Миф Пилсудского и возрождение Польши

«12 ноября 1918 года регентский совет передал Пилсудскому военную власть и главное командование польскими вооруженными силами, а также поручил сформировать общенациональное правительство». Этой строчкой в исторических календарях обозначают дату, связанную с восстановлением польской государственности по итогам Первой мировой войны и распада трех империй — Австро-Венгерской, Германской и Российской. Обретение Польшей независимости в первой трети XX века как в самой стране, так и за ее пределами, во многом связано с легендарным политиком Юзефом Пилсудским, который уже в 1920-х годах стал формировать исторический миф вокруг своего имени, оттесняя в тень второго отца-основателя, лидера национал-демократического движения Романа Дмовского. Хотя именно идеи и концепции последнего в итоге стали главной программой внешнеполитической линии II Республики, Пилсудского, как главы режима Санации, и преемников маршала вплоть до сентября 1939 года.

Однако ретроспективно глядя на борьбу польских национальных сил в 1914—1918 годах, нельзя оставить без внимания, возможно, одних из важнейших «творцов», хотя и не по своей воле, возрожденного государства. Речь о Берлине, Вене и Петрограде, чьи взаимные действия в немалой степени способствовали поначалу «безнадежному делу». В самом начале Первой мировой войны и еще пару лет после того польский вопрос считался внутренним делом поделивших Речь Посполитую Обоих Народов под конец XVIII века империй. Даже когда Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич издал 14 августа 1914 года воззвание к полякам, в котором им обещалась возможность воссоединения австрийской, немецкой и русской частей — это означало не более чем автономию под «скипетром Русского царя». Правда, польские депутаты в Государственной думе, а также легальные политические партии были обнадежены словами великого князя, считая, что они открывают путь к решению проблемы — вначале автономия в составе Российской империи, потом суверенитет. Этой линии, ставки на Петроград и Антанту придерживался Дмовский.

В отличие от него Пилсудский ставил на Центральные державы, допустившие во время войны серьезную для себя ошибку. «Ящик Пандоры» открыл Берлин, который в ноябре 1916 года принудил Вену пойти на создание «независимого государства с наследственной монархией и конституционным строем» — Польского королевства. Конечно, независимость его с самого начала была условной и вряд ли бы немцы позволили стать ему таковым. Но главное — в другом. По нормам международного права того времени, территориальные изменения разрешено было проводить на мирных конференциях после завершения войны. Помимо того, Центральные державы вводили в Польском королевстве всеобщую воинскую повинность, что сказывалось тяжелым бременем для российских подданных польского происхождения — их могли обвинить в нарушении присяги и государственной измене. Демарш Берлина наряду со всем этим выводил «польский вопрос» на новый уровень. Если раньше союзники Российской империи — Великобритания, Италия и Франция — задумывались над будущим Польши, но не говорили о сем с Петроградом напрямую, то теперь европейские державы получали право открыто ставить эту проблематику. И не только они, но и Вашингтон.

Под конец декабря 1916 года уже лично российский император Николай II обещает создать «свободную Польшу, состоящую из трех частей, ныне разделенных». Однако политические силы, пришедшие в России к власти по итогам февральского государственного переворота, посылают такие сигналы, из которых поляки делают вывод: Петроград теряет возможности заниматься решением «польского вопроса». Газета «Петроградские ведомости» пишет о сделанном «неприятном открытии». В ответ на приветствие российских демократических сил, пожелания независимости и выражения надежды на сотрудничество в военном союзе их польские собеседники открыто дают понять, что настроены на восстановление Польского государства в тех пределах, которые провоцируют территориальные претензии к Белоруссии и Литве. Дальнейшее развитие событий окончательно выводит Россию из большой игры. Власть перехватывают большевики. В марте 1918 года по итогам Брестского мира польские земли поступают в немецкую сферу влияния. При этом Берлин идет на создание украинской государственности в рамках своей политики создания буферных зон на востоке, что является камнем преткновения и для поляков.

Ситуация резко меняется в октябре 1918 года. Австро-Венгерская и Германская империя охвачены революционными пожарами. Созданный Центральными державами два года назад регентский совет в начале октября издает манифест, провозгласивший восстановление польской государственности на основе 13-го пункта заявления президента США Вудро Вильсона, который гласил: «Должно быть создано независимое Польское государство, которое должно включать в себя все территории с неоспоримо польским населением, которому должен быть обеспечен свободный и надежный доступ к морю, а политическая и экономическая независимость которого, равно как и территориальная целостность, должны быть гарантированы международным договором». Речь идет об этнографической границе, с чем согласны далеко не все польские силы, но это потом. Пока же на оккупированных территориях немцы сдают власть и разоружаются, готовясь эвакуироваться в Германию. На этом фоне в ноябре 1918 года прибывает Пилсудский. Еще не как триумфатор — в Варшаве и Люблине формируются конкурирующие центры власти, а сам будущий маршал, недавно выпущенный из заключения в крепости Магдебург, куда он попал в июле 1917 года, вспоминал впоследствии об этом времени так: «Хаос, с которым я встретился в Варшаве, был так велик, что без обдумывания и знакомства с природой этого хаоса я считал невозможным для себя присоединиться к какой-либо работе…».

Парадокс, но в этой ситуации Пилсудскому власть в Польше вручила проигравшая сторона — Берлин, в то время как игравший за победителей — Антанту — Дмовский оказался отодвинутым в сторону. Преимуществами Пилсудского оказались как минимум два фактора. Во-первых, заключение в Магдебурге, которое наработало «временному главе государства» большой моральный авторитет. Во-вторых, репутация Дмовского, который видел гораздо более серьезную угрозу польскому делу в Германии, чем в России. Пилсудский, по крайней мере, мог обещать немцам возможность спокойно вернуться домой и выполнить это обещание. Важно это было еще и с точки зрения препятствования любой возможности налаживания контактов между Берлином и Москвой. Примкнувший тогда к Пилсудскому консервативный публицист Станислав «Кот» Мацкевич не случайно указывал на то, что политическая игра Польши «является функцией российско-германских отношений, когда они плохие, польская важность растет, Польша вновь обретает политическую автономию. Когда российско-германские отношения налаживаются, самостоятельность польской политики снижается. Во время политического единства действий российско-немецких польская независимость умирает». Это видение политическое. Однако Пилсудский был не только политиком, но и обладал военным мышлением. Поэтому в критической ситуации развала старого мира он сделал ставку на подконтрольную ему военную силу, которую привел с собой в Польшу, что обеспечило победу Пилсудского над оппонентами.