На начало 1917 года отношения Санкт-Петербурга и Римско-католической церкви были отвратительными. И католики, и униаты подвергались жесточайшим преследованиям, которые имели место не только в силу законодательных ограничений, но и существующей практики. Комиссар иностранных дел Григорий Чичерин в 1924 году, адресуясь к председателю Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП (б) Емельяну Ярославскому, описывал положение католиков в Западном крае в бытность Российской империи: «Даже разрешенные генерал-губернаторской властью разъезды епископа в епархии обставлены всевозможными отягчительными условиями. Епископ уведомляет о дате своей поездки, причем исправники лично сопровождают епископов «для предупреждения всяких недоразумений»… Члены полиции при этом во все вмешиваются, воспрещают выносить при встрече епископа хоругви на паперть, приказывают снимать арки из живых цветов, воспрещают посыпать цветами епископский путь, приказывают выдергивать елочки вдоль того же пути… За деятельностью католического священника в Западном крае установлен бдительный полицейский надзор. Ксендзы штрафуются за самовольную отлучку в другие приходы, за произнесенные проповеди собственного сочинения без предварительного одобрения цензуры, за сборы денег на предметы, неизвестные местному начальству, за необъявление о высокоторжественных днях, за совершение крестных ходов в костельной ограде в дни, не означенные в особой табели, составленной губернатором и утвержденной генерал-губернатором… Значительная часть преследований, которым подвергалось католическое вероучение, было связано с народным образованием и школьным делом».

Radiosvoboda.org

Как указывает доктор исторических наук Михаил Одинцов, Ватикан в 1912 и 1913 годах в специальных меморандумах царскому правительству указывал на те стеснения, которые испытывали католики и просил об отмене наиболее жестких положений законодательства, касавшегося Римско-католической церкви в России. Но царское правительство отказывалось идти на какие-либо уступки. Хотя министр иностранных дел Сергей Сазонов предлагал Санкт-Петербургу найти общий язык со Святым престолом в общих важных международных вопросах. В Меморандуме от 3 декабря 1914 года о Католической церкви и российском правительстве, составленном Конгрегацией по чрезвычайным церковным делам — секцией Государственного секретариата по отношениям с государствами говорилось: «Святому престолу безусловно известно, что положение католицизма в России удручающее, а целая серия достоверных донесений и важных документов, переданных Святому престолу, неопровержимо доказывает, что российское правительство сознательно и систематически стремится уничтожить католицизм и все нерусские национальные группы, воплощая тем самым желания воинствующих схизматиков и фанатиков-националистов, которые сегодня являются абсолютными хозяевами России, сопротивляющейся истинной цивилизации, как никогда прежде».

Поэтому, пишет историк Лоран Келликер, когда первые известия об отречении царя достигли Италии, общее настроение Римской курии было оптимистичным… В разговоре с бароном Монти государственный секретарь кардинал Пьетро Гаспарри выразил оптимизм: «Что касается русской революции… Святой престол должен ожидать для русских католиков только положительных перемен: положение католиков в России было невыносимым, и свобода, объявленная новым правительством, может только радовать католиков». Ретроспективно заметим, что облик царизма в Ватикане был настолько негативен, а образ Временного правительства настолько положителен, что захват власти большевиками не смог резко изменить представления папы о положении католиков в России. При этом Временное правительство: освободило митрополита Шептицкого, разрешило вернуть из ссылки епископа Эдуарда фон Роппа, а также приняло очень благосклонный закон о Католической церкви. Отделение Церкви от государства не очень пугало Ватикан, так как существовали бельгийский и американский прецеденты, а также французская практика.

§

В апреле 1917 года управляющий Могилевской католической архиепархией епископ Ян Цепляк обратился к Временному правительству с просьбой принять меры по изменению положения Католической церкви в России. Правительство образовало специальную комиссию для пересмотра действующих законоположений по делам Римско-католической церкви. К своей работе она приступила в самом начале мая. В свою очередь департамент духовных дел министерства внутренних дел в июле 1917 года обратился с доверительным письмом в российское внешнеполитическое ведомство с просьбой «походатайствовать» перед Римской курией по официальным каналам с тем, чтобы Ян Цепляк (епископ-суффраган) получил «справедливое вознаграждение» и был возведен в почетный сан архиепископа.

Было и другое. В мае в ориентирующейся на русский православный епископат газете «Московские ведомости» появляется редкая, но интересная статья навстречу съезду униатского духовенства в Москве. В ней сообщается, что в России существуют общества соединения с Англиканской церковью и старообрядческими Церквями. Но «не было до сих пор общества друзей соединения церквей Католической и Православной, хотя таковое общество давно уже существует на Западе и пользуется все большим и большим успехом среди католиков всех наций и особенно среди наших союзников-французов. Именно Владимир Соловьев с нашей стороны и доминиканец Ванутелли со стороны Рима, а епископ Штросмайер со стороны западных славян первые положили начало этому движению, нашедшему отголоски как среди южных славян, так и среди православных греков. Тысячелетняя рознь обеих Церквей в связи с политическими распрями на национальной почве сделало то, что обе христианские половины мира стали смотреть друг на друга не как на сестер, находящихся во временном отчуждении, основанном более на политических причинах, чем на религиозных, а как на злейших врагов своей национальности и своего вероучения.

Всякий компромисс и соглашение с ними стали называть предательством, изменой своему народу и вероотступничеством от правой веры. Правительства и лица, заинтересованные в продолжении этой розни, старались всячески раздувать и при помощи немецких протестантских книг, распространяемых среди юношества и лиц, интересующихся этими вопросами, достигли желаемого. Реакция наступила, как только восточные и западные славяне стали ближе знать друг друга. Изучение католичества по католическим, а не по протестантским книгам, открыло глаза многим русским богословам, начиная с Владимира Соловьева. Макс Саксонский и Ванутелли показали Риму, что Рим и православный Восток содержат католическую веру неповрежденной. Отсюда естественно было протянуть друг другу руки и в ожидании того великого момента, когда Церкви соединяться и будет единой стадо и един пастырь».

В Ватикане в июле 1917 года на собрании Конгрегации чрезвычайных церковных дел настаивают на необходимости получить как можно больше привилегий для Католической церкви до того, как Учредительное собрание соберется и зафиксирует статус различных конфессий. При этом руководство Католической церкви колеблется по вопросу, как именно вести экспансию в России — поляки предлагают папе Римскому Бенедикту XV отдать приоритет латинскому обряду, поскольку уния сопряжена с риском победы украинских националистов. Но большинство в Римской курии высказываются за восточный обряд. Это значило победу греко-католического митрополита Андрея Шептицкого, которого в Российской православной церкви видели противником ввиду ориентации последнего на украинство и Австро-Венгерскую империю.

§

Против католицизма высказывалось духовенство. В мае в «Московском церковном голосе» профессор П.П. Верховский, преподаватель Донского университета и член Всероссийского съезда духовенства и мирян, обозначал следующий «проект отдела о вере в будущей Конституции России»: «Орден иезуитов и филиальные общества последнего не могут быть допущены в России, и членам их не разрешается совершать никакой деятельности ни в церкви, ни в школе. Это воспрещение может быть распространено и на другие религиозные ордена, деятельность которых представляет опасность для государства или нарушает мир между исповеданиями… Переписка духовных властей всех вероисповеданий с иностранными церковными властями, соборами, синодами может производиться не иначе, как с ведома и одобрения министра исповеданий… Ни один акт, исходящий от иностранных духовных властей, соборов и синодов, не может быть обнародован какой бы то ни было духовной властью в России или приведен в исполнение без разрешения министра исповеданий…»

Это не было в интересах Временного правительства. Оно осенью 1917 года внесло на рассмотрение законопроект об изменении действующего законодательства по делам Римско-католической церкви в России. Основные положения проекта прежде всего касались порядка назначения римско-католического духовенства. Архиепископ-митрополит, епископы, апостольские администраторы назначались бы Ватиканом по соглашению с правительством. При назначении других духовных лиц такого соглашения не требовалось. Апостольский престол мог учреждать в России новые католические епархии, «поскольку это не связано с расходом казны, свобода союзов распространяется на всякого рода религиозные общества». Допускался беспрепятственный въезд в Россию иезуитов. Католические семинарии находились бы в полном ведении католического духовенства. Что касается духовной академии, то высшее управление ей отдавалось «всем сообща епархиальным епископам Могилевской митрополии, а непосредственное управление — архиепископу-митрополиту. Ректор академии назначается с согласия правительства». У Временного правительства были свои идеи. Посол его при Ватикане А.М. Лысковский после встречи с папой Римским предложил впредь «согласовывать с Ватиканом через российскую миссию мероприятия в религиозной области», так как такая практика «облегчит задачу воздействия на папу по вопросам международно-политического характера».

§

Со своей стороны попробуем высказать смелую версию. Епископат Российской православной церкви вовсе не был настроен перед началом Всероссийского поместного собора на введение «папистского самодержавия». Архипастыри российские настраивались на выстраивание конституционной монархии, когда бы царствующий, но не правящий патриархах возглавлял Церковь, а реальное управление оставалось за епископальными учреждениями. И в знакомом для епископата российского опыте католическом был тому пример. Дело в том, что в XV веке Римско-католическая церковь переживала процесс концилиаризма. Собор в Пизе в 1414 году принял решение, в котором говорилось, что «все, независимо от ранга и положения, включая самого папу, были обязаны подчиняться собору в вопросах веры, преодоления схизмы и реформирования Церкви в отношении как ее главы, так и ее членов». Как указывает церковный историк Диармайд Маккалох, невозможно было яснее выразиться о том, что папа должен был уступить первенство всеобщему Собору, но Собор в Констанце также добавил еще одну идею в декрет 1417 года, предписав созыв Собора отныне каждые десять лет — если бы это предписание вступило бы в силу, Собор мог стать важным и постоянным компонентом в процессе реформирования и преображения Церкви.

«Что-то странное творится с заседающим в Москве Поместным собором Православной русской церкви… Заседающий Собор созван, сконструирован или составлен Святейшим синодом посредством особо поданных им «положения» или «устава»: не только в созыве Собора, но и в его составе, что особенно верно, сказалась исключительно воля Святейшего синода. Вот почему и происходящий Собор должен быть назван исключительно синодальным по самому существу своему… Церковные же каноны ясно и со всею решительностью говорят нам, что Соборы Православной церкви бывают только епископские… Малейший уклон от этого епископально-соборного строя Церкви будет или уклоном в Римско-католическую ересь, где соборный епископат заменяется индивидуальным в лице папы, или уклоном в протестантство, где Собор епископский превращается в Собор епископско-пресвитерско-мирянский с умалением на нем епископов и даже с уравнением их со священниками и мирянами… Святейший синод… пожелал иного: не торжества православно-церковных начал в Православной русской церкви, а укрепления и завершения силой внедренных Петром I в жизнь и строй Православной церкви в России протестантских начал… на созванном Святейшим синодом соборе власть епископская как таковая отсутствует… На этом-то основании нельзя признать заседающий в Москве собор за «Поместный собор Православной российской церкви»… Понятно теперь, почему многомиллионный православный русский народ, смотря на Собор, или от изумления молчит, или местами уже гневно ропщет на подмену Освященного собора Православной русской церкви собором синодально-протестантским, справедливо видя в этой подмене новый и самый роковой для России вид немецкого над ней засилья, засилья над самою душою русского народа, над его православной совестью, с потерей которой он превратится в немецкого батрака и посмешище народов».

(«Московские ведомости» №201 от 13 сентября 1917 года)

Продолжение следует.