода и энергична. В целом, 60-е — это годы признания Пименова, он становится народным художником СССР, действительным членом Академии художеств СССР, кавалером ордена Трудового Красного Знамени и лауреатом Ленинской премии. Он продолжает цикл работ о театре и кино, в частности пишет портрет Татьяны Самойловой в образе Анны Карениной, оформляет спектакли и книги, сам пишет книги и много путешествует.

В 1974 году, за три года до смерти, Пименов ответил одному из своих зрителей на выставке — а что он пишет для себя, если постоянно изображает девчонок в замазанных комбинезонах, дороги в колеях и какие-то вещи? «И этот зритель, вероятно, не поверил мне и был очень удивлен, когда я ему ответил, что, в общем-то, мне иногда и приходилось по заказу, скажем, для театра делать эскизы декораций красивых парков, рисовать какие-то озера, красивые такие вещи… А вот этих вот замазанных девочек, эти вот изъезженные дороги — вот это я делал для себя. Мне они казались настоящей поэзией времени».

Возвращаясь к картине «Свадьба на завтрашней улице», ставшей поэзией времени, хочется вновь процитировать, и даже ответить Долгополову. «Я явственно вижу нашего далекого потомка, человека двадцать первого века… Возможно, правнука этой невесты, задумчиво, неотрывно глядящего на холст и угадывающего в чертах пименовской картины ту удивительную эпоху, полную легенд, невероятных трудностей, блистательных взлетов, войн и борьбы, когда складывалась эта его другая, возможно, более счастливая и спокойная и, конечно, более комфортабельная жизнь».

Жизнь, которую изображал Пименов, которая, как он верил, станет светлой и чистой, с космосом и новыми городами в 21 веке совсем другая. Не правнукам, а уже детям той невесты очень захотелось комфорта и они ради него отказались от скромного советского быта, от воспетой Пименовым «эпохи, полной легенд», от борьбы и подвигов. Потомки, вглядывающиеся в картины советского мастера, видят свет, жизнь, оптимизм и веру в будущее, однако «завтра» этого «человека», каким его видел Пименов, так и не наступило.

Использованы цитаты из блога Армена Апресяна. http://zastris.livejournal.com/