1917: Взлет и падение Российской православной церкви. Часть девятая

3−5 июля 1917 года в Петрограде разразился политический кризис между Временным правительством и Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов, переросший в вооруженное выступление левых радикалов. 5 июля Святейший синод назначает открытие Всероссийского поместного собора его «в день честнаго Успения Пресвятыя Богородицы 15-го августа 1917 года в богоспасаемом граде Москве». А 8 июля в отставку подает обер-прокурор Львов — министр-председатель Александр Керенский принимает его отставку, чтобы назначить на место Львова его товарища Антона Карташева, который впоследствии передал полноту церковной власти Поместному собору. В стране начинаются выборы делегатов, которые отправятся представлять Церковь на ее Соборе. Друг другу противостоят две силы — епископат и духовенство с церковной интеллигенцией, причем, сторонники епископата считают свои стартовые позиции изначально проигрышными. «Московские ведомости», поддерживающие архипастырей Церкви, в этой ситуации пытаются дискредитировать выборное начало Собора и одновременно с этим требуют от епископата не уступать «кому-либо свою апостольскую власть в Церкви». Ставка делается на митрополита Киевского Владимира, архиепископов харьковского Антония, новгородского Арсения, московского Тихона, орловского Макария, кишиневского Анастасия.

«Выборы мирян на Собор спешны до такой степени, что они дадут чисто случайный подбор членов, — пишет газета в начале августа. — И, прежде всего, еще не организован приход, приходские собрания, приходские советы… Летнее время удалило жителей селений на полевые работы… более 15 миллионов самого сознательного населения так или иначе призваны на войну… необычайно тревожные обстоятельства в столицах, разгром армии на фронте, борьба с большевизмом, исход которой далеко еще не предрешен в положительном для правительства смысле, диктатура Временного правительства, тоже весьма проблематичная… Страшная дороговизна, трудности путей сообщения, крайняя тяжесть жизни в Москве, отсутствие помещений и для членов Собора, и для самого Собора — все это, по-видимому, слабо учтено теми, кому было крайне выгодно торопиться с Собором во что бы то ни стало. Наконец, 8 июля только было объявление послание Синода о Соборе, а к 8 августа назначено по всей России окончание всех выборных собраний приходских, благочинных, епархиальных со всею их сложной процедурою. Все это можно успеть кое-как совершить в Петрограде, Москве и в 5−6 крупных городах…».

«…Избиратели послали на Собор избранников, которым неизвестно истинное положение дел церковных, неясны задачи собора… Из практики многих епархий мы знаем, как неохотно во многих приходах и благочиниях миряне являлись для выбора уполномоченных на епархиальные съезды, где уже избирались несколько членов Собора. «Епархиальные ведомости» дают немало описаний таких собраний избирателей: едва могли составить акты об избрании. Нередко не удостаивались избрания даже на епархиальных собраниях самые достойные участники благочиннических съездов, хотя эти достойные люди, отмеченные общим уважением епархии, изъяли согласие участвовать в епархиальном собрании. При избрании в члены Собора на епархиальных собраниях небольшой перевес голосов полуграмотному и малоизвестному крестьянину давал преимущество над высокопреосвященным, опытным, известным своим стоянием за правду церковную, благочестивую жизнь и пожертвованиями на храмы помещиком, который поехал бы на Собор не ради 20 рублей суточных и мог бы с пользою для дела поработать в согласии с епископами. Точно в насмешку над епископами викарными и пребывающими на покое дана была им возможность баллотироваться наряду с пресвитерами, диаконами и псаломщиками. Ревнитель дела церковного».

(«Московские ведомости» № 210 от 24 сентября 1917 года)

§

Главный вопрос, который решался на Соборе, касался устройства управления Российской православной церковью. Фракция епископов поддерживала этот акт, против выступала группа «церковного возрождения». По сообщению газеты «Дело народа», епископская группа, правая, первым делом обрушилась на ту часть участников Собора, которая «сгруппировалась вокруг академиков-профессоров. В кулуарах Собора епископы называют профессоров «большевиками» и заявляют открыто, что элементы эти не могут быть терпимыми Церковью. Епископат действует при помощи «Московских ведомостей», где помещаются полупогромные статьи». Левая группа с каждым днем пополнялась «мирянами, которые решительно отгораживаются от агитации епископата». Ее программными задачами являлась, во-первых, внутренняя свобода церковного самоуправления — устранение абсолютизма в отношениях между высшими служителями церкви и низшими. Во-вторых, последовательное проведение справедливых отношений между мирянами и клиром при отправлении гражданских обязанностей. В-третьих, деятельное осуществление культурной миссии Церкви на началах истинного учения Христова — установление дружественных отношений между Церковью и новым демократическим строем России. Идею восстановления патриаршества эта группа не поддерживала.

С середины августа по конец сентября довлеющий перевес был на стороне левых соборян. В середине сентября «Московские ведомости» жаловались на то, что нельзя признать заседающий в Москве Собор за «Поместный собор Православной российской церкви» и делали вывод, что «многомиллионный православный русский народ, смотря на Собор, или от изумления молчит, или местами уже гневно ропщет на подмену Освященного собора Православной русской церкви собором синодально-протестантским, справедливо видя в этой подмене новый и самый роковой для России вид немецкого над ней засилья, засилья над самою душою русского народа, над его православной совестью, с потерей которой он превратится в немецкого батрака и посмешищем народов». Объясняя нужду в патриархе как главе Церкви, издание предупреждало, что даже в случае реставрации монархии последняя в патриаршестве увидит уже свершившийся факт, ограждающий свободу Церкви от тех беззаконий и насилий, которыми всегда возмущались верующие при монархическом строе, и «которые теперь готовы допустить и приветствовать наши церковные «возрожденцы», отстаивающие и обер-прокуратуру, и зависимость Церкви от государства, и… главное, жалование, жалование, господам свободолюбимым «возрожденцам».

Полемика шла жесткая и с применением административного ресурса.

«Считаем необходимым обратить внимание на следующее возмутительное безобразие. Диакон Громов, неизвестно почему распоряжающийся в Епархиальном доме (где проходили заседания соборян — С.С.), выгнал из вестибюля продавцов журнала «Церковность» и газеты «Московские ведомости», допуская там продажу только социалистических газет и «Свободной Церкви» Галкина. Управлению дома вероятно ничего не известно о самовольных действиях диакона Громова, и редакция надеется, что после ее заявления управлением дома будут приняты надлежащие меры».

«От редакции. Диакон Громов, которому в №182 газеты нашей была приписана позорная роль гонителя прессы церковной в Епархиальном доме во время заседаний церковного Собора, просил редакцию опровергнуть это известие. По наведенным точным справкам, действительно, гонителем газетным оказался диакон Гудков, проживающий в Епархиальном доме. Извиняемся перед отцом Громовым».

«Обращаем внимание распорядителей Собора, что проживающий в Епархиальном доме диакон Гудков, кем-то поучаемый, продолжает проводить свою цензуру продаваемых в Епархиальном доме книг и газет, и одни разрешает к продаже, другие как, например, «Церковность» и нашу газету изгоняет. Неужели нет средств прекратить это безобразие и унять отца Гудкова?».

(«Московские ведомости» №182 от 20 августа, №186 от 25 августа, № 188 от 27 августа)

§

Перелом наступил в начале октября. Идеологи правой группы, боровшиеся за голоса соборян, объясняли, что политическая сила в стране перешла в руки «так называемых большевиков». Отказало Церкви в поддержке и Временное правительство. 11 октября министра-председателя Керенского посетила делегация от Всероссийского поместного собора в составе архиепископа Тамбовского Кирилла (Смирнова), протоиерея Станиславского, присяжного поверенного Кузнецова и крестьянина Уткина, которые передали премьеру постановление Собора об отмене закона о передаче церковно-приходских школ в ведение министерства народного просвещения. В ответ Керенский заявил, что Временное правительство не может отступать от своего постановления, вызванного государственными потребностями, поэтому «возможно лишь говорить о смягчении трений и шероховатостей, вызванных передачей церковных школ в ведение министерства». Как сообщал «Московский церковный голос» по итогам поездки соборян в Петроград, «делегат Н.Д. Кузнецов устанавливает еще большее. Из беседы с А.Ф. Керенским он вынес убеждение, что правительство решительно выступило на путь отделения Церкви от государства…». Все это играло на руку правой группе, хотя вплоть до конца октября — получения известий из Петрограда о свержении Временного правительства решение о восстановление патриаршества не было предрешено.

Противники патриархата указывали на различные обстоятельства. Так, газета «Отечество» сообщала, что «есть два современных типа патриархата — интернациональный, папство, и глубоко-национальный типа армянского и греческого патриаршества. Мы не хотим верить, чтобы харьковский владыка (Антоний — С.С.) и его единомышленники, действительно, замышляли то, в чем их многие обвиняют — насаждение на Руси подобия папства, с его оторванностью от всякой национальной почвы. Но и другой тип, типа национального патриарха, нам чужд; потому что он порожден религиозными и национальными гонениями и вырос в Турции. Между тем, положение русских православных — и их Церкви в России — никоим образом не может быть уподоблен положению турецких греков и турецких и русских армян». В свою очередь профессор Петроградской духовной академии, главный редактор «Всероссийского церковно-общественного вестника» Борис Титлинов обращал внимание соборян на возможность «расчленения нашего государства… Мы знаем, как стремятся к разделению жители Украйны. Все эти автономии движутся в области государственной, но они имеют связь с таким же движением и в области церковной», соответственно, «коллегиальное управление дает возможность равномерного представительства от разных групп в церковной организации, а идея единовластия устраняет это представительство».

§

Окончательную точку в дискуссии поставили большевики. И сыграли они на стороне епископата. Представлявший интересы левой группы «Московский церковный вестник» замечал, что именно «кошмарные дни большевистского вооруженного восстания нарушили нормальный ход Соборных занятий; соборяне, как и вся Москва, испугались возможного разгона и решились круто покончить с вопросом о патриаршестве, который сделался для многих членов Собора вопросом первостепенной важности… К 28 октября ничто еще не предвещало скорого окончания прений по этому вопросу; оставалось еще до 50 ораторов… (более 60 ораторов уже высказались до этого дня). Кратко сущность прений можно резюмировать так: в первом периоде их пелись дифирамбы патриарху; возлагались на него такие надежды, что жутко даже становилось за будущего патриарха… Второй период начинается с блестящей речи нашего московского представителя, протоиерея Н.П. Добронравова. Эта речь была холодным душем для экспансивных патриархистов… Трудно сказать, что было бы с данным вопросом, если бы по тактическим соображениям отец протоирей перенес свою речь на самый конец прений… Трудно сказать, получился ли бы тот результат, который неожиданно был преподнесен Русской церкви в дни большевистского насилия. В эти дни прения были прерваны и решено было наметить 3 кандидатуры на кафедру всероссийского патриарха. Нечего и говорить, что большинство голосов было получено архиепископом Антонием (Храповицким — С.С.), на которого с надеждой взирала вся правая сторона собора…».

На наш взгляд, правая группа увидела в захвате власти большевиками шанс для себя наконец поставить Церковь впереди государства. В то, что Ленин и его соратники удержат власть, соборяне не верили. Глава духовенства армии и флота протопресвитер Георгий Щавельский вспоминал, как после 25 октября в совет Собора поступило предложение одного из митрополитов просить новую большевистскую власть немедленно передать Церкви для религиозно-просветительных целей все кремлевские дворцы и арсенал, очистив последний от находящихся в нем материалов, называя эту инициативу «несуразной». Но владыки рассчитывали повторить то, что не удалось в XVII веке патриарху Никону, который пытался поставить власть церковную выше власти царской и потерпел поражение в схватке с «тишайшим» Алексеем Михайловичем. Не случайно, как вспоминал архиепископ Евлогий (Георгиевский), накануне избрания патриарха члены Собора решили съездить помолиться в подмосковный Воскресенский монастырь, именуемый еще «Новым Иерусалимом» и основанный «патриархом Никоном, который жил идеей «Святой Руси» и «Третьего Рима». Единственно, что удалось отыграть левой группе, замечала ретроспективно в мае 1918 года газета «Новая жизнь», это вырвать у «крайне правых сторонников патриаршества типа Антония Харьковского… проект конституционного патриархата с двумя палатами: палатой лордов-епископов (Священный синод) и палатой депутатов (Церковный совет), совсем как в Англии».

Впрочем, сам архиепископ Антоний не получил желаемого, он патриархом не стал. Несмотря на то, что харьковский владыка набрал при баллотировке больше всех голосов (вторым пришел новгородский Арсений, третьим — московский Тихон), последний и стал первым. Протопресвитер Щавельский писал после, что на самом моменте определения имени будущего патриарха Антоний, Арсений и Тихон не присутствовали, «они остались у себя дома. Новоизбранный патриарх Тихон принял известие об избрании спокойно и благочинно. Арсений радостно перекрестился, когда ему сообщили об избрании Тихона. А Антоний крепко выругался. В Киеве, в Екатеринодаре, в Карловцах он покажет, чего можно было ожидать от него, если бы он стал патриархом».

«…Вот первое богослужение в Успенском кафедральном соборе в Москве. Я стоял на левом клиросе среди других духовных. Рядом с нами было царское место — красивый резной золоченный балдахин. А на другой стороне, около правого клироса, было Патриаршее Место, более простое, даже архитектурно-аскетическое, старинное, древнее. И оно было пустым 217 лет. И все же стояло, дожидаясь своего времени. Стоит обратить внимание на это распоряжение мест. Патриаршее — на правой, более важной стороне, а царское — на левой, второстепенной. Это так не мирилось с воззрениями пережитого императорского петербургского периода, преимущественного господства государства и государей: они — везде выше всего!.. Цари прекратились, а «пустое» место пережило их…».

(Митрополит Вениамин (Федченков), «Церковный собор в Москве»)

«Пустое место» заполнилось. Но вместо радости от победы вскоре Церковь испытала горечь поражения.

Продолжение следует.